Тритон

– Ты думаешь, твоя сумасшедшая мамочка опять возьмется за старое?
– она поворачивается ко мне.
– Разве не поэтому ты спрашиваешь?

Ааа, так она все еще злится на маму из-за всех неприятностей по ее вине. Они действительно друг друга недолюбливают.

– Потому что на хвостах нет карманов. И у нее нет всех этих удобных местечек, где можно припрятать другой нож.

– Моя мама не прятала нож, Рейна. Она его мыла. Гален застал ее врасплох. Он нас обеих застал врасплох. Это был рефлекс, вот и все.

Я с вызовом смотрю на нее, но она бросает мне всего лишь испепеляющий взгляд, оставляя свое лицемерие при себе. Мы обе знаем - это дерьмовое оправдание ничем не лучше тех, которыми обычно от нее отделывается Тораф.

К тому же, это действительно был рефлекс. Мама и правда думала, что я в опасности, решив, что Гален собирается ее арестовать как Сирену-беглянку. Она должна была передумать целую кучу вещей за те две секунды, между ее реакцией и словами Галена: “Вам придется многое объяснить, Налия”.

Я была поражена не меньше остальных, когда она вытащила нож из мыльной воды и бросилась с ним на Галена. Так поражена, что и на дюйм не сдвинулась со своего места, не попытавшись помочь ни Галену, ни маме. И не повернула наконечник гарпуна Рейны в правильном направлении, чтобы она смогла выстрелить хотя бы в кухню, вместо ни в чем неповинного дивана.

Может быть, Рейна до сих пор зла, вспоминая это. Может быть, она думает, что я должна была помочь.

Может мне и стоило бы выбить все эти сопли из нее в конце концов.

Вместо этого, я спрашиваю:

– И что теперь?

Рейна нахмурилась.

– А теперь мы подождем.

Рейна поворачивается к берегу и направляется к нему так медленно, что первое, о чем я подумала - она поджидает меня, позволяя мне догнать ее. Даже против сильного течения, без хвоста, я добираюсь до нее за пару секунд. Но Рейна вообще не обращает на меня внимания. На самом деле, она даже не плывет. Когда я подплываю к ней, она расслабленно дрейфует под водой, уступая силе течения. Ее бархатный серебряный плавник, который обычно мало чем отличается от мощного, энергичного хвоста акулы, сейчас выглядит, как колыхающийся в воде кусок водоросли.

Рейна, которая всегда стойкая, упрямая и боевая. Рейна, которая выбила бы из меня всю дурь, скажи я ей, что ее хвост похож на водоросли.

Когда я достигаю берега, я все еще могу видеть, как ее тень плывет чуть ниже поверхности. И я решаю, что если Рейна волнуется, то и мне следовало бы побеспокоиться.

Глава 10

Гален и вправду не волновался до тех пор, пока не ощутил размера полчища Сирен, плывущих по направлению к ним. Вплоть до этого момента, он беспокоился только об Эмме. Что она думает обо всем этом. О примирении ее матери с Громом. И чем она займется, пока их нет рядом с ней. Сдержит ли свое обещание держаться подальше от воды.

И … мысленно он путешествует обратно к их поцелую между песчаных дюн. Вспоминать вкус Эммы, смешанный со вкусом соленой воды - своего рода утонченная пытка. Именно такое сочетание он сохранил в памяти. Вода и берег. Мир Сирен и мир людей. Любовь к своему роду и любовь к Эмме.

Вот только сейчас, когда группа Сирен приближается, кажется, что они вторгаются в выбор Галена. Почему-то у него возникло чувство, что это выбор между океаном и сушей, миром Сирен и миром людей, любовью к его виду и любовью к Эмме. Но ведь, согласно закону, это никогда и выбором-то не было. Но это было до появления Эммы.

И у Галена появляется чувство, что время, когда он будет вынужден сделать выбор между этими двумя сторонами уже не за горами. Но разве он уже не принял это решение?

Он украдкой поглядывает на Торафа, на лице которого застыло угрюмое выражение с того самого момента, как они покинули дом Эммы. А Тораф не бывает мрачным. У него всегда был дар находить положительные стороны в любой ситуации, даже когда они были мальками. Ну, а если уж не положительные стороны, то хотя бы повод позлорадствовать.

Но не сейчас. Теперь он все держит в себе. Тораф никогда и ничего не держал в себе. Даже Гром, которому свойственно как моллюску закрываться в раковине, стал громогласным и воодушевленным, пока они с Налией болтают без умолку друг с другом, держась за руки, смеясь и перешептываясь, все время размышляя над событиями, разлучившими их в далеком прошлом.

Но, судя по всему, Торафу безразлична болтовня, как и погруженность Галена в собственную эмоциональную войну и тучу медуз, которую он только что едва обошел. Гален было подумал, не беспокоится ли Тораф, что оставил Рейну. Обычно, в таких случаях он болтает о ней без умолку, пока у Галена не возникает мысли, что лучше бы у него был брат-близнец, а не сестра.

Нет. То, что беспокоит Торафа, не имеет ничего общего с тем, что мы оставили Рейну. Он даже убедил ее остаться дома. А это значит - он думает, ей будет безопаснее на суше. Мотивы Торафа всегда просты: делать то, что лучше для Рейны, несмотря на мнение самой Рейны.

По ощущениям Галена - по крайней мере, пятьдесят Сирен плывут по направлению к ним; некоторых Гален узнал, некоторых нет. Он знает, что Тораф, как Ищейка, уже почувствовал и узнал каждого, едва они вошли в воду позади дома Эммы. Он знал точный момент, когда они сформировали группу и начали двигаться в общем направлении к берегу Джерси. И с того самого момента, Тораф был не-Торафом.

Что заставляет Галена почувствовать себя пойманным в рыболовные сети. Беззащитным, бессильным, обороняющимся.

Все разом, отряд Сирен появляется в поле зрения. И Гален понимает причину волнения Торафа. Юдор, наставник Ищеек, ведет группу, в то время как Ромул и Джаген плывут позади, чуть поодаль от него. Вместе. Плечом к плечу.

Гален подозревал, что это Ромул помог Джагену обеспечить его место - место Паки - в королевской семье. Теперь он был в этом уверен. Ромул почти никогда не покидал пределов Пещеры Воспоминаний. На деле, Гален не мог припомнить последнего раза, когда он бы так делал.

Конечно, возвращение принцессы Посейдона - потрясающее событие. Но у Ромула нет никакого радушного приветствия и радости на лице. Только равнодушие, осмотрительно организованное смирение и капелька критики.

Подплывая к ним, Джаген даже не беспокоится о том, чтобы скрыть свое разочарование. Это, конечно же, создает ему огромные неудобства. Но несмотря на снисходительный вид при появлении Джагена, у его дочери Паки, по видимому, инстинкты соответствуют ситуации. Она выныривает из-за Джагена, а на ее лице застыло опасение - именно то, что должна чувствовать обманщица сейчас.