Тени города Энкёрст

— Меня сейчас вырвет, — Джин икнула прикрывая ладонью губы, — это отвратительно.

Министр аккуратно срезал кожу лица отделив его от черепа и бережно схоронил его в своей токе, убирая ту в карман. Для надежности.

— Я себе этого никогда не прощу, — Орн сел на край кровати и абсолютно потеряно смотрел на собственные руки, красные от крови.

— Я сегодня точно не усну, — прошептала Джин, поднимая с пола почти опустевшую бутылку и залпом ее осушила, — и вообще никогда, похоже, глаз не сомкну.

— Д-джин, — Эрсус оперся на стол и старался привести дыхание в норму, но это плохо у него получалось, — я провожу тебя до стоков. Т-там тележки.

— Ладно, — девушка повертела королевский кинжал, — но я заберу это в качестве оплаты. Не против?

Министр отмахнулся, мол бери что хочешь, только спаси наши задницы.

— Я останусь здесь, — прошептал Орн, падая спиной на кровать. Он спрятал слезящиеся глаза за рукавом, скрывая фреску с колыбелью в полумесяце от взора, — скажу, что Бальдер, — нижняя губа задрожала, а вместе с ней и голос, — ушел кутить до коронации. Это даст нам некоторое время.

Последние часы их жизни.

Глава 7 "По наклонной"

"Это похоже на бред, значит, должно сработать"

Гарри Гаррисон

"Стальная Крыса на манеже"

Джин

Старая кляча Лукреция с трудом перебирала копытами по залитой дождем брусчатке. Цок-цок, бились подковы о гладкий камень высекая монотонный гимн медлительности и ложного умиротворения. Джин поежилась от сырости, потерла затекшую шею и натянула края капюшона поглубже; вряд ли это спасет ее от простуды, но хотя бы пудру не смоет окончательно.

Лукреция захрапела, пена массивными комками попадала на землю, перепачкав сбрую. Пожалуйста, только ты не сдохни — подумала Джин, погладив лошадь по шее. Девушка решилась зажечь факел, они уже порядком отошли от дворцовых врат. Искра и запах озона резко сменился запахом едкого дыма. Нормального фонаря ей, конечно, не дали, только допотопную палку с промасленной тряпкой на конце. «Чтобы не привлекать лишнего внимания» — аргументировал Эрсус. А то, что рядом с ней волочится скрипучая, как постель надомной проститутки, телега, это значит — не привлекает внимания. Разумно.

На горизонте вспыхнула молния, электрической волной разрезая угольные тучи, вырывая из сумерек очертания труб крематория. Как назло полило сильнее, лужи под ногами разрастались на глазах и стали пузыриться. За что жизнь ее так ненавидит? Или очень горячо любит и потому так неистово трахает.

Она шла по опустевшему городу под стук капель о покатую черепицу и визг несмазанных колес тележки, проходила длинной тенью под эгидой редких фонарей и шелест опалых листьев. Еще ее пугал скрип цепей удерживающих вывески бакалейщиков, писарей и торгашей на их лавках. Но она старалась на зацикливаться на этом и продолжила путь к крематорию, туго намотав на тонкое запястье красные поводья. Лошадь покорно шла следом. Джин показалось, заведи она ее в болото или волчье логово, она бы и там с меланхоличным равнодушием встретила свою смерть.

Было в тоскливых слезящихся глазах Лукреции что-то такое, бередящее старые раны в низинах воспоминаний. На Джин накатило позабытое чувство одиночества — то был ее давний друг детства, она знала его подольше многих. Подольше Фрид.

Вся эта морось пронизывающая прохладный воздух, эта бледная дымка срывающаяся с губ при дыхании. Все это навевало воспоминание, когда она топталась у порога собственного дома, не понимая, за что ее выставили на мороз. Будучи маленькой девочкой, она стояла у подоконника, едва доставала до окна, приподнималась на цыпочках, смотрела на своих родителей и не понимала, почему мама больше не плачет. Почему ее голос больше не дрожит, а окровавленные кулаки отца опустились в бессильной ярости. С того дня она не слышала мамин голос, не слышала колыбельных на ночь. Не видела ее лица. Только накрытое саванном тело.

Она повернула голову на настил повозки, где лежал покойный король. Да, было в этом что-то печально знакомое.

Даже в post mortem все складывается не так, как мы того желали — сказал ей министр-заика перед уходом.

— Так, Джин, хватит негатива, — она не выпуская узды из ладони, хлопнула себя по щеке, — где твое жизнелюбие?

Действительно, куда же оно подевалось? Может, стоит объявление подать, назначит награду, вдруг кто видел.

Впрочем, был во всем этом кошмаре один позитивный момент. Момент, который в теории не только зарисует грязные страницы прошлого, но и нарисует яркими красками строки будущего! Да, это то самое, единственное, что согревало ее. Длинное и продолговатое, такое гладкое, такое дорогое и желанное Такое опасное и восхитительное одновременно.

Она прижала трофейный кинжал к поясу, и расплылась в мечтательной улыбке, представляя, как они с Фрид отстроят собственную фазенду. Будут выращивать виноград, делать вино и все в таком духе. Чем еще богатые там занимаются?

Как же этот кинжал возбуждал! Чего не скажешь о его владельце. Бальдер «Освободитель» Стром, нынче мог перепугать до икоты самую неприхотливую дамочку. С другой стороны, у слепых теперь реально был шанс урвать себе солидный куш.

Так почему бы собственно не воспользоваться Его Величеством? Ах да, он же мертв.

Ворчание грома раздалось с востока, а стрела молнии разливаясь лозой и ударила в далекие чертоги леса, походящий на зловещие костяные руки, что тянутся к ее шее. Джин мотнула головой, сгоняя наваждение.

Осень коварна — днем она лукавая нимфетка при свете солнца, а ночью ужасная старуха посреди кладбища, которая тычет в тебя крючковатым пальцем и хрипит: Ты следующий!

Но ты не следующий — много чести. А Джин вообще очередь на тот свет занимать не торопилась, ее и так все устраивало.

Впереди показался Арканов мост. Этот мост славился в первую очередь тем, что романтичные особы обожали делать на нем предложение своим дамам сердца. Только вооруженные гвардейцы с гербом Стромов (серебряное солнце) на доспехах, идущие ей на встречу, шли явно не с этой целью.

— Проклятье, — тихо выругалась Джин и мысленно стала примеряться к прыжку с моста в загаженную речушку.

Факел бросал дрожащий отсвет на блестящие от влаги стальные шлемы стражи. И не менее стальные клинки, небрежно висящие в открытых ножнах.

— Комендантский час, — просипел мужик с покрасневшей кожей на шее. И не мудрено, он постоянно чесался, соскабливая лоскуты омертвевшей кожи, — что в повозке?

Двое других, рослых гвардейцев обступили девушку и вооружившись масляными фонарями, стали осматривать повозку со всех сторон, особенно ее днище. Кого они там пытаются найти, диверсантов?

— Труп, — честно ответила девушка, но она не была бы собой без толики лжи, — прокаженный ужасно, все лицо крысы сожрали.

— Неужели, — красношеий ощерился редкой улыбкой и сплюнул на мостовую, Джин только сейчас разглядела сквозь смрад перегара его косые глаза, — сейчас мы все и проверим. Джернос, Хавер, — окликнул он служивых, — проверьте чего там у этой девчонки.