Я помню сумрак каменных аркад,В средине свет — и красный блеск атласаВ сквозном узоре старых царских врат,На золотой стене иконостаса.Я помню купол грубо-голубой:Там Саваоф, с простертыми руками,Над скудною и темною толпой,Царил меж звезд, повитых облаками.Был вечер, март, сияла синеваИз узких окон, в куполе пробитых,Мертво звучали древние слова.Весенний отблеск был на скользких плитах —И грозная седая головаТекла меж звезд, туманами повитых.
в волне мелькнул он мертвым ликом,К нему на сердце кинулась она —И высоко, с двойным звенящим криком,Двух белых чаек вынесла волна.Когда зимой, на этом взморье диком,Крутая зыбь мутна и солона,Они скользят в ее пучину с криком —И высоко выносит их волна.Но есть семь дней: смолкает Гальциона,И для нее щадит пловцов Эол.Как серебро, светло морское лоно,Чернеет степь, на солнце дремлет вол…Семь мирных дней проводит ГальционаВ камнях, в гнезде. И внуков ждет Эол.
Осенний день в лиловой крупной зыбиБлистал, как медь. Эол и ПосейдонВели в снастях певучий долгий стон,И наш корабль нырял подобно рыбе.Вдали был мыс. Высоко на изгибе,Сквозя, вставал неровный ряд колонн.Но песня рей меня клонила в сон —Корабль нырял в лиловой крупной зыби.Не все ль равно, что это старый храм,Что на мысу — забытый портик Феба!Запомнил я лишь ряд колонн да небо.Дым облаков курился по горам,Пустынный мыс был схож с ковригой хлеба.Я жил во сне. Богов творил я сам.
Я черных коз пасла с меньшой сестройМеж красных скал, колючих трав и глины.Залив был синь. И камни, грея спины,На жарком солнце спали под горой.Я прилегла в сухую тень маслиныС корявой серебристою корой —И он сошел, как мух звенящий рой,Как свет сквозной горячей паутины.Он озарил мне ноги. ОбнажилИх до колен. На серебре рубашкиГорел огнем. И навзничь положил.Его объятья сладостны и тяжки.Он мне сосцы загаром окружилИ научил варить настой ромашки.
Вечерний час. В долину тень сползла.Сосною пахнет. Чисто и глубокоНад лесом небо. Млечный змей потокаШуршит слышней вдоль белого русла.Слышней звенит далекий плач козла.Острей стрекочет легкая сорока.Гора, весь день глядевшая с востока,Свой алый пик высоко унесла.На ней молились Волчьему Зевесу.Не раз, не раз с вершины этих скалИ дым вставал, и пели гимны лесу,И медный нож в руках жреца сверкал.Я тихо поднял древнюю завесу.Я в храм отцов забытый путь искал.
Звон на верблюдах, ровный, полусонный,Звон бубенцов подобен роднику:Течет, течет струею отдаленной,Баюкая дорожную тоску.Давно затих базар неугомонный.Луна меж пальм сияет по песку.Под этот звон, глухой и однотонный,Вожак прилег на жесткую луку.Вот потянуло ветром, и свежееВздохнула ночь… Как сладко спать в седле,Склонясь лицом к верблюжьей теплой шее!Луна зашла. Поет петух в Рамлэ.И млечной синью горы ИудеиСвой зыбкий кряж означили во мгле.
Отрада смерти страждущим дана.Вы побелели, странники, от пыли,Среди врагов, в чужих краях вы были.Но вот вам отдых, мир и тишина.Гора полдневным солнцем сожжена,Русло Кедрона ветры иссушили.Но в прах отцов вы посохи сложили,Вас обрела родимая страна.В ней спят цари, пророки и левиты.В блаженные обители еяВсех, что в чужбине не были убиты,Сбирает милосердый Судия.По жестким склонам каменные плитыСтоят раскрытой Книгой Бытия.
За Мертвым морем — пепельные граниЧуть видных гор. Полдневный час, обед.Он выкупал кобылу в ИорданеИ сел курить. Песок как медь нагрет.За Мертвым морем, в солнечном тумане,Течет мираж. В долине — зной и свет,Воркует дикий голубь. На герани,На олеандрах — вешний алый цвет.И он дремотно ноет, воспеваяЗной, олеандр, герань и тамариск.Сидит как ястреб. Пегая абаяСползает с плеч… Поэт, разбойник, гикс.Вон закурил — и рад, что с тонким дымомСравнит в стихах вершины за Сиддимом.
В святой Софии голуби летали,Гнусил мулла. Эректеон был нем.И боги гомерических поэмВ пустых музеях стыли и скучали.Великий Сфинкс, исполненный печали,Лежал в песках. Израиль, чуждый всем,Сбирал, рыдая, ржавые скрижали.Христос покинул жадный Вифлеем.Вот Рай, Ливан. Рассвет горит багряно.Снег гор — как шелк. По скатам из пещерТекут стада. В лугах — моря тумана…Мир Авеля! Дни чистых детских вер!Из-за нагих хребтов АнтиливанаБлистает, угасая, Люцифер.
Ушли с рассветом. ОпустелиПесчаные бугры.Полз синий дым. И угли кровью рделиТам, где вчера чернели их шатры.Я слез с седла — и пряный запах дымаМеня обвеял теплотой.При блеске солнца был невыразимоКрасив огонь прозрачно-золотой.Долина серая, нагая,Как пах осла. В колодце гниль и грязь.Из-за бугров моря текут, сверкаяИ мутно серебрясь.Но тут семь дней жила моя подруга:Я сел на холм, где был ее намет,Тут ветер дует с севера и юга —Он милый след не заметет.Ночь тишиной и мраком истомила.Когда конец?Ночь, как верблюд, легла и отдалилаОт головы крестец.Песок остыл. Холодный, безответный,Скользит в руке, как змей.Горит, играет перстень самоцветный —Звезда любви моей.