Тростник под ветром

— Кажется, наш флот потерял былую самоуверенность... В начале войны мечтали о высадке десанта на американский материк, а на деле-то это оказалось далеко не так просто, как думали... Будь у флота побольше уверенности в своих силах, разве правительство стало бы так шуметь об эвакуации, о противовоздушной обороне и тому подобном? Флот уничтожил бы силы противника раньше, чем они успели приблизиться к берегам Японии... А все дело опять-таки в самолетах. Производство самолетов не соответствует потребностям фронта. Кроме того, при таком массовом производстве неизбежен большой процент брака. Я слышал, что до тридцати процентов поступивших с завода самолетов вообще не способны подняться в воздух... Да и квалификация пилотов понизилась. Вот и происходят аварии... Если Америка вздумает всерьез бомбить Токио, то, как я слышал, американские самолеты могут появиться либо со стороны Токийского залива, либо со стороны Тёсю, вдоль по течению реки Тонэгава. Учтите, что от городка Татэяма на побережье залива самолет летит до Токио двенадцать минут. Не меньше семи минут уйдет, пока наблюдательный пункт в Татэяма успеет сообщить в Токио о появлении самолетов противника. Следовательно, Токио должен полностью подготовиться к отражению воздушного налета в оставшиеся пять минут. Но за пять минут наши истребители не успеют подняться в воздух и отразить налет. Значит, опять-таки мы окажемся в проигрыше...— Окабэ рассуждал весело, даже с удовольствием, точь-в-точь как если бы он предвкушал результаты скачек на ипподроме.

Вошла девушка из гардеробной сказать главному редактору, что пришел директор типографии «Тосин». Окабэ собирался договориться с ним о заказе на печатание февральского номера журнала.

Когда Окабэ отворил дверь в приемную, он увидел, что тучный директор Хиросэ, повалившись на диван, левой рукой держится за сердце.

— О-о, господин директор, что с вами?

Хикотаро Хиросэ стонал, лицо побелело. Толстая шея и лысая голова покрылись холодным потом. Он пытался подняться навстречу Окабэ, но не смог. Побелевшие губы судорожно дергались...

Окабэ тотчас же вызвал врача, дежурившего в третьем этаже здания, и директору была оказана первая помощь. Окабэ позаботился также вызвать по телефону служащих типографии «Тосин». Врач определил сердечный припадок — директор Хиросэ давно уже страдал хронической болезнью сердца.

Отдохнув около часа, директор с помощью своих подчиненных спустился вниз; вызвали машину, и он уехал.

Но на следующий день в редакции «Синхёрон» узнали, что ночью припадок повторился и директор скоропостижно скончался.

В извещении о смерти в стереотипных выражениях говорилось, что «директор Акционерного типографского общества «Тосин», господин Хикотаро Хиросэ, в течение длительного времени страдал тяжелым недугом, но так как лечение, к несчастью, не принесло исцеления, то...» Внизу под извещением стояла подпись «Дзюдзиро Хиросэ».

— Старик и в самом деле уже стоял одной ногой в могиле,— весьма хладнокровно заметил Окабэ.— Вечно, бывало, утирает пот с лысины. Ясно было, что это неспроста—так обливаться потом!

Одновременно с извещением о смерти пришло письмо. Это было приветственное послание, тоже составленное в стандартном, традиционном стиле. «Фирма «Тосии»,— сообщалось в письме,— продолжает вести все дела без каких-либо изменений и потому просит по-прежнему оказывать ей содействие и поддержку, как это было при жизни ныне покойного господина Хикотаро Хиросэ». Подпись гласила: «Директор и управляющий Дзюдзиро Хиросэ».

А несколько дней спустя утром Хиросэ нанес визит директору Асидзава. Юхэй как раз собирался пойти в редакцию, когда явился Хиросэ. Юхэй попросил, проводить гостя в гостиную, но тот в ответ сообщил, что хочет сказать всего несколько слов,., и остался в прихожей.

Асидзава вышел в прихожую. Перед ним стоял молодой человек атлетического сложения, с наголо обритой головой. Он опирался на палку. Позади него стоял один из служащих типографии «Тосин», в руках он держал сверток с традиционным подарком.

— Разрешите представиться...— посетитель поклонился, не отнимая руки от палки,— Хиросэ из типографии «Тосин»... Как мне известно, отец был весьма многим обязан вам, и я пришел выразить вам по этому случаю благодарность... К сожалению, отец был болен уже давно — ему следовало бы отдыхать и лечиться, а не работать. Но я лежал в госпитале и не мог позаботиться о нем, как подобало бы сыну...

— Понимаю, понимаю... Он был очень энергичный человек, ваш отец.

— Так точно. Как изволите видеть, я еще довольно молод и неопытен и очень тревожусь, сумею ли достойно продолжать отцовское дело... Поэтому почтительно прошу ваших советов и руководства в будущем.

Речь Хиросэ звучала просто и искренне. Юхэй всегда относился с предубеждением к людям, от которых пахло казармой, но простые манеры гостя произвели на него приятное впечатление. Не подозревая, что перед ним находится унтер-офицер, повинный в смерти его старшего сына, он от души пожалел этого молодого человека, раненного на фронте.

— Где вы получили ранение?

— На юге.

— Ах, вот как. И сейчас все еще находитесь в госпитале?

— Так точно.

— А как же типография?

— Там есть опытные служащие, так что, думаю, пока как-нибудь обойдется, но я и сам хочу как можно скорее выписаться из госпиталя и заняться делами.

Дзюдзиро Хиросэ отвечал без запинки, стоя навытяжку, как будто докладывал командиру роты. Он тоже не подозревал, что директор журнала — отец солдата Асидзава. Больше того, он вообще уже успел забыть, что у него был когда-то подчиненный по фамилии Аеидзава. За годы, проведенные в армии, у Хиросэ перебывало немало солдат. Сотни раз случалось Хиросэ избивать их до полусмерти, пинать ногами. В казарме мордобой был самым обычным явлением, без которого не обходился ни один день. Поэтому ему и в голову не приходило, какое фатальное стечение обстоятельств привело его в дом директора Аеидзава. Закончив визит, он поклонился и, опираясь на руку сопровождавшего его служащего, с трудом вышел из прихожей.

И не Хиросэ, а именно Юхэй, глядя вслед гостю, невольно вспомнил безвременно погибшего Тайскэ и с волнением подумал, что вот перед ним еще один цветущий молодой человек, которого искалечила армия. Мысленно он ставил недавнего посетителя в один ряд с Тайскэ и одинаково считал их обоих жертвами этой кровавой войны.

Проводив гостя, директор Аеидзава, как всегда, пошел в редакцию. Стояло на редкость холодное субботнее утро.

Он не успел еще снять шляпу у себя в кабинете, как дверь отворилась и вошел один из сотрудников. Вид у него был такой, словно он насилу дождался директора.

— Шеф, Морита-кун арестован...

— Арестован?! Как, почему?

— По-видимому, все по тому же «иокогамскому делу». Кроме того, Такабатакэ-куна тоже, кажется, взяли...

— Вот это новость! — Юхэй, не садясь, в раздумье покачал головой. Морита был журналист, любивший острые статьи. Но участвовать в подпольном движении — нет, на это он никогда не отважился бы. Непостижимо., почему полиции вздумалось арестовать подряд трех его журналистов?

— Ничего не понимаю. Может быть, это своего рода месть со стороны военных кругов или тайной полиции?

— Не знаю... Я тоже ничего не понимаю...

В это время зазвонил телефон. Юхэй, все еще не садясь, снял трубку. Женский голос попросил позвать к телефону директора. Голос показался Юхэю знакомым.

— Я вас слушаю.

— Ах, это ты, папа? Это я, Кинуко.

Кинуко была его старшая дочь, жена Кумао Окабэ.

— А, здравствуй, Кину... Ну, как живешь? Здорова?

— Папа, у нас несчастье. Кумао арестовали сегодня утром. Явились трое и, ни слова не говоря, увели его с собой. Скажи, может быть у вас что-нибудь случилось по службе?