Туата Дэ

Возле ног громадной махины её ожидал мужчина. Рудольф Рейнхард, вспомнила Катрикейт. Свет он не включал. То ли по старой привычке, то ли по старым инструкциям.

– Ты один? – спросила Катрикейт, всматриваясь в черты лица предположительно знакомого ей пилота.

– Как всегда, мисс Райстерршаффт, – ответил ей знакомый голос. По телу прошла волна радости. Сколько ещё вещей ей придётся вспомнить? Удивительно.

– Рудольф? – уточнила Катрикейт на всякий случай. – Это ты?

– А кто же ещё? – Рудольф улыбнулся, Катрикейт знала это. – Давно не виделись, мисс. Ну так что, куда отправляемся?

"Райтумир", пришло ей на ум. Она не знала, что это. Но что-то важное. Обязательный этап переброски из зоны испытания экспериментальной популяции "Реквингшор" в остальные, более естественные и интересные места.

– На "Райтумир", а там посмотрим, – ответила Катрикейт. – Не желаю больше сюда возвращаться когда-либо. Но прежде чем мы отправимся, расскажи, как там дела? Во внешнем мире, я имею ввиду.

– Во внешнем мире? – замешкался Рудольф, слабо представляя себе "внешний мир". – Вообще в мире, то есть? Да ничего особо выдающегося. По слухам, хотят запретить заморозку возраста для граждан категории В и ниже. Какие-то побочные эффекты у обработки НТП-излучениям выявили.

– А я тебе никаких поручений не давала? – спросила Катрикейт. – В смысле, прежде чем осталась тут.

– Давали, – ответил Рудольф и достал какую-то вещицу из внутреннего кармана куртки. Записную книжку? И как он только видит в темноте? – Так, что там было... Сейчас... Ах, вот оно. Посмотрим... Хм. Доставить личное письмо вашему старшему брату, мистеру Георршайту. Забрать ваш дневник из личного номера на ОСН "Кумиста". Присмотреть за Гуляшом и Мудянкой на Шаффране. Это всё.

– Гуляшом и Мудянкой? – переспросила Катрикейт, пытаясь вспомнить, кто это. – Как же ты за ними присматриваешь, если сейчас здесь находишься? Вдруг с ними что-то случилось.

– Моя невестка сейчас приглядывает за вашими питомцами, мисс Райстерршаффт, – отвечает Рудольф. В его голосе слышна скука.

– Ну хорошо, – успокаивается Катрикейт. На самом деле она не имеет ни малейшего представления, что тут хорошего. – Дневник у тебя?

Рудольф вытащил из-за пазухи здоровую книжицу в розово-белом переплёте, с рыжим корешком, и протянул её Катрикейт. В яркости цветов обложки дневника не было никаких сомнений – всё было видно даже сквозь реквингшорские потёмки. Катрикейт раскрыла свой дневник липкими окровавленными пальцами, но не смогла ничего прочесть. Подчерк она не узнала. Вряд ли её. Вряд ли Рудольф сделал всё как положено и выполнил её приказ в точности. Скорее всего, он ошибся.

– Готов убраться отсюда нахрен? – спросила Катрикейт Рудольфа. Терпение вновь куда-то уходило, вытекая сквозь невидимые глазу поры.

– Само собой, – утвердительно ответил Рудольф и поднялся по тёмной лестнице наверх.

Катрикейт оглянулась в последний раз на Реквингшор. На полях пылали остатки эзотерических ритуалов. Правое поле не выдержало и загорелось целиком, поднимая к небу столбы дыма. У поместья Кейграффа бегали какие-то люди. Светлые горы светились над всей зоной Реквингшора. Во тьме гуляли огоньки света, – одинокие путники, собирающие информацию для собственных ахуительных историй. Весь этот регион был проклят. Поистинне проклят. Эпицентр чёрной меланхолии, мрачной ностальгии, самых ужасных человеческих чувств. "Сжечь их всех!" Эти слова прямо-таки играли на губах Катрикейт. Единственный путь высвобождения из дичайших оков томной тоски. Вернёмся ли мы когда-нибудь ещё в это место?

– Никогда, – вслух ответила сама себе Катрикейт. – Никогда.

Она поднялась на борт "Призрака". Рудольф включил огни. Беспокоиться об конфиденциальности более не требовалось. В уборной Катрикейт вымыла свои окровавленные руки и насухо вытерла их. Вернувшись в каюту, она открыла свой дневник. Бросив задумчивый взгляд на кровавые отпечатки её собственных пальцев, Катрикейт открыла первую страницу и начала читать.

Глава XXV

Луч прожектора, питаемого от главной силовой установки фрегата, был так силён, что легко пробивал без устали создаваемое Ткачами Погоды укрывавшее Нифльхейм облачное покрывало - а это сотни фатомов холодного мокрого тумана. Он не выводил даже и не мог вывести точно к Твари - он всего лишь указывал в рассчитанную точку, там, где по расчётам звукометристов, можно было ожидать одичавшее железо.

Но с ним было легче, намного легче нырять во влажные вечные туманы,а потом - быстро находить древние военные механизмы в вое вечных песчаных бурь Нифльхейма. И быстрота эта всегда была особенно важна.

Но луч поискового прожектора, способного пробить облака и пылевые бури был очень, очень силён -недаром при изготовлении отражателя использовалась полированная сталь, а стекло представляло практически тот же самый материал, что идёт на шмельцены -самое тугоплавкое из прозрачных веществ из известных цвергам. Даже на расстоянии десяти миль, световой конус слепил, жёг кожу и, что куда важнее, разбивал в клочья радужную плазму Крыльев быстрее, чем к гаснущему белому огню, по сузившимся от боли сосудам, успевали протолкнуть кровь сердца фей.

Было бы просто замечательно спускаться по световой лестнице или,хотя бы, даже рядом с ней в точно указанную точку - но нет. Мертвенно-синий свет с кораблей Флота был опасен - но другого способа указать направление Полёта не было. Из-за чего спуск к поверхности походил, скорее не на нырок в белые холодные волны облаков, на танец мотыльков вокруг раскалённой лампы. Или на падающие осенние листья, подхваченные ветром . Бесконечная, мучительная спирать спуска в холодном одиночестве. Особенно она была страшна если, как сейчас, в Нифльхейме царила ночь и страх не услышать голоса своих подруг накатывал и железным кулаком сжимал сердце.

А ведь поисковые прожектора всегда выводили к цели - той самой, что в этой ночи бродит, грохочет, воет...

Д-7 вздрогнула от холода, снова толкнувшего её в грудь, когда АН-17 разжала руки. Но её Крылья окрепли, чтобы она не успела провалится в бездну туманов. Теперь она спокойно висела в воздухе - и, каким-то образом, шмельцен больше не мешал ей. Теперь, вдоволь належавшись в спокойных и тёплых объятиях своей Старшей, она успокоилась. Понаблюдав,как мерцает и возникает плазма Крыльев АН-17, она кое-как могла компенсировать парусность своего оружия. Конечно, ей было далеко до инстинктивного умения - управлять плазмой, отталкиваясь от воздуха и любых препятствий, но она этому научится со временем. Она очень способная девочка. Д-7,глядя как Старшая улыбается, видя её успехи, тоже засмеялась. Едва слышно

Если честно, больше всего, она обрадовалась тому, что Старшая не бросила её одну. Она ведь помнила как её привезли на Арсенальный Остров. Капитан вывел её за руку на причал , и строго-настрого велели ждать - и просто забыли среди ящиков.

Корабль разгрузили и он ушёл, проревев на прощание винтами. Она ждала.

Солнце упало в багровые пески и прохладный осенний день сменился холодной ночь. Стоять было так утомительно, что она присела.

Сколько времени она чертила в пыли рисунки невозможно сказать -наверное, пока не погас последний солнечный луч. Оставшись одна,в темноте, среди высотных ветров, пронизывавших беленькое льняное платье, так будто его и не было, она поверила,что за ней уже никто никогда не придёт, что её забыли... А куда идти? Она и побежала к причальным мосткам - но корабль ушёл. К складам - но их, разгрузив воздушную барку, заперли на замок. Она долго и упорно трясла неподатливый чёрный металл -но он не отрывался, никто не ругался, зажигая свет, чтобы открыть ей. И тут она сделала то, что ей следовало бы сделать давным давно - свалившись без сил, у бронзовой решётки, замёрзшая девочка, которая тогда ещё не носила имени Д-7, заплакала...

Если звуки металла уставшая Ананта могла бы ещё списать на ветер, играющий с крышей или незакрытой дверь сарая, то звуки детского плача... Нет, ей никто ничего не сказал, но, это же был плач.

Тролли - хищники. Они прекрасно слышат, угадывают направление звука и могут бежать многие лиги без отдыха. Так что, Арсенальный Остров площадью в двадцать югеров она пересекла бешеными скачками, разрывая платье о случайные ветки или кусты и не замечая оград и или луж и белый огонь горел в её глазах.