У пирамиды

В эстетике этому общему понятию действительности соответствует представление о действительности, лежащее в основе так называемого реализма. Понятием реализм, как известно, обозначают по крайней мере два явления. С одной стороны, так называют определенное направление в литературе и, шире, в искусстве, которое (примерно) в середине 19-го столетия сделалось господствующим; с другой стороны под реализмом разумеют некую типологическую константу. В таком случае говорят — причем применительно также и к авторам, которые себя «реалистами» отнюдь не считали, или вообще не знали сего выражения, — о «близости к действительности», «изображении действительности» и т. п.; понятие реализма распространяется при этом на эпохи, предшествовавшие, собственно, «эпохе реализма» и даже весьма от нее далекие. Так рассуждают о «реализме у Данте» (о реализме в современном, конечно, отнюдь не в средневековом смысле), или даже об «изображении действительности у Гомера». [26] Что если, однако, само это представление о действительности однажды возникло и однажды, возможно, исчезнет? Что если сама «действительность» — всего лишь историческое явление? Именно так, полагаю я, дело и обстоит.

26

Классическим примером такого подхода является известная книга Эриха Ауербаха «Мимезис»: Auerbach, Erich. Mimesis. Dargestellte Wirklichkeit in der abendl"andischen Literatur. Bern 1946.

Дело, иными словами, обстоит вовсе не так, будто в середине (примерно) 19-го столетия произошел поворот к уже существовавшей действительности, что, якобы, и выразилось в реализме, но сам реализм потому и стал возможным, что действительность (т. е. идея действительности — что то же) окончательно завоевала господствующее положение.

На этот исторический характер действительности указывает уже этимология самого слова «действительность», произведенного в 18-ом веке от немецкого Wirklichkeit, с которого я поэтому и начну. Есть, кстати, некая ирония в том, что как прилагательное «действительный», wirklich, так и его субстантивация Wirklichkeit, «действительность» — т. е. излюбленные понятия презирающих всякую «мистику» «реалистов» — что оба эти понятия созданы немецкими (поздне-)средневековыми мистиками. Wirklich — или w"urk(en)lich — впервые встречается в мистической литературе 13-го века как прилагательное, образованное от глагола wirken, т. е делать, деять, и причем, что для нас важно, в значении «действенный», «действующий», по определению братьев Гримм, «handelnd, t"atig», «durch handeln geschehend, im tun bestehend». [27] Существительное же Wirklichkeit, образовано мейстером Экхартом как перевод латинского понятия actualitas, в свою очередь восходящего к глаголу agere («делать, действовать»), что и сделало возможным немецкое новообразование, и вместе с тем подразумевающего противоположность potentialitas, т. е. речь идет о модусе «действительного», «актуального» существования в отличие от всего лишь «возможного». [28] И только в 18-ом веке понятие «wirklich», отграничивая себя от «wirksam» («действенный»), получает значение «реальный»; существительное Wirklichkeit сохраняет при этом прежде всего значение свойства («действительность чего-то»), т. е. является отвлеченным существительным по значению прилагательного «действительный». Более поздним является значение «суммы всего действительного», «совокупности всего доступного опыту и восприятию» и т. д. («[alles] das, Bereich dessen, was als Gegebenheit, Erscheinung wahrnehmbar, erfahrbar ist»). [29]

27

Deutsches W"orterbuch von Jacob Grimm und Wilhelm Grimm. B. 14, 2. Abteilung, Leipzig, 1960, S. 578. См. также: KLUGE. Etymologisches W"orterbuch der deutschen Sprache. 23 Aufl., Berlin NewYork, 1995, S. 893–894.

28

W"orterbuch der philosophischen Begriffe. Hrsg. von Johannes Hoffmeister. Hamburg 1955. S. 23, 672.

29

DUDEN. Das grosse W"orterbuch der deutschen Sprache. Bd.8. Mannheim usw. 1995. S. 3934.

Аналогична этимология соответствующих русских понятий. Прилагательное «действительный», произведенное от глагола «действовать», в свою очередь образованного от «деять» и родственного «делать», существовало и до 18-го века, однако лишь в значении «действующий», «делающий», «действенный»; отсюда, кстати, «действительный залог» (т. е. «актив») в противоположность «страдательному залогу» («пассиву») — грамматические понятия, восходящие к соответствующим греческим и латинским терминам. [30] Лишь в 18-ом веке, и причем, по-видимому, под влиянием немецкого wirklich, оно получает современное значение «реальный». [31] «Действительность» же есть несомненная калька с немецкого Wirklichkeit, образованная все в том же 18-ом веке и употреблявшаяся поначалу в значении «активность, деятельность, действенность». В значении «реальность» это понятие впервые употреблено в 1767 году, опять-таки в переводе с немецкого (из Самуэля Пуфендорфа). [32]

30

Г. П. Цыганенко. Этимологический словарь русского языка. Киев, 1989, стр. 104.

31

Этимологический словарь русского языка. Под ред. Н. М. Шанского. Т. 1, 5, М., 1973, стр. 50–51.

32

Там же.

Уже одно это должно было бы пробудить нас от догматической дремоты — говоря по-хайдеггериански, история языка есть история бытия. Однако наивность словоупотребления преодолевается с трудом, если вообще преодолевается. Поэтому дебаты об («истинном») «реализме» и («подлинной») «действительности» благополучно продолжаются, в общем, до сих пор. Два (принципиальных) обстоятельства, следовательно, упускаются при этом из виду. Во-первых, «идеальный» характер действительности, во-вторых ее «исторический» характер. С одной стороны, рассуждают так, как будто действительность существует «сама по себе», an sich, т. е. (доведем дело до тавтологического абсурда) как будто действительность действительно существует, с другой же так, как будто она всегда существовала. На самом деле, происходит здесь следующее. Берется — некритически — понятие действительности, сложившееся в 19-ом веке, превращается, опять-таки по образцу 19-го века, во всемирно-историческую константу и преспокойно распространяется на все другие эпохи. Аналогичная операция проделывается с понятием реализма. [33]

33

Cm: Preisendanz, Wolfgang. Das Problem der Realit"at in der Dichtung. In: Ders.: Wege des Realismus. M"unchen 1977. S.217 ff.

Некоторые авторы готовы признать, разумеется, что «представление о действительности» меняется с течением времени, что, скажем, у древних греков оно было каким-то другим, чем у нас теперешних и т. д. Однако признания такого рода, на мой взгляд, не проясняют дела, но еще более затемняют его. Они показывают, в первую очередь, что мы, теперешние, все еще, и совершенно наивно, оперируем (нерефлексированным) понятием действительности, пронизывающим все наши представления о мире. Следовало бы раз и навсегда усвоить себе, что древние греки, римляне, филистимляне и т. д. вообще никакой «действительности» не знали; действительность доминирует именно в нашем «образе мира».

Она способна на такое доминирование именно в силу своей расплывчатости. В самом деле, это наиболее общее и наиболее расплывчатое понятие для обозначения — чего угодно; понятие, под которое, в общем, все каким-то образом подпадает. На самом деле, как мы увидим, эта расплывчатость в большой степени кажущаяся; представление о мире как о действительности есть вполне определенное представление. Мы сталкиваемся здесь с тем основным противоречием, с которым нам предстоит вновь и вновь сталкиваться: действительность, с одной стороны включающая в себя «все», «совокупность всего», с другой заключает в себе противоположность чему-то (напр., действительное как противоположность «всего лишь» мыслимому или «только» возможному; действительность как противоположность мечтам, снам, фантазиям, бреду и т. д.); в качестве противоположности чему-то она сама оказывается, конечно, не «всем», но лишь «чем-то».

Прежде чем заняться этим и другими определениями действительности, нам следует хотя бы наметить временные границы ее господства — причем в первую очередь границы, отделяющие ее от предшествующих доминант (о том, что следует за нею, и следует ли вообще что-нибудь, т. е. сохраняется или нет ее господство до сих пор, пойдет речь в конце статьи). Можно предположить, что это господство начинается, или подготавливается, еще до окончательного «торжества реализма», поскольку сам «реализм» есть, как уже сказано, скорее следствие и результат этого уже начавшегося господства. Середина 19-го века оказывается в таком случае моментом окончательного закрепления действительности как «образа мира» или, если угодно, ближайшей к нам границей. Граница чуть более отдаленная пролегает, видимо, где-то вокруг 1830 года (или чуть раньше, в двадцатые годы), когда и произошел, собственно, тот, как называют его некоторые историки, [34] большой «поворот к действительности» (причем не только, конечно, в литературе), который и сделал возможным «победу реализма» и о котором мы еще будем говорить. Иными словами, именно в двадцатые годы и начинается тот процесс, который примерно через два десятилетия заканчивается «победой реализма» (я отвлекаюсь сейчас от национальной специфики этого развития; впрочем, сходства между соответствующими процессами, например, во Франции, Германии и России явно перевешивают различия; мы очевидным образом имеем здесь дело с единым общеевропейским процессом). Однако в двадцатые годы не только начинается, но, в свою очередь, и заканчивается кое-что — романтизм, вообще говоря, так что начало процесса, ведущего к победе реализма предстает, по крайней мере хронологически, как результат завершения — или, если угодно, крушения — романтизма. Что речь идет о чем-то большем, чем хронология, можно предположить уже сейчас; мы скоро увидим, что романтизм во всем этом процессе играет ключевую роль. Однако и сам романтизм имел, как известно, предшественника — Просвещение, говоря опять же вообще; уже набросанная выше история значения слова «действительность» указывает со всей отчетливостью на то, что самые ранние истоки интересующего нас развития надо искать именно в этой эпохе.

34

Напр. Sengle, Friedrich. Biedermeierzeit. Deutsche Literatur im Spannungsfeld zwischen Restauration und Revolution 1815–1848. Stuttgart 1972. Выражение «поворот к действительности» может, конечно, ввести в заблуждение, поскольку как будто предполагает действительность уже «существующей»; на самом деле, она только складывается.

Если так, тогда время — постепенно подготавливающегося, затем окончательного — господства действительности совпадает с той эпохой, которую в Германии некоторые (не все) авторы называют die Moderne (что можно было бы, пожалуй, перевести как Современность). Понятие это употребляется, конечно, и в совсем других значениях; некоторые отождествляют его с «модернизмом» (der Modernismus), в каковом случае оно соотносится, конечно, прежде всего с 20-ым веком — и прежде всего с искусством 20-го века — хотя истоки модернизма находят, разумеется, и в 19-ом. Все это вполне легитимно; мне сейчас важно, однако, подчеркнуть, что это не то значение, которым я буду пользоваться. Я опираюсь скорее на Юргена Хабермаса с его «проектом Современности» (das Projekt der Moderne), каковой проект как раз и возводится им к эпохе Просвещения; [35] при этом меня интересует не столько само «содержание» проекта (хотя и в этом смысле могут быть проведены некоторые параллели), сколько его временные границы. Предлагаемое мною хронологическое деление — собственно Современность (после романтизма), с одной стороны, и, с другой, долгое «переходное время», начинающееся с эпохой Просвещения — также соответствует результатам, к которым пришел целый ряд исследователей, с разных сторон подходивших к проблематике Современности. [36]

35

Habennas, J"urgen. Die Moderne — ein unvollendetes Projekt. Rede aus Anlass der Verleihung des Adorno-Preises der Stadt Frankfurt. In: Ders.: Kleine Politische Schriften (IV). Fr./M., 1981, S. 444–464.

36

См. в особенности: Jauss, Hans Robert. Der literarische Prozess des Modernismus von Rousseau bis Adorno. In: Ders.: Studien zum Epochenwandel des "asthetischen Moderne. Fr./M. 1989.

Есть, разумеется, множество способов, которыми Современность может быть описана; одна из ее возможных характеристик, для нас сейчас наиболее важная, заключается в том, что Современность — это та эпоха, которая нам «теперешним» непосредственно доступна, «открыта»; мы, пускай лишь «в общем», но все-таки понимаем ее и ориентируемся в ней, не прибегая к помощи историка; мы говорим с ней, если угодно — все еще, на (более или менее) «одном языке». [37] Причина тому — или, осторожнее, одна из причин тому — понятна: мы (все еще) существуем внутри того миропонимания, которое свойственно Современности вообще; мы (по-прежнему) понимаем мир как — действительность. Чтобы приблизиться к этому «образу мира» попытаемся прежде всего отделить его от предыдущего.

37

Там же. См. также: Jauss, Hans Robert. Literarische Tradition und gegenw"artiges Bewusstsein der Modernit"at. In: Ders.: Literaturgeschichte als Provokation. Fr./M. 1970.

II. ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ И ПРИРОДА

В самом деле, действительность произошла не из ничего и возникла не на пустом месте. Она должна была сменить какой-то другой «образ мира»; не трудно догадаться какой — «природу». Каковая в свою очередь и в свое время заменила «творение». [38]

Можно было бы таким образом установить что-то вроде последовательности «образов мира» — cum grano salis, конечно. Античности в таком случае будет соответствовать «космос», Средневековью — «творение», Новому времени — «природа» и Современности — «действительность». Это последнее различение (Новое время с одной стороны и Современность, с другой) не является всеобщим «фактом сознания»; между тем без него, на мой взгляд, невозможно понять специфику последних двух столетий. [39]

38

Cm. Guardini, Romano. Das Ende der Neuzeit. W"urzburg 1950.

39

Ср. Welsch, Wolfgang. Unsere postmoderne Moderne. Weinheim, 1987, S.65 ff.

Что «природа» доминирует в «образе мира» Нового времени, само по себе не новость; [40] важно, однако, что природа до Современности, в классическое Новое время, была чем-то иным по сравнению с тем, чем она в Современности сделалась. У этой до-современной природы есть, конечно, некие, скорее внешние, сходства с современной действительностью, поскольку она тоже является общим понятием, которое тоже, в конце концов, может означать что угодно и, если угодно, «все» — что и ведет к тому, что эти понятия нередко, и совершенно некритически, отождествляются, [41] — однако по сути она отлична и от современного понятия природы и от понятия действительности. Нам придется, следовательно, по необходимости вкратце, рассмотреть это до-современное понятие природы; вообще говоря, это отдельная, и огромная, тема.

40

Напр., Guardini, op. cit., S. 46ff.

41

Cm. Kleinst"uck. Die Erfindung der Realit"at. A.a.O., S. 48.