Тень смерти

Хасан подошел к могиле. Он много раз видел как некроманты воскрешают павших на поле боя, и даже сам делал нечто подобное с помощью Печати Тьмы (хотя там все было несколько иначе — покойник не успевал даже остыть, как уже становился зомби, потому субъективно это не воспринималось, как воскрешение мертвого.), однако сейчас чувство было другое — ему предстояло самостоятельно лишить упокоения тело человека, умершего неделю назад, превратив его в чудовище, жаждущее крови и поедания трупов.

«Думай об этом, как о мобилизации», - сказал он себе.
– «Ты призываешь его в армию.»

— «Девять дорог, ведущих сюда, одна дорога, уводящая отсюда… Девять лучей черной звезды, удерживающие круг, открываются пред тремя перевернутыми ключами… Именем того, кто первый открыл врата иного мира… Властью той, что никогда не проходила через них… Врата пламени, ветра и волн, отдайте мне его тело… Врата света и тьмы, отдайте мне его душу… Врата земли, выпустите его из Мира Теней… Я запечатываю первый путь, да не получит он дара, кроме бессмертия… Я запечатываю второй путь, да не получит он проклятия, кроме бессмертия… Я запечатываю третий путь, да не скроет он своего облика пред лицом Костлявой… Четвертый путь я оставляю открытым, да вернется им, когда завершится его служба… Мертвец, призванный не жить, но служить… Восстань, именем Живого Лича!

Какую-то долю секунды Хасан думал, что ничего не произойдет. Затем земля у его ног зашевелилась и оттуда показалась иссохшая человеческая рука. Некромант отскочил в сторону, и замер, глядя как упырь вылазит на поверхность. Этот упырь отличался от тех, что он видел раньше. Как минимум, он был не землянисто-желтого, а скорее серого цвета.

— Цвет упыря различается у разных некромантов, з пояснил голос у него за спиной. Он обернулся и увидел Зению, наблюдающую за ним с чем-то вроде сожаления во взгляде.

— Вы уже проснулись, Зения?
– поинтересовался Хасан, который готов был сейчас разговаривать с кем угодно, лишь бы не смотреть на свежевоскрешенного упыря.

— Не весь же день спать, - отозвалась девочка.
– Бери своего упыря и пойдем. Не стоит отставать от графика.

Хасан сделал жест рукой, который, как он полгал, должен был приказать упырю следовать за ним, и направился к повозкам. Покойник крякнул и побежал следом. Сар’ар проводил их взглядом и пробормотал:

— Серый цвет… Может быть, ждать пять лет не придется…

***

К вечеру Хасан понял, что, помимо Зении, обсудить чувства, возникшие в связи с воскрешением его первого упыря, ему не с кем. С другой стороны, он точно знал, что Теневые Маги отрицательно относятся к любого рода воскрешению мертвых, включая и некромантию. Но поговорить все равно хотелось, поэтому он взял у Мардока реквизированную в деревне подушку и отправился к повозке, где девочка пыталась заснуть, положив руки под голову.

— Вот, - сказал он, протягивая подушку.
– Реквизировали в деревне. Думаю, так вам будет намного удобнее.

— Спасибо, - произнесла девочка, забирая подушку. Посмотрев на нее, Хасан начал подозревать, что больше всего ей сейчас хочется лечь спать и не думать о планах и упырях.

«Загоняли ребенка, - подумал он.
– Ей по восемь часов сна полагается, а она по двадцать планы рисует. Ладно, утром с ней поговорю», - решил некромант и повернулся, чтобы уйти.

— Ты делаешь это ради будущего, - тихо произнесла Зения, глядя ему в спину.
– Ради мира, где никто не будет разлучен с дорогими ему людьми только из-за того, что его аура черная, а не красная. Человеку, которого ты превратил в упыря, уже нечего терять — он прожил свою жизнь до конца и выполнил все, что было ему суждено.

— В Академии нас учили, что, создавая нежить, мы нарушаем законы существования мира и проклинаем свою душу, - выдавил из себя Хасан.

— Так и есть, - подтвердила девочка.
– А ты на меня посмотри. Я совершаю страшное преступление против законов своего ордена, водясь с некромантами и, тем более, помогая им изменить существующий естественный миропорядок. Я делаю это, потому что хочу создать мир, где таким, как я, не придется прятаться в лесах, где нас не будут травить собаками, как моего отца, и жечь на кострах, как мою мать. Впрочем, все это — мои детские оправдания, я в любом случае нарушаю законы мироздания, и я делаю это не потому, что этот мир обошелся жестоко именно со мной, а потому что естественный миропорядок несправедлив сам по себе. Те, кто пытаются поддерживать баланс, не живут в этой подлунной дольше тридцати лет. Солнце здесь светит только живым, да и то не всем. Мы создадим наш, справедливый порядок, где будет греть наше, справедливое светило. И ради этого мы временно заимствуем тела усопших. Это как… - девочка ткнула пальцем в подушку, - …реквизированная для военных целей постель. В нашем новом мире твой упырь будет волен умереть или жить, как сам пожелает.

— Спасибо вам, Зения, - сказал Хасан, оборачиваясь и отвешивая девочке поклон.

— Прекрати уже называть меня на вы, глупо звучит, ты же на десять лет меня старше, - пробормотала смущенная Зения.

Хасан, начинающий подозревать, кто из них на самом деле старше, снял подбитый мехом плащ и укрыл им девочку.

— Уже сентябрь, ночи здесь холодные, - сказал он, и с зашагал к своей повозке.

***

Путешествие к Перекрестку заняло у армии скелетов пять дней. Придорожные леса и поля сменились угрюмыми холмами, дорога стала широкой и пыльной. В последние два дня войско нежити делало привал на ночь, не потому, что скелеты могли устать, а потому, что даже мертвецы могут ночью наткнутся на засаду или стать жертвами внезапной кавалерийской атаки. На пятый день эти опасения оправдались.

Лагерь в этот раз разбили на большом цветочном лугу, что было достаточно большой редкостью для мрачных пыльных окрестностей Великого Перекрестка. Зения отправилась собирать цветы («Все-таки у нее тоже есть человеческие слабости», - с облегчением заметил Хасан), а Хасан пошел вместе с ней, аргументируя это тем, что ходить в одиночку вблизи вражеских позиций опасно.

— Да брось, - ответила ему Зения.
– Если там не притаилась парочка архимагов, то мне ничего не грозит, - однако возражать не стала.

За последние пять дней Хасан намного больше узнал о грандиозном замысле Мал Ксана. Зения ничего не сообщила ему прямо, но беседуя с ней о устройстве мира, Хасан много о чем догадался сам. Ученые Академии уже не менее пятидесяти лет считали возможность создания второго солнца хотя и труднореализуемой, но теоретически допустимой. Куда больше Хасана поразила идея не только создать вторую звезду, но и уничтожить первую, однако, поразмыслив, он пришел к выводу, что раз магия Созидания при поддержке нескольких секретных магических техник способна сотворить что-то масштабов небесного светила, следует полагать, что магия Разрушения способна на уничтожение сопоставимого по размерам объекта. Однако количество магической энергии, необходимое для любого из этих мероприятий было просто чудовищным. Вероятно, лишь Академия, задействовав все свои ресурсы, могла бы позволить себе нечто подобное, а значит она и становилась целью Мал Ксана и его единомышленников. Мысль о том, что им придется сразится с членами Совета Архимагов, и, возможно, что со всеми двенадцатью сразу, беспокоила Хасана намного сильнее, чем теоретические аспекты реализации плана. Он осторожно поинтересовался у Зении, сколько архимагов может взять на себя лорд Ксан, однако девочка беззаботно ответила, что беспокоиться не о чем, и что лич, если будет надо, справится с ними всеми. Юноша решил больше не говорить на эту тему и теперь обсуждал с Зенией исключительно магию Созидания — предмет, понятный и интересный им обоим. Его они и обсуждали в тот момент, когда раздался конский топот и на другом конце цветочного луга появились всадники.

Их было трое, но один из них почти сразу же повернул назад — видимо, сообщить начальству об обнаружении армии нежити. Зато остальные помчались к чернокнижникам, видимо рассудив, что они успеют зарубить двоих чародеев и скрыться раньше, чем в лагере нежити заметят их появление. Хасан начал шептать заклинание для двойного сотворения Пут и повернулся к Зении, чтобы подать ей знак убегать, однако тут же вспомнил, что его спутница в защите не нуждается: она уже приняла странную стойку — правая рука с раскрытой ладонью, вытянута вперед, а левая с раскрытой перевернутой ладонью — назад и, закрыв глаза, шептала заклинание: