Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

Показалось из банки рыльце, Бисерные глазки сверкнули… Чуть жилец не свалился на пол,— Прозвенела чуть слышно рыбка, Как комар, забравшийся в цитру: «Ты чудак, мой добрый хозяин! Мне совсем не нужна свобода — В Сене, милый, не очень-то чисто, По Сене плавают пробки, Раздутые кошки, собаки И всякий сор пароходный… И пищи в Сене немного,— Либо щука меня заглотает, Либо я сама с голодухи На крючок напорюсь рыболовный. Рыболовы стоят над мостами По десятку на каждую рыбку… Они, дорогой мой, французы, Они рыбок с крючка не спускают,— Не такие они дуралеи,— Они рыбок домой уносят, На оливковом жарят их масле… У тебя мне живется неплохо: Я привыкла давно к своей банке, Как ты к своей комнате тесной. Отпусти тебя бы на волю, Как об этом в стихах ты просишь, Пропадешь ты, как жук в океане… Об одном лишь тебя прошу я: Ты, хозяин мой, страшно рассеян,— Не бросай папиросного пепла, Бога ради, в мой домик стеклянный, И не жги до зари ты лампы,— Сочинять ведь и днем ты можешь… До утра я глаз не смыкаю При ночном электрическом солнце!»

* * *

Поэт в ответ только крякнул И к окну отошел смущенный. <1931>

Первая ласточка * (В манере Уолта Уитмена)

О дорогие Соединенные Штаты, Страдающие золотым ожирением сердца! Пролетел светлый слух, Что вы передышку дадите Европе, Скостите чуть-чуть долги, Понизите учетный процент, Устроите платежный антракт — И еще что-то такое в этом же роде, Чего не понимают поэты И в чем даже опытный черт Сломает себе свою козлиную ногу…

И тогда — Франция, Англия и прочие страны, Которые еще недавно назывались певучим словом «Антанта», (Как имя венгерской графини, звучит это слово!),— Тогда все эти страны в избытке лирических чувств Тоже что-то такое Скостят — отсрочат — рассрочат Германии… И весь земной шар Легче вздохнет своими двумя полушариями, О дорогие Соединенные Штаты! Золото вновь потечет свободно в жилах мира, Преодолев закупорку вен, Безработные вновь получат работу, Улыбнутся портные, Расправят брови заказчики, Те, кто ходят пешком, — поедут в трамваях, Те, кто ездят в трамваях, — поедут в такси, И каждый влюбленный конторщик вновь сможет Купить своей Дульцинее Мотыльковый чайный передник… О дорогой мой Гувер! Поговорите там со своими — Дельцами, купцами, министрами И другими, — дьявол их знает, Как они там еще называются… Соберитесь за круглым столом в пижамах (Летом можно попроще) И за бутылкой безалкогольного морса Скорее решайтесь! У вас ведь в Штатах тоже не сахар: Бандит на бандите, Банкрот на банкроте, Шесть мильонов — подумайте, шесть! — безработных голов. Умножьте на два: Двенадцать мильонов рук, Которые чешут угрюмо в затылках, Вы понимаете сами… О дорогие Соединенные Штаты! Рикошетом ваш жест благородный Коснется и нас: Любой эмигрант вывернул трижды Свои довоенные брюки,— В четвертый нельзя!.. По «репарациям» нашим — Квартира! Газ! Электричество! Долг в угловой мелочной! Долг краснощекой, но зверски безжалостной прачке! Никто не дает нам отсрочки… А доходы? Американский любой финансист Сошел бы с ума, Если б вздумал в бюджете нашем шальном разобраться. А ведь мы тоже люди, о Гувер! И по случаю лета Тоже имеем формальное право На распродажный купальный костюм, На чайную розу в петлице, На пару светлых подтяжек, На билет из Парижа в Кламар (Туда и обратно), И на свой ежедневный бокал Темного пива, о Гувер!.. <1931>

НАДО ПОМОЧЬ *

Русский мальчик *

Быть может, в тихом Нанте, быть может, в шумном Марселе — Адрес мне неизвестен, не знаю особых примет, Он моет в бистро бокалы, вытирает столы на панели, Хмуро смотрит в окно, — но уличный шум не ответ. Настанет вольный вечер, в бистро собираются люди, С отцами приходят мальчишки — поглазеть, лимонада глотнуть… Наклоняйся за клеткой-прилавком к мокрой щербатой посуде, Сверли пустыми глазами чужую веселую муть!

Скроются поздние гости, зевнет почтенный хозяин, Мальчик скользнет в мансарду, в низкую душную клеть: В оконце темные кровли, фонари пустынных окраин, Звездной дорожкой змеится железнодорожная сеть. Никого… Тишина и усталость. Тринадцать лет или сорок? Скрипит беспокойная койка, слуга храпит за стеной. С восходом солнца все то же: метла, груды пробок и корок, Бокалы, бокалы, бокалы и пестрый плакат над спиной… А есть ведь слова на свете, иль были, быть может, когда-то? Беспечность, радость и детство, родина, школа и мать… За что над детской душою такая нависла расплата? Как этим плечам невинным такую тяжесть поднять? <1926>

Русские инвалиды *

Кто больше их имеет право На светлый угол, теплый кров? Союзным братьям мир и слава,— А русским… придорожный ров.

Ужели слову «Человечность» На новой бирже грош цена, И танцевальная беспечность Опустошила всех до дна? Ярлык прекрасен: Лига наций… Но мы без пышных декораций. Молчит, не видит… Бог — судья! Забыть не смеем, — ты и я… Здоров? В труде неутомимом Насущный добываешь хлеб? Не проходи ж, потупясь, мимо, Есть долг превыше всех потреб. Пред горем их наш быт — забава… Очнись и дай! Не надо слов… Кто больше их имеет право На светлый угол, теплый кров? 1926

«Иллюстрированной России» * (По случаю двухлетнего юбилея)

Как гласит резная надпись На кольце у Торквемада: «Раз в неделю человеку Чем-нибудь развлечься надо». И когда в субботу утром В щель под дверь консьерж-бездельник Сунет вам письмо из Ковно И журнал-еженедельник,— На письмо поставя кофе Или блюдце с ветчиною,— Вы бросаетесь к журналу С сыном, дочкой и женою.

Словно в Ноевом ковчеге, Все в журнале вы найдете: Двухголового верблюда, Шляпку модную для тети, Уголовную новеллу В двести двадцать литров крови И научную страничку — «Как выращивают брови»… Обыватель — это сила! Чуть забыл — и сразу на кол Он издателя посадит: Это вам не кот наплакал! Даже старцы Петр и Павел По шаблонам европейским Завели отдел в газетах С содержанием злодейским… «Тайны замков» и «Вампиры» Помогли решить проблему, Как связать тираж с идеей,— Впрочем, — это не на тему.