Туата Дэ
Шрифт:
А потом грохнул заряд и разлетелись фосфорные звёздочки.
От звука выстрела посыпались стёкла в окружающих домах - будто в город снова согрешил. Так страшно, что Господь прислал и за ним из Ада все “Ланкастеры”.
Внутри раздались крики -это какой-то дурак пробовал тушить горящие и разлетающиеся фосфорные звёздочки спешно набранной на кухне водой.
И тут Тампест добавил ещё огня в разгоравшийся внизу ад .
Ноейса вырвало недавним ужином. Он поклялся, что больше не возьмёт жаренной свинины в рот. Теплое мясо, лежавшее на его тарелке пахло как … В общем, как дым из оттуда.
Ноейс
Всё пылало. Всё и так исчезло в клубах бело-серого дыма.
Полковник выстрелил ещё раз.
И тут Ноейс понял. Это было внезапное озарение, похожее на то, которое испытывали библейские пророки
Он понял,какой единственный вопрос хотел задать полковнику. И какой, вообще, стоило бы.
“Зачем?”
Мимо, второго секретаря посольства Америки, стоящего на коленях на мокром асфальте, с измазанными в грязи, исцарапанными ладонями, грохоча и звеня на стыках рельс, прокатил трамвай .
Полковник кинул бесполезным, но тяжёлым "тампером" в замершего секретаря и, хохоча над тем как тот удирает вверх по улице, размазывая кровь из разбитой губы, догнал трамвай и вскочил на сцепку между вагонами.
Берлин- округ Вестенд - Хеерштрассе 12/14.
Они убивали и умирали спокойно.
Они не были набожны (что им глупые суеверия!), жизнь приучила их уважать только силу и волю.
Приписываемый им диалект, их грубый, вульгарный стих – это дело людей из города.
Они не искали себе приключений, это кони несли их вдаль.
Далеко-далеко, к войне.
У них нет одного вождя. Они были людьми Рамиреса, Лопеса, Артигаса, Кироги, Бустоса, Педро Кампбеллы, Росаса, Пеналосы, Саравии, Уркезы, и того Рикардо Лопеса Джордана, который убил Уркезу.
Они не за родину умирали, это только пустое слово, они умирали вслед за своим случайным вождем, либо если опасность зазывала их в гости, либо просто так получалось.
Их прах затерялся в разных краях Америки, на полях знаменитых сражений.
Хиларио Аскасуби видел их драки и слышал их песни.
Они прожили жизнь во сне, не зная кем или чем они были.
Когда-нибудь это случится и с нами.
Хорхе Луис Борхес, “Гаучо”.
Зло кому угодно дается без труда, оно многолико, а вот у добра почти всегда один и тот же лик. Но существует разновидность зла, столь же редкая, как то, что мы именуем добром, — вот почему этот особый вид зла нередко слывет добром. Более того, совершающий подобное зло должен обладать не меньшим величием души, нежели творящий истинное добро.
Блез Паскаль, “Мысли”.
По всей Германии и Европе вдруг начали открываться десятки мелких контор, вербующих моряков для работы. Чисто формально, все они принадлежали одной и той же судоходной компании. С точки зрения бизнеса, это выглядело как безумная попытка конкурировать с домом Блумбергов, смогшим пережить ад, серу и фосфор. Они потеряли все корабли - но получили за них большую страховку, которую вложили в восстановление семейных брутто-тонн водоизмещения. У них было на это десять лет - и то, что они их не потеряли даром говорит уже то, что о них упоминал Айк. А это значило, что они получают армейские контракты - что само по себе золотое дно. Они прочно держат в своих руках поводья и не собираются их выпускать.
Но всегда находятся те, кто желает ...
Да так, всё это выглядело со стороны. Кто-то удачливый, сколотивший свой первый капитал - и решивший, что деньги быстро обернутся, если вложить их в старые и дешёвые «либерти», набитые сбродом с моряцкой книжкой в кармане.
Но работа на Тяжелом Континенте, упоминание о которой отталкивает обычного немца или голландца, служит верным сигналом - для тех, кто знает что здесь и к чему.
Конечно, двенадцать человек,что поедут в Пирмазен и которые будут приставлены к пушкам на Му были известны заранее. Это опытные и знающие люди.
Но есть ещё те, кто стоит над этими двенадцатью, должен был быть тот, кто будет командовать артиллерийскими автопоездами. Старшие артиллерийские офицеры, знающие как наводить и управляться с такими стотонными железками.
Этих людей полковник Тампест и Гришем знали уже давно и знали лично.
Во-первых, это Даллесон, Мячик Даллесон. Он уверял, что всё это ерунда - по сравнению с орудиями Королевского Флота. Скучающие глаза Капельки, которому давно надоели эти россказни...
– Я всадил полубронебойный - точно в форштевень “Ла Сюрприз”, идущего на прорыв полным курсом! А этот мерзавец мог бы дать фору иной гоночной машине! И сделал это с десяти миль!
... оттеняла улыбка. Вполне искренняя - и Мячик ему верил.
– Я бы дал миллион фунтов, чтобы пережить этот день снова!
Просто каждый из них радовался по своим причинам.
– Фунты нынче стоят мало - почти как германские оккупационные талоны. Миллиона, наверно, было бы мало.
– Это да, - вздыхал Даллесон, будущий командир артиллерийского автопоезда “А”.
Он даже не поставил стакан с отдающей дубом янтарной жидкостью внутри, он был ещё в вязаном домашнем свитере, надетом поверх шерстяной рубахи -от ревматизма. Но он уже согласился, он уже знал куда прибыть и он был командиром артиллерийского автопоезда. И как же Мячик хотел увидеть его!
Насколько он врал про свой день за миллион фунтов- не знал никто. Но Гришем помнил как он наводил из двадцатипятифунтовой безоткатки, когда их прижали со скал пулемёты и было не встать. Только щебень летел из выбеленного пористого древнего известняка. И Мячик, - словно бы отпрыгивающий в сторону от летящей пули -на которой уже написано,в сотый раз, его имя!, - всегда был при наших безоткатках, бивших с разбитого - и уже горевшего, севшего на дно - джипа.