В родном углу
Шрифт:
— Нтъ, погодите покуда. Пріучать будете себя ужъ потомъ, а покуда погодите, — стоялъ на своемъ докторъ. — Но главное, не оставайтесь на долго одинъ. Вы, Поліевктъ, вотъ что… — обратился онъ къ камердинеру. — Вы ложитесь сегодня на ночь здсь съ бариномъ. Одного его оставлять на ночь не слдуетъ. Да и вообще надо стараться, чтобъ кто-нибудь былъ при немъ.
— Да я, господинъ докторъ, и то предлагалъ, но баринъ не захотлъ. А сегодня я съ удовольствіемъ, — сказалъ камердинеръ.
Докторъ ухалъ.
Чувство необычайной тоски сжало грудь Сухумова посл отъзда доктора. Камердинеръ Поліевктъ
«Тургенева разв, Толстого что-нибудь? — задалъ онъ себ вопросъ, но вспомнилъ, что докторъ не совтовалъ оставаться по долгу наедин. — Позову управляющаго и сыграю съ нимъ въ шашки», — ршилъ онъ и позвонилъ къ Поліевкту.
Поліевктъ какъ изъ земли выросъ. Оказалось, онъ сидлъ въ сосдней комнатк и караулилъ барина.
— Позови сюда управляющаго и попроси его, чтобъ онъ шашечную доску и шашки съ собой захватилъ, — сказалъ ему Сухумовъ. — Отъ нечего длать я хочу съ нимъ въ шашки сыграть. А потомъ приготовишь для насъ двоихъ здсь чаю и закусить.
Поліевктъ удивился и долго стоялъ, какъ-бы пораженный, и наконецъ спросилъ:
— Да подобаетъ-ли вамъ, Леонидъ Платонычъ, такая компанія? Вдь хоть и управляющій онъ, а простонародный человкъ. Давеча вижу я, онъ вдругъ въ руку сморкается, извините за выраженіе.
— Ну, что тутъ разговаривать! Позови… — сказалъ Сухумовъ, сморщившись.
— Воля ваша, а только онъ и разговоровъ настоящихъ господскихъ не понимаетъ.
Поліевктъ сходилъ къ управляющему и вернулся со скатертью, чтобы накрыть столъ для чая.
— Придетъ-съ. Рядиться началъ. Сапоги чиститъ, чтобы переодться изъ опорокъ. Вотъ какой онъ человкъ: въ опоркахъ на босу ногу дома ходитъ. А вы его гостемъ звать!
— Ну, не ворчи, не ворчи. Ты самъ-то умешь-ли въ шашки играть? — спросилъ его Сухумовъ.
— Да какъ-же не умть! Я и въ преферансъ… — похвастался Поліевктъ. — У меня племянница за телеграфистомъ и племянникъ мастеромъ на завод на манеръ нмца…
— Ну, такъ вотъ завтра и съ тобой буду въ шашки играть.
— Не подобаетъ мн съ вами… — съ сомнніемъ покачалъ головой Поліевктъ.
— Ну, объ этомъ потомъ будешь разсуждать, когда сыграешь. Зажги еще лампу.
— Это для управляющаго-то? Кажись, много чести.
Сухумовъ вспылилъ.
— Не для управляющаго, а просто хочу, чтобы въ комнат было больше свта и веселе! — возвысилъ онъ голосъ. — И попрошу даже, кром этой, принести еще лампу.
— Три лампы, ваше высокородіе, въ одной комнат не полагается. Примта нехорошая есть, — опять возразилъ Поліевктъ.
— Эта примта относится къ свчкамъ, а вовсе не
къ лампамъ.— Нтъ, вообще, Леонидъ Платонычъ.
— А вообще если по огнямъ считать, то въ этой комнат, кром трехъ лампъ, еще два подсвчника по дв свчки будутъ.
— Правильно. Но лампы за лампы надосчитать, а свчки за свчки.
— Ахъ, какой наказательный человкъ! Ты меня изводишь! Изводишь больного человка! — вскричалъ Сухумовъ.
— Извините, баринъ, простите. Но если можно избжать, то отчего-же не принести четвертую лампу, если она есть!
— Да чего избжать? Чего?
— Три свчи или три лампы — о покойник слышать. А съ какой-же стати вамъ это слышать? Лучше что-нибудь веселое слышать. Вы человкъ больной. Вамъ лучше веселое воображеніе имть. А то вонъ изволили подумать про покойника ддушку — дурно сдлалось.
Въ это время вошелъ управляющій съ шашечной доской и шашками. Онъ былъ дйствительно прифрантившись, въ черномъ сюртук и въ черномъ шелковомъ жилет съ крапинками. На ше была блая косынка, на борт сюртука висли дв солдатскія медали на красной и голубой лентахъ.
— Здравствуйте, Сидоръ Софронычъ. Спасибо, что пришли, — ласково привтствовалъ его Сухумовъ. — Садитесь, пожалуйста. А я пригласилъ васъ, чтобы побесдовать съ вами, да и въ шашки сыграть. Очень ужъ скучно одному… такъ скучно, что не знаешь, куда дваться, чмъ заняться.
— Это вы правильно, это вы дйствительно, Леонидъ Платонычъ, — отвчалъ управляющій. — И мы то дивились, что вы нездоровый человкъ къ намъ въ глухое мсто одни пріхали. Хоть-бы сродственничка какого-нибудь привезли.
— Въ томъ-то и дло, Сидоръ Софронычъ, что у меня нтъ такого родственника. Пріятели мои отъ меня, какъ отъ больного человка, давно отшатнулись. Имъ нуженъ такой человкъ, который могъ-бы вмст съ ними по разнымъ увеселительнымъ мстамъ порхать, однимъ словомъ — жизнь прожигать, какъ я прежде съ ними жизнь прожигалъ. А ужъ теперь не могу. Укатали Сивку крутыя горки, какъ говоритъ пословица.
— А вотъ, Богъ дастъ, поправитесь у насъ на легкомъ воздух… - поклонился старикъ-управляющій.
— Да и не отшатнулись-бы пріятели, такъ судите сами, кого заберетъ охота хать со мной зимой въ такую глушь деревенскую! — продолжалъ Сухумовъ. — Вдь всякаго одурь возьметъ. А что-жъ вы стоите? Садитесь пожалуйста… — опять пригласилъ онъ его.
— Не извольте безпокоиться. Мы постоимъ, — еще разъ поклонился управляющій.
— Какъ постоимъ? — удивился Сухумовъ. — Я васъ пригласилъ сыграть со мной въ шашки, а играть стоя разв можно! Нтъ, ужъ вы не церемоньтесь и садитесь. Мы вотъ сейчасъ будемъ чай пить… Потомъ закусимъ немножко. Вотъ стулъ… Садитесь къ этому столу. Кладите шашешницу и садитесь.
Уиравляющій положилъ на столъ шашечную доску и осторожно опустился на кончикъ стула.
— Курить не хотите-ли? Вдь вы курите? — предлагалъ ему Сухумовъ, подвигая коробку папиросъ и садясь противъ него.
— Благодаримъ покорно, — продолжалъ церемониться старикъ. — Зачмъ-же это я буду курить при господахъ! Я успю… Да и вообще я только трубку и на воздух…
— Курите трубку, если вы привыкли къ трубк.
Но управляющій остался непреклоненъ. Онъ разставлялъ шашки на шашечной доск.