Геймдаль искал родник божественный. Геймдаль, ты мудрости алкал —И вот настал твой час торжественный В лесах, среди гранитных скал.Они молчат, леса полночные, Ручьи, журча, едва текут,И звезды поздние, восточные Их вещий говор стерегут.И шлем ты снял — и холод счастия По волосам твоим прошел:Миг обрученья, миг причастия Как смерть был сладок и тяжел.Теперь ты мудр. Ты жаждал знания — И все забыл. Велик и прост,Ты слышишь мхов произрастание И дрожь земли при свете звезд.
сел в глуши, в шатре столетней ели. На яркий свет, сквозь ветви и сучки,С безумным удивлением глядели Сверкающие золотом зрачки.Я выстрелил. Он вздрогнул — и бесшумно Сорвался вниз, на мох корней витых.Но и во мху блестят, глядят безумно Круги зрачков лучисто-золотых.Раскинулись изломанные крылья, Но хищный взгляд все так же дик и зол,И сталь когтей с отчаяньем бессилья Вонзается в ружейный скользкий ствол.
За окнами — снега, степная гладь и ширь,На переплетах рам — следы ночной пурги…Как тих и скучен дом! Как съежился снегирьОт стужи за окном. — Но вот слуга. Шаги.По комнатам идет седой костлявый дед,Несет вечерний чай: «Опять глядишь в углы?Небось, все писем ждешь, депеш да эстафет?Не жди. Ей не до нас. Теперь в Москве — балы».Смутясь, глядит барчук на строгие очки,На седину бровей, на розовую плешь…— Да нет, старик, я так… Сыграем в дурачки,Пораньше ляжем спать… Каких уж там депеш!
Костел-маяк, примета мореходуНа ребрах гор, скалистых и нагих,Звонит зимой, в туман и непогоду,А нынче — штиль; закат и чист и тих.Одни стрижи, — как только над гороюНачнет гранит вершины розоветь, —Скользят в пролетах башни и пороюЧуть слышно будят медь.
Люблю сухой, горячий блеск червонца,Когда его уронят с корабляИ он, скользнув лучистой каплей солнца,Прорежет волны у руля.Склонясь с бортов, с невольною улыбкойВсе смотрят вниз. А он уже исчез.Вверх по корме струится глянец зыбкийОт волн, от солнца и небес.Как жар горят червонной медью гайкиПод серебристым тентом корабля.И плавают на снежных крыльях чайки,Косясь на волны у руля.
«Ковчег под предводительством осла —Вот мир людей. Живите во Вселенной.Земля — вертеп обмана, лжи и зла.Живите красотою неизменной.Ты, мать-земля, душе моей близка —И далека. Люблю я смех и радость,Но в радости моей — всегда тоска,В тоске всегда — таинственная сладость!»И вот он посох странника берет:Простите, келий сумрачные своды!Его душа, всем чуждая, живетТеперь одним — дыханием свободы.«Вы все рабы. Царь вашей веры — Зверь:Я свергну трон слепой и мрачной веры.Вы в капище: я распахну вам дверьНа блеск и свет, в лазурь и бездну СферыНи бездне бездн, ни жизни грани нет.Мы остановим солнце Птоломея —И вихрь миров, несметный сонм планет,Пред нами развернется, пламенея!»И он дерзнул на все — вплоть до небес.Но разрушенье — жажда созиданья,И, разрушая, жаждал он чудес —Божественной гармонии Созданья.Глаза сияют, дерзкая мечтаВ мир откровений радостных уносит.Лишь в истине — и цель и красота.Но тем сильнее сердце жизни просит.«Ты, девочка! ты, с ангельским лицом,Поющая над старой звонкой лютней!Я мог твоим быть другом и отцом…Но я один. Нет в мире бесприютней!Высоко нес я стяг своей любви.Но есть другие радости, другие:Оледенив
желания свои,Я только твой, познание, — софия!»И вот опять он странник. И опятьГлядит он вдаль. Глаза блестят, но строгоЕго лицо. Враги, вам не понять,Что бог есть Свет. И он умрет за бога.«Мир — бездна бездн. И каждый атом в немПроникнут богом — жизнью, красотою.Живя и умирая, мы живемЕдиною, всемирною Душою.Ты, с лютнею! Мечты твоих очейНе эту ль Жизнь и Радость отражали?Ты, солнце! вы, созвездия ночей!Вы только этой Радостью дышали».И маленький тревожный человекС блестящим взглядом, ярким и холодным,Идет в огонь. «Умерший в рабский век Бессмертием венчается — в свободном!Я умираю — ибо так хочу.Развей, палач, развей мой прах, презренный!Привет Вселенной, Солнцу! Палачу! —Он мысль мою развеет по Вселенной!»
Здесь, в старых переулках за Арбатом,Совсем особый город… Март, весна.И холодно и низко в мезонине,Немало крыс, но по ночам — чудесно.Днем падают капели, греет солнце,А ночью подморозит, станет чисто,Светло — и так похоже на Москву,Старинную, далекую. Усядусь,Огня не зажигая, возле окон,Облитых лунным светом, и смотрюНа сад, на звезды редкие… Как нежноВесной ночное небо! Как спокойнаЛуна весною! Теплятся, как свечи,Кресты на древней церковке. Сквозь ветвиВ глубоком небе ласково сияют,Как золотые кованые шлемы,Головки мелких куполов…
Леса в жемчужном инее. Морозно.Поет из телеграфного столбаТо весело, то жалобно, то грозноЗвенящим гулом темная судьба.Молчит и внемлет белая долина.И все победней, ярче и пышнейГорит, дрожит и блещет хвост павлинаСтоцветными алмазами над ней.
Забил буграми жемчуг, заклубился,Взрывая малахиты под рулем.Земля плывет. Отходит, отделилсяВысокий борт. И мы назад плывем.Мол опустел. На сор и зерна жита,Свистя, слетелись голуби. A тамДрожит корма, и длинный жезл бушпритаОтходит и чертит по небесам.Куда теперь? Март, сумерки… К вечернеЗвонят в порту… Душа весной полна,Полна тоской… Вон огонек в таверне…Но нет, домой. Я пьян и без вина.
Штиль в безгранично-светлом Ак-Денизе.Зацвел миндаль. В ауле тишинаИ теплый блеск. В мечети на карнизе,Воркуя, ходят, ходят турмана.На скате под обрывистым утесомЖурчит фонтан. Идут оттуда внизУступы крыш по каменным откосам,И безграничный виден Ак-Дениз.Она уж там. И весел и спокоенВзгляд быстрых глаз. Легка, как горный джинн.Под шелковым бешметом детски-строенВысокий стан… Она нальет кувшин,На камень сбросит красные папучиИ будет мыть, топтать в воде белье… —Журчи, журчи, звени, родник певучий,Она глядится в зеркало твое!