Тысяча городов

«Я понимаю, повелитель», - сказал Берошеш торжественным шепотом. Он нервно огляделся. «Даже у полов есть уши».

Учитывая, сколько прошлого любого города в округе лежало прямо под ногами, это могло быть правдой буквально. Абивард задавался вопросом, слышали ли эти мертвые уши когда-либо о плане, подобном его. Затем, что более важно, он задался вопросом, сделал ли это Маниакес. Автократор удивил Макурана и удивил самого Абиварда. Теперь, возможно, Абивард вернет должок.

Абивард никогда прежде не входил в комнату, в которой находилось полдюжины магов. Перспектива показалась ему пугающей. В своем мире, с обычными инструментами войны, он был человеком, с которым приходилось считаться. В их мире, который был каким угодно, только не мирским, он обладал меньшей властью контролировать события, чем самый скромный пехотинец его армии.

Несмотря на это, волшебники считали его важным человеком. Когда он собрался с духом и вошел к ним, они вскочили на ноги и очень низко поклонились, показывая, что признают, что он намного выше их по рангу. «Мы будем служить тебе, господь», - сказали они почти хором.

«Мы все будем служить Царю Царей, да продлятся его дни и увеличится его царство», - сказал Абивард. Он указал на жареных перепелов, хлеб с медом и кувшины финикового вина на буфете. «Ешьте. Пейте. Подкрепитесь.» Судя по чашкам, которые держали некоторые маги, по просветам в маленьких буханках хлеба, по птичьим косточкам, разбросанным по полу, они не нуждались в его приглашении подкрепиться.

Они представлялись друг другу, иногда между глотками. Фалашам был толстым и веселым. Глатпилеш тоже был толстым, но выглядел так, как будто ненавидел мир и всех в нем. Мефиеш был лыс, и у него был самый блестящий скальп, который Абивард когда-либо видел. Его брат, Йешмеф, был почти таким же лысым и почти таким же блестящим, но носил бороду, заплетенную в косички, перевязанные желтыми лентами, что придавало ему вид смуглого подсолнуха. Утпаништ, перед которым преклонялись все, даже Глатпилеш, был древним и иссохшим; его внук, Кидинну, был в расцвете сил.

«Зачем ты призвал нас, повелитель?» - Спросил Глатпилеш у Абиварда голосом, который предполагал, что у него есть дела поважнее в другом месте.

«Разве ты не мог узнать это с помощью магии?» Сказал Абивард, думая: "Если ты не можешь, что ты здесь делаешь?"

«Я мог бы, да, но зачем тратить время и труд?" Ответил волшебник. «Магия - это тяжелая работа. Говорить всегда легко».

«Слушать еще проще», - сказал Фалашам так добродушно, что даже суровый Глатпилеш не смог обидеться.

«Ты знаешь, что видессийцы вторглись в страну Тысячи городов«, - сказал Абивард. «Ты также можешь знать, что они разбили армию, которой я командую. Я хочу прогнать их, если смогу найти способ ».

«Боевая магия», - презрительно сказал Глатпилеш. «Он хочет, чтобы боевая магия прогнала видессиан. Он многого не хочет, не так ли?» Его смех показал, что он думал о том, чего хотел Абивард.

Скрипучим голосом Утпаништ сказал: «Предположим, мы позволим ему сказать нам, чего он хочет? Это может быть лучшей идеей, чем заставлять нас говорить ему. Глатпилеш пристально посмотрел на него и пробормотал что-то невнятное, но затих.

«То, чего я хочу, - это не боевая магия», - сказал Абивард, благодарно кивнув Утпаништу. «Страсть вовлеченных не будет иметь ничего общего с ослаблением силы заклинания.» Он засмеялся. «И я тоже больше не буду пытаться объяснять тебе твои собственные дела. Вместо этого я объясню, чего я действительно хочу.» Следующее короткое время он занимался именно этим.

Когда он закончил, ни один из волшебников на мгновение не произнес ни слова. Затем Фалашам разразился высоким, пронзительным хихиканьем. «Это не человек с мелочными мыслями, что бы еще мы ни говорили о нем», - заявил он.

«Ты можешь это сделать?» - Спросил Абивард.

«Это было бы нелегко», - прорычал Глатпилеш.

Надежды Абиварда возросли. Если вспыльчивый маг не отвергнет идею как невозможную сразу, это может даже означать, что это было легко. Затем Йешмеф сказала: «Это волшебство никогда не творилось, что вполне может означать, что это волшебство не может быть сотворено.» Все остальные волшебники торжественно кивнули. Маги были консервативными людьми, даже более склонными полагаться на прецедент, чем слуги Бога, судьи и клерки.

Но Утпаништ, от которого он ожидал, что он будет самым консервативным из всех, сказал: «Одна из причин, по которой это не было сделано, заключается в том, что земля Тысячи городов никогда не сталкивалась с врагом, подобным этому видессианцу и его войску. Отчаянные времена требуют отчаянных средств ».

«Могу призвать их», - сказал Мефиеш. К разочарованию Абиварда, Утпаништ не стал ему противоречить.

Кидинну сказал: «Дедушка, даже если мы сможем сотворить эту магию, должны ли мы? Разве это не причинит больше вреда, чем все, что делает видессианин?»

«Это непростой вопрос», - сказал Утпаништ. «Вред от этого Маниакеса заключается не только в том, что он делает сейчас, но и в том, что он может сделать позже, если мы не остановим его сейчас. Это может быть действительно очень большим. Наводнение... Он пожал плечами. «За годы, проведенные здесь, я видел много наводнений. Мы, живущие между реками, знаем, как бороться с наводнениями».

Кидинну склонил голову, соглашаясь с доводами своего деда. Абивард снова задал свой вопрос: «Ты можешь сделать это?»

На этот раз волшебники не ответили ему прямо. Вместо этого они начали спорить между собой, сначала на макуранском языке, а затем, судя по звуку вещей, потому что он показался им недостаточно резким, на гортанном наречии, которым пользовались между собой жители Тысячи городов. Мефиеш и Йешмеф не нашли достаточно удовлетворяющим даже свой собственный язык, потому что после одной горячей перепалки они дернули друг друга за бороды. Абивард подумал, не вытащат ли они ножи.

Наконец, когда споры утихли, Утпаништ сказал: «Мы думаем, что можем это сделать. Все мы согласны, что это возможно. Мы все еще не решили, какой метод нам нужно использовать ».

«Это потому, что некоторые из этих болванов настаивают на том, чтобы относиться к каналам так, как если бы они были реками», - сказал Глатпилеш, - «когда любой дурак - но, очевидно, не любой идиот - может видеть, что они принадлежат к двум разным классам».

Добродушие Фалашама истощалось по краям. «В них течет вода», - отрезал он. «Выражаясь духовно и метафорически, это делает их реками. Они не озера. Это не купальни. Что это, если не реки?

«Каналы», - провозгласил Глатпилеш, и Йешмеф громко выразила согласие. Скандал начался заново.