Трон

— Ты понимаешь, что, обвиняя эту служанку, ты обвиняешь принцессу? Думаешь, если ты ошибешься, это сойдет тебе с рук? Ведь это только твои подозрения.

— Конечно, не сойдет. Но если я прав и принцесса в этом замешана, то единственный способ вывезти кого-либо из города, когда закрыты все ворота, — в ее свите.

— Но мы ведь не дадим этого сделать?

— Каким образом? Ворвемся в покои принцессы? Учиним там обыск? Станем ее пытать? А вдруг я ошибаюсь?.. Нет. Пусть едут. Пусть поверят, что у них все получилось, и забудут об осторожности. Надо, чтобы твои люди сопровождали принцессу, по крайней мере, до Калху. Вероятнее всего, царская наложница будет находиться в свите не как рабыня, а как дочь, жена или родственница кого-то из сановников, чтобы под этим предлогом никто не мог увидеть ее лица. А таких будет немного.

Бальтазар план одобрил и сказал, что сделает все от него зависящее.

***

Усадьба Син-Ахе находилась на полпути между Ниневией и Калху, примерно в часе езды на колеснице. Огромный двухэтажный дом, окруженный стеной в два человеческих роста и узкими башенками для дозорных, стоял посреди полей и садов, в пяти стадиях от главной дороги.

Первым здесь появился Ашшур-дур-пания. Хозяин, молодой долговязый человек двадцати пяти лет в лиловой тунике, встретил своего дядю объятиями и лучезарной улыбкой.

Через полчаса приехали Таба-Ашшур, начальник царской охраны, и Басра, царский колесничий. Их уже встречали оба: и Ашшур-дур-пания, и Син-Ахе. Затем друг за другом пожаловали Набу-аххе-риб, жрец и воспитатель сыновей Ашшур-аха-иддина, царский глашатай Бэхрэм и Бальтазар.

Набу-аххе-риб, увидев во дворе начальника внутренней стражи Ниневии, встал рядом с Ашшур-дур-панией и тихо спросил:

— Ты не предупредил… что изменилось? Мы ведь решили… не посвящать его… в наш план.

Царский кравчий передернул плечами:

— У меня не было выбора. Нас предал Эгиби. И если бы не вмешательство Бальтазара, как знать, где бы мы сейчас были.

— Вот как? — старый жрец задумался. — А что помешает… ему арестовать нас… после того как мы… он узнает всю правду?

— Не беспокойся, я позаботился о том, чтобы нас не застали врасплох. Уйти мы сможем в любом случае… Кстати, вот тебе и доказательство: приехал наш отважный защитник…

Ишди-Харран был единственным, кто появился здесь в сопровождении многочисленной вооруженной охраны. Он сразу по-хозяйски расставил людей у каждого выхода, затем нашел взглядом Ашшур-дур-панию, который наблюдал за ним с террасы дома, и быстрым шагом направился в его сторону.

— Видеть тебя с нами — лучше любого чудодейственного бальзама на раны, — сказал после обмена приветствиями царский кравчий.

Ишди-Харран скупо улыбнулся и по-военному доложил:

— Со всех сторон на дальних подступах к усадьбе расставлены дозоры. Две моих сотни стоят на дороге в Ниневию, еще одна прикрывает путь на Калху.

— Ну вот и отлично, — улыбнулся Ашшур-дур-пания. — Можем начинать.

12

Зима 681 — 680 гг. до н. э.

Столица Ассирии Ниневия

Когда три года назад под Ордаклоу рабсака Ашшур-ахи-кара вытащили из-под груды убитых им скифов, он едва стоял на ногах. Без шлема, без щита, в окровавленных доспехах, с обломком меча, израненный: чьим-то клинком ему рассекло лоб и правую бровь, с пробитым боком, со стрелами в предплечье и в бедре — этот ассириец внушал страх своим врагам даже после битвы. Его привели к Арпоксаю, вождю катиаров и траспиев¹⁴, бросили на колени, вынуждали просить пощады. На что Ашшур лишь рассмеялся скифам в лицо. Его избили, пригрозили утром разорвать лошадьми, но тут выяснилось, — подсказал кто-то из плененных урартов, — что он за птица и почему так дерзок.

Тогда Ратай приказал перевязать ему раны, посадил рядом с собой, дал вина и всю ночь обходился с ним как с дорогим гостем.

Всматриваясь в плоские лица кочевников, ведь с кем-то из них ему пришлось биться, Ашшур-ахи-кар равнодушно ел и пил, не отвечая на шутки номархов, пытавшихся его развеселить, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед знатным ассирийцем. Впрочем, как только вернулись силы, рабсак сам осознал необходимость найти общий язык с победителями. Он дал понять, что хочет поговорить со скифскими вождями о судьбе своих соотечественников, захваченных в плен. Начали искать хоть кого-то, кто знает языки ассирийцев и ишкуза, — привели урартского купца, бледного, дрожащего, испуганного, посадили между Ратаем и Ашшур-ахи-каром, стали разбираться.

— Скажи им, что я прошу отнестись к моим братьям с достоинством, не чинить им вреда, по возможности позаботиться об их ранах и быстрее отпустить на родину. Уверен, мой господин, наследный принц Ассирии Арад-бел-ит, оценит великодушие союзников.

Скифские номархи, выслушав толмача, принялись громко смеяться, как будто тот поделился с ними удачной шуткой.

Ответил Ратай:

— Ассирийцев осталось немного. Думаешь, был бы ты жив, не будь на тебе дорогих доспехов? Те, за кого можно получить выкуп, — целы, но таких не больше десятка. Остальные кормят стервятников. Мы отпустим вас, когда настанет время.

Время настало лишь два года спустя, когда Ишпакай убедился, что Син-аххе-риб вернул себе власть, а его сын Арад-бел-ит — влияние при дворе. Дружеский жест скифов пришелся как нельзя более кстати…

Вернувшись в Ниневию на двадцать четвертом году правления Син-аххе-риба, рабсак Ашшур-ахи-кар был обласкан царем и получил приказ формировать еще один царский полк, помимо того, что уже воевал под началом Ишди-Харрана в армии Ашшур-аха-иддина на Табале.

И уже спустя полгода эта задача была с честью выполнена.

Син-аххе-риб спешно пытался найти точку опоры для утверждения своей пошатнувшейся власти. А без надежного войска под рукой это немыслимо.

***

Убедившись, что Мара уснула, Ашшур-ахи-кар нежно поцеловал беременную жену в щеку, осторожно встал с постели, быстро оделся и бесшумно покинул спальню.

Двое сотников царского полка, томившиеся под дверью на деревянной скамье, мигом оказались на ногах, напряженно замерли перед командиром.

— Людей подобрали надежных? — тихо спросил Ашшур, набрасывая поверх золоченых доспехов темный плащ.

— Лучшие из лучших.

Он махнул рукой:

— Не отставайте.

Во дворе было людно, но при этом очень тихо: если кто и говорил, то шепотом, оружием не звякали, собак попрятали, лошадей оставили в конюшне. Воины царского полка входили в распахнутые ворота по двое-трое и только здесь начинали разыскивать своих сослуживцев и командиров, собирались в десятки. Света тоже было немного: факелы горели только у входа в дом и с улицы.

Ашшур-ахи-кар приветствовал знакомых воинов легким наклоном головы, что-то тихо сказал идущему следом сотнику, услышав ответ, нахмурился, потоптался на месте и обреченно присел на скамейку. Было заметно, что рабсак недоволен.