Ваше Сиятельство 11
Шрифт:
— Лен… Ты все это не так представляешь. Да, за мной много грехов, но все не совсем так, — он тоже заулыбался и даже опустил глаза.
— Вон отсюда! — Елецкая топнула ножкой, при этом графиня явно не сердилась.
— Я ухожу полон надежды. Позволь мне появляться иногда? — Евстафьев шагнул к Елене Викторовне и положил ладонь на ее талию.
— Ступай, — настояла она, сама не понимая, почему не говорит ему сейчас «нет».
— Уже иду, — он обнял ее и поцеловал.
Графиня отвернулась, подставляя его сухим и горячим губам щеку и шею. При этом она почувствовала низом живота его крупный, твердый как камень член, отчего Елену Викторовну снова начал пробирать жар. Такой, что ей стоило немалых усилий, чтобы оттолкнуть барона и настоять:
— Уходи!
Когда Евклид
Включив еще один светильник, Елена Викторовна щелкнула тугим тумблером коммуникатора, глядя как на светлеющем экране из рассеивающего тумана проступает Багряный дворец. Сейчас ей хотелось видеть Сашу и Майкла — слишком много было мыслей о них за этот день. Графиня даже собиралась помолиться за них двоих Артемиде, причем не в домашней комнате богов, а поехать в храм на Гончарной, но не сделала этого как раз из-за визита Евстафьева. Надев на голову управляющий обруч, Елена Викторовна нашла место, где хранились фотографии, собранные ей. Особо много было там фотографий ее сына, которые когда-то делал Петр. Был здесь и Майкл и… Снова на глаза попала фотография Евстафьева еще молодого в университетских годы. Казалось, Евклид неотрывно преследовал ее всю жизнь. Она много раз прогоняла его, ругалась с ним, какие-то моменты жизни даже ненавидела его, но он снова и снова возвращался.
— Какой же ты назойливый, Евклидушка! Ну почему ты меня, не оставишь в покое? Может я сама этого не хочу? — прошептала она, и выдвинула ящик стола, где лежала коробочка с сигаретами «Госпожа Аллои». Подняв крышку, достала одну и вернула на экран фотографию Майкла. Окруженный ореолом туэрлинового света англичанин смотрел на нее точно бог.
Снова Елецкую наполнили терзания: все ли получится у Саши? Сможет ли он вернуть Майкла и при этом не пострадать сам? Саша должен суметь, ведь он тоже почти как бог. Хотя для нее он остается ребенком, и душе так трудно принять, что он совсем взрослый, самостоятельный, при этом все, что происходит вокруг него, может происходить только вокруг бога. Но даже богам нужна иногда помощь.
Графиня перевела взгляд на статуэтку Геры, доставшуюся еще от мамы и стоявшую у на столе. Отложив сигарету, сложила в прошении руки на груди и произнесла:
— Величайшая! Молю тебя, позаботься о моих самых любимых мужчинах! Защити их! Укрой своей небесной заботой! Пожалуйста, Величайшая! Очень, очень прошу!
Минут десять графиня сидела в молчании, прикрыв глаза. От вина мысли вились путаные: то в них снова появлялся Евстафьев, то Майкл, то университетское прошлое, тронутое Евклидом. Иногда мысли вытеснили ощущения в теле, разбуженные бессовестными прикосновения барона Евстафьева. Он — еще тот демон искуситель: умел дразнить, играть ее телом.
Елена Викторовна прикурила, пытаясь успокоиться, но табачный дым не успокоил, а лишь больше вскружил голову. И даже пришла такая кощунственная мысль, что не стоило так настойчиво прогонять барона. Внизу живота снова потеплело, графиня отложила в сторону дымящую сигарету и выдвинула нижний ящик стола. В нем, в дальнем углу она нащупала продолговатый предмет, завернутый в шелк. Достала его, развернула. Предметом оказался фаллос сделанный из особого упругого, отчасти мягкого пластика. Этой штуковиной графиня не пользовалась давно, а вот сейчас захотелось. Евстафьев всегда влиял на нее дурно. Он ее искушал. С университетских времен он толкал ее на поступки, за которые потом было стыдно. И потом еще этот бессовестный наглец говорил, что любит ее! Любит ее всю жизнь!
Приподняв юбку, Елена Викторовна тихо оттянула резинку трусиков. Кончики ее пальцев ощутили жесткие волоски. Раньше графиня тщательно брила себя там, но Майкл… Он сказал, что любит ее в самом естественном виде. Ради него Елецкая пошла на компромисс: короткая, аккуратная поросль. Пальцы правой руки графини слегка мяли, поглаживали ее, почти так, как это делал барон Милтон, и воспоминания о нем: об
их безумных ночах и днях; о самом перовом разе нахлынули с новой силой.А ведь первый раз случился у Евстафьева. В беседке в саду, когда Елецкая уединилась туда с Майклом от надоевшего шума, веселья, царившего в особняке Евстафьевых. Там она целовалась с Майклом. Целовалась уже не первый вечер, но англичанин все равно оставался слишком робким с ней. Лишь потом, чуть опьянев от вина, он начал проявлять все больше мужской смелости, которую она так ждала.
Палец графини проник между разошедшихся губок. Она прикрыла глаза и провела им по щелочке, прислушиваясь к ощущениям. Теперь тепла внизу живота стало так много, что он начал превращаться в жар. Пальчик будто без ее воли прошелся там еще и еще, собирая влагу — ее становилось все больше и больше. Нежный бугорок выше заветного входа в ее розовую пещерку тут же возбудился, вырос. От прикосновений к нему по телу пошла дрожь.
Перед мысленным взором Елены Викторовны снова возник Майкл: молодой, почти невинный, прекрасный и полностью раздетый. Со вздыбленным, чуть повернутым на бок членом. На какой-то миг Майкла сменил образ Евклида Ивановича, и Елецкая застонала то ли от мучительных ощущений от игры своей руки, то ли от нежелания вспоминать о Евстафьеве именно сейчас. Жар пошел по коже. Елецкой безумно хотелось, чтобы в эту минуту ее тяжелые груди властно сжали мужские руки, но увы графиня была сейчас одинока еще более, чем в первые месяцы после гибели Петра.
Подрагивая от желания, Елена Владимировна дотянулась до дилдо, лежавшего на столе, стиснула его в левой ладони крепко, так, что побелели пальцы. Другой рукой торопливо приспустила трусики, развела шире бедра. Шумно втянула носом воздух, насыщенный ароматным дымом горящей сигареты.
— Майкл, пожалуйста, вернись скорее! — прошептала она, скользя округлым кончиком дилдо между влажных губок. — Майкл!
Почти сразу она нашла свой чувственный вход, нажала с осторожностью, погружая в себя первые сантиметры игрушки и застонала, уронив голову на спинку кресла. Застонала от ощущений, столь сильных, что казалось сердце вырвется из груди. Поначалу неторопливо и плавно Елецкая начала водить дилдо в себе, погружая его с каждым толчком глубже, слегка поворачивая, дразня свое лоно неровностями.
Желание и без того безумное стало охватывать ее все сильнее. Воздух, вырывавшийся из груди, казался горячим. Перед мысленным взором возникали непристойные сцены, большая часть которых, была ее фантазиями, пока еще нереализованными. Удерживая дилдо, Елецкая уже почти не шевелила рукой, но двигалась навстречу своей игрушке всем телом, ерзая в скрипящем кресле. Ее фантазии вдруг сменило воспоминание, как Майкл Милтон однажды взял ее сзади в номере гостиницы. От этого графиня вскрикнула и бедра ее судорожно задрожали.
Содрогаясь в оргазме, Елецкая не заметила, как слева от нее вспыхнул золотистый свет божественного портала. В комнате появилась Гера.
Глава 21
Дым с божественных губ
От места стычки с бандой «Черные Кости» — так со слов Таноса назвали расстрелянные Элиз мерзавцы — мы дошли до перекрестка. Его освещали два фонаря под ржавыми колпаками. Справа виднелся вход в паб с покосившейся вывеской, возле него собралось несколько местных пьяниц. Не доходя до паба, Элизабет остановилась и сказала:
— Чертов Уайтчепеле! Какое же гадкое это место! Думаю, нам туда, — она посмотрела в сторону мелькавших вдалеке огней, где проезжали эрмимобили — поток их не был густым, но все же то место походило на куда более оживленную улицу, чем полутемные переулки вокруг.
— Спросить у местных? — вызвался Бабский. — Или, если угодно, ваша милость, то могу установить на эйхос карту Лондона с указателями. На ваш эйхос — слышал вы им тоже обзавелись, хотя это как бы запрещено.
— Послушай, Сэм, в прежние времена и в несколько ином мире бытовала поговорка: «Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку», — сообщил я ему этакое вполне жизненное наблюдение. — Иди, пообщайся с местной босотой. Если будут бить — зови на помощь.