Уральская ёлка

Ещё немного побродив, я утомилась и поняла, что на блошином рынке в основном продают то, что и даром никому не нужно. А чтобы найти что-то стоящее нужно потратить немало времени и сил, коих у меня уже серьёзно убыло. И я решила брать курс на выход.

На красную неновую машину, припаркованную у дороги, я сначала не обратила никакого внимания. Пока из неё не вышла цыганка.

Нет, в национальностях я разбираюсь не очень хорошо и по внешним признакам не отличила бы цыганку от, скажем, индианки. Но это была прямо карикатурная цыганка, которую можно было бы нарисовать в мультфильме — в ярком, цветастом и очень идущем ей платье. С очень чёрными, просто в синеву вьющимися волосами. И с носом, благородно изогнутом примерно на середине. Возраста этой женщины я не уловила, а вот жгучий взгляд был такой, что будь я мужчиной, то определённо бы оценила положительно.

Я стараюсь не жить стереотипами, так что постаралась поскорее отодвинуть от себя мысли о том, что цыгане воруют детей. Тем более — мне-то чего бояться, если я давно не ребёнок? Но всё равно я струхнула, когда цыганка направилась прямиком ко мне.

— Горе тебя ждёт, — «с порога» заявила мне женщина с лёгким иностранным напевом. По её телу при этом прошла странная дрожащая волна, как если бы каждая мышца вздумала прийти в движение. Выглядело завораживающе и пугающе.

У меня внутри что-то треснуло и, чтобы не показать этого, я поспешила надерзить:

— Ага, и чтоб его снять, нужно тебе всё золото с деньгами отдать.

Я нарочно взяла от цыганки в сторону, чтобы развеять странный морок, наползающий на уши от её мягкого голоса. Поэтому следующие цыганские слова упёрлись своей остротой прямиком мне в спину. По которой мигом прошёлся холодок.

— Зря ты это сделала. Семью только свою порушишь, мать с отцом поскорбишь. Плохо тебе будет. И счастья тебе теперь не сыскать.

Моё сознание тут же, опираясь на пространные слова «ведьмы», достроило неприятную картину. Хоть она и не сказала ничего конкретного, но… меня это всё равно до жути разозлило. Если уж кому-то и не должно быть дела до моей любовной привязанности, так этой чужой тётке, пусть она и цыганка.

Наверное, я поступила неправильно и надо было просто идти дальше, не обращая внимания на злобное пророчество. Но у меня внутри всё взыграло и захотелось очень сильно отомстить. Моментально припомнив, что цыганки очень суеверные, я с полпинка развернулась к ней и в пару шагов снова оказалась рядом. Не давая цыганке времени опомниться и ещё чего-нибудь наплести, я вцепилась в её шикарную шевелюру. Не настолько сильно, как если бы она вдруг вздумала увести у меня Витьку — просто захватила пальцами несколько волосинок — и дёрнула.

— У меня бабушка — ведьма! — прямо в лицо заявила я цыганке, для пущей убедительности чуть не клюнув её носом. — Я ей скажу, она на тебя порчу наведёт!

Надеюсь, почившая бабушка простит мою ложь.

С чужими волосами в ладони я бодро припустила по просёлочной дороге прочь.

Совсем, совершенно я не понимаю романи, но пока эта оголтелая тётка за мной гналась, выучила несколько цыганских ругательств. В частности,

«тэ курэл тут джюкло». Потом на ломаном русском она просила меня вернуть ей волосы и даже заплатить. Но я была моложе и быстрее, так что цыганка быстро отстала и вернулась обратно к рынку.

Вот и славно. Будет знать, как меня кошмарить. Победительницей, я пошла по просеке к дому.

В воздухе разливалось спокойствие. Хоть погода и была пасмурной, дороги лежали коричневой травой к верху, а деревья напоминали пустые, чёрные лабиринты — всё это совсем не печалило. Скорее рождало ощущение, что в мире всё бывает по-разному, и даже если зима прикидывается осенью, это ничего не значит. И не делает зиму хуже — наоборот, меня немного пугала перспектива пробираться к остановке среди сугробов в мой рост.

Из-за поворота неспешно выглянул наш с Витькой дом, заставив меня поспешить сильнее.

Витька уже был на ногах. Вернее, на окне — высунувшись из оного по пояс, он крайне сосредоточенно взирал на что-то на верхней оконной раме. Зубами при этом зажав несколько гвоздей, и спиной изогнувшись так, будто намеревался прямо из окна на землю встать на мостик.

— Если ты решил покончить с собой, то тут слишком низко, — не скрывая сарказма, сообщила я, когда подошла ближе.

Витька нарочно даже ухом не повёл.

— И этот дом дофтанется тебе? Не дофдёфся, — сообщил он, немного шепелявя.

— Кстати, неужели нет такого приспособления, чтобы не держать гвозди в зубах?

Витька пожал плечами. Изогнувшись в крестце, он занырнул обратно и исчез из поля моего зрения. А я вдруг подумала, что до двери идти слишком далеко — аж завернуть за угол. Окно же очень предусмотрительно раскрыто.

Представив себя скалолазом, я, вцепившись руками в подоконник, зашагнула на приступку фундамента. Окно неожиданно скрипнуло, и мне в голову разом обрушилась картинка, как оконная рама вместе со мной вываливается, и мы, вдвоём, летим вниз. Это меня совершенно не порадовало и не добавило ни капли устойчивости. Хорошо, что Витькины руки уже перехватили мои сверху, лишая иллюзии, что я сейчас рухну. Мир снова приобрёл привычную устойчивость.

— Сестра, ты опять забыла, где у нас дверь? — «участливо» поинтересовался Витька.

— Никакого забытья! — поспешила оспорить я. — Просто зайти в дом не через дверь — единственный метод снять цыганское проклятье.

— Тогда хорошо, что мы не живём в многоэтажке, — размышлял вслух Витька, задвигая куда-то ящик с инструментами. — Какое проклятье?

Я, стараясь не выдавать волнения, коротко пересказала то, что произошло у меня с цыганкой. Волосы которой я где-то потеряла, но и без них Витька мне поверил. Разве что посетовал:

— Я думал, что всех цыган давно отловили, отучили и заставили выдавать микрокредиты.

— Ну, сегодня же воскресенье — наверное, у неё выходной…

… — и её тянет творить куда более добрые вещи.

Я усмехнулась. Витька ни на секунду не взволновался из-за слов цыганки, и мне тоже захотелось относиться к ним легко и с юмором. К тому же, я вовремя прикупила нам оберег-пентаграмму и домового.

***

Хоть погодная зима в гости к нам и не спешила, но грядущего нового года никто не отменял. Поэтому дом, который мы потихоньку обживали, чинили и отмывали, начал ненавязчиво обрастать соответствующим декором.

Вокруг циферблата часов примостились настоящие еловые ветки — совсем короткие и тонкие, чтобы не упали под своим весом, но всё равно добавляющие в комнату запах зелёной свежести. Скатерть на кофейном столике приобрела узор из двуцветных изогнутых леденцов, а окна теперь закрывали не только плотные шторы, но и паутинки гирлянд. В углах я рассадила мягкие игрушки, которые мы нашли в бабушкиной кладовой, когда собирались — они кажутся мне милыми. А на обеденный стол я нашла лампы, стилизованные под старые свечи в подсвечниках — опять же на блошином рынке. Их свет давал приятные и длинные тени на полу, если сумерки были не слишком плотные. Кстати, деревянный пол почти деревенского пола очень мягко скрипит, когда по нему идёшь. Этот звук здорово отличается от городской квартиры — даже не знаю чем. Просто он чище и тоньше.