Ваше Сиятельство 11

— Ты любила гулять по клубам? — полюбопытствовал я.

— Я была девочкой, падкой на соблазны, — рассмеялась Стрельцова. — Разве ты этого не знаешь?

— Знаю. Ты была милой развратницей. Один только Майк в твоей юности чего стоит, — я обнял ее, думая, как непостижимо изменилась Элизабет, если сравнивать ее с той стервозной сучкой, которую я затянул в подвал, чтобы там проучить.

Мне показалось, что сейчас на нас смотрит Наталья Петровна и ей очень не нравится то, что происходит между мной и Элизабет. Может это лишь показалось.

— У того, что в коричневой с нашивками кожанке точно есть пистолет или остробой, — заметила Стрельцова, прижимаясь ко мне и продолжая разглядывать парней у входа в клуб.

— У тебе прямо волшебное зрение, — согласился я.

— Как будем заходить: за деньги или положим их?

— Постараемся без шума, но если не получится, то… как говорится, сами напросились. И не спеши. Посидим минут пять в тишине, я просканирую, что там за черти и как они расположены, — сказав это, я плавно вышел на тонкий план.

Конечно, сначала в сферу моего внимания попала Элиз, я коснулся ее ментального тела там, где моей чеширской кошечке было приятно. Она явно почувствовала это и казалось сейчас замурлыкает.

Пошалив с Элиз, я расширил сферу внимания дальше. Теперь в ней была Бондарева и Бабский. До Наташи мое тонкое тело дотягивалось без особых усилий. Я коснулся ее и тут же услышал раздраженный возглас на ментальной волне: «Корнет! Что за нахальство! Не смей! Я работаю!».

«Дорогая, я тоже. Но работа приятнее, когда в ней можно немного пошалить», — ответил я. Оставил ее в покое и скачком расширил сферу внимания до входа в клуб. Разумеется, туда достигало только мое внимание, и воздействовать с такого расстояния на горилл Хариса я не мог. И не было в этом никакой необходимости.

Элизабет не ошиблась у того, что в кожанке имелся пистолет. У второго, который, курчавый африканец, тоже. Третий не был вооружен, но этот здоровяк обладал столь крупными кулаками и крепкими мышцами, что в случае рукопашки я бы очень не хотел попасть под его удар. Беззвучно, вяло во мне шевельнулась интуиция. Ее голос был на нижней границе восприятия. Я усвоил лишь одно: эти трое по-хорошему нас не пропустят. И на том спасибо — не придется лишний раз доставать бумажник.

Я расширил сферу внимания дальше, охватывая фойе, лестницу на второй этаж и сходящую в подвал. В подвале в двух огромных залах, как я догадался, и собиралась основная масса народа. Разумеется, я не мог видеть деталей, так как мы видим их, находясь в физическом теле: все, что воспринимается в сфере внимания — это лишь наши интерпретации физического мира, сливающееся с тонкими субстанциями. Однако, я легко разобрался с расположением залов и иных помещений клуба. Отметил для себя скопления людей, и кто из этих людей может представлять для нас опасность. Таковых здесь должно быть не мало: если Сладкий Харис здесь, то без сомнений у него многочисленная и опытная охрана.

И когда я уже заканчивал сканирование, постепенно сжимая сферу внимания, я вдруг почувствовал чье-то стремительное приближение слева — приближение не физическое, а именно на тонком плане. В следующий миг содрогнулся от резкого тычка.

* * *

Богиня исчезла. Елецкой казалось, что она вылетела в окно. Хотя на самом деле Гера ушла через портал. Только поднявшийся ветер покачивал занавеску и поскрипывал створкой окна. Елена Викторовна села в кресло, держа в правой руке дилдо и мысленно ругая себя. В какой-то миг ей захотелось выбросить в окно эту штуковину, доставившую ей столько удовольствий и страдания. Все же она это не сделала — положила ее на край стола и накрыла газетой, чтобы не забыть перед сном помыть в ванной.

Само появление Геры и все, что она сказала, представлялось графине еще более ужасным, чем несколько минут назад — ужасным по мере того, как Елецкая вспоминала и осознавала услышанное от Геры. Легкое опьянение, после возлияний с Евклидом, быстро развеялось и теперь мысли стали тяжелыми и болезненными. Ей кое-как удалось успокоить себя насчет Майкла, несколько раз повторив слова богини, что ее возлюбленный в безопасности и скоро выздоровеет. А мысли о Саше, наоборот, приходили все более тревожные, такие, что впору было хвататься за сердце. Особо Елецкая сожалела, что не расспросила Величайшую в подробностях о всем, что связано с сыном и Глорией. Сейчас сознание графини разрывалось от мысли, что Саша мог стать любовником императрицы при ее пока еще живом муже. Это казалось настолько невозможным, противоестественным, что Елецкая отказывалась это принять. Но, с другой стороны, Саша вполне мог так поступить. После того как в разум ее сына проник этот маг — Астерий, Саша изменился настолько, словно стал он совсем другим человеком. Каждый его поступок, едва ли не каждый шаг был связан с риском и событиями, прежде казавшимися невероятными. Даже то, что Артемида теперь покровительствовала ему, как никому иному из живущих, не слишком успокаивал Елену Викторовну.

Она открыла коробочку «Госпожа Аллои», отмечая, что стала слишком много курить и надо с этим заканчивать. Все-таки вязала тонкую длинную сигарету, сжала губами розовый кончик. Щелкнув зажигалкой, откинулась на спинку кресла и снова прикрыла глаза. После второй затяжки на ум пришла мысль, что может Гера не говорит ей всю правду. Или даже вовсе говорит неправду. Ведь известно, что боги далеко не всегда честны. Что если Величайшая слишком преувеличивает свои заслуги, чтобы тем самым бросить тень на Артемиду? Такое вполне возможно — ведь всем известно, какие противницы Артемида и Гера! Если так, то насчет столь опасных связей Саши и императрицы, Гера тоже могла весьма преувеличить с какой-нибудь пока неясной целью.

Стараясь не давать волю эмоциям, Елена Викторовна скурила треть сигареты, рассматривая нарисованную Герой ситуацию с разных сторон и решила, что она должна не ждать милость от Величайшей, а сама действовать ради своего сына. Действовать очень осторожно, так, чтобы не вызвать недовольство Геры, но при этом достаточно смело, чтобы помочь Саше выкрутиться из очень опасной ситуации с Глорией. В первую очередь следовало узнать, действительно ли между императрицей и Сашей что-то было.

Сначала графиня решила отправить сообщение Ольге Ковалевской. Взяла эйхос со стола, быстро нашла номер княгини и, удерживая боковую пластину, проговорила:

— Олечка, здравствуй! Надеюсь, еще не поздно и я тебя не побеспокою? Как у тебя дела? Как ваш отдых в Крыму? Я очень волнуюсь за Сашу, поэтому набрала тебя. Может ты что-нибудь знаешь о нем. Понимаю, что он в ближайшие дни на связь не выйдет, но мало ли как… Если тебе что-то будет о нем известно, пожалуйста, сообщи мне. Знаю, самой первой он же пошлет сообщение тебе.

Сказав это, Елецкая подумала, что Ольга вряд ли ответит до утра. Увы, придется немного помучиться, подождать. Уже по ответу княгини будет понятно, не испортились ли между ней и Сашей отношения, и вообще известно ли что-либо Ковалевским о похождениях ее сына.

Крепко затянувшись табачным дымом, Елецкая произнесла вслух:

— Саш, какой же ты сумасшедший у меня! Ты совсем не думаешь головой в столь важные моменты! Ну в кого ты такой?! Ты же не был таким! И Петр не был таким! Что сделал с тобой этот Астерий?! Сколько его теперь в тебе?!

Следом Елена Викторовна вспомнила статью в вечерней газете «Все в огромном волнении — императору стало хуже». Елецкая статью не читала — лишь пробежала глазами начала некоторых абзацев — успела уловить, что в связи с пошатнувшимся здоровьем Филофея Алексеевича, Глория отменила поездку в Крым. А раз так, то можно было попробовать получить ее аудиенцию. Выдохнув струю густого дыма, Елена Викторовна утвердилась: как мать она обязана поговорить с императрицей. Быть может Глория не даст аудиенцию сразу, но она обязательно должна попытаться попасть к ней. Добиться любым способом. Пусть даже хитростью.

Утром, сразу после завтрака Елецкая решила отправиться в Багряный дворец. Включила говоритель и отдала распоряжение дворецкому, чтобы завтрак ей подали на полчаса раньше и ее новенький «Елисей-8» к восьми часам у дверей особняка.

Не успела все это сказать графиня Антону Максимовичу, как пискнул ее эйхос — пришло сообщение от Ольги Ковалевской.

Выключив говоритель, Елецкая спешно схватила прибор, нажала кнопку и услышала голос княгини: «Здравствуйте, ваше сиятельство! Очень рада вас слышать! Конечно, еще не поздно! В это время мы еще и не думаем об отдыхе. Недавно с папой вернулись с моря. Вода еще холодная. Папа, конечно, плавал, я — нет. Вспоминаю, какое теплое море было на Карибах! Саша не мог меня из воды вытащить! Елена Викторова, а я знаю причину вашего волнения…» — здесь голос Ковалевской стих, и Елецкая услышала частый стук своего сердца. — «Вы, как мать, наверное, это почувствовали», — продолжила Ольга, — «Саша прислал мне сообщение! Только что! Боги! Я не ожидала! Мы же знаем, что ему оттуда нельзя! Но он написал! Я раз пять послушала, все что он сказал! Мне так приятно! Кстати, он тоже вспоминал нашу поездку на Карибы! Вот такие приятные вещи происходят между нами синхронно, наверное не без помощи Артемиды! Я люблю ее и вашего сына! У Саши все хорошо! Пожалуйста, не волнуйтесь! Возможно, он даже вернется раньше, чем планировал. Быть может до того, как я вернусь из Крыма. Спасибо, что набрали меня. Если будут еще какие-то новости от него, я обязательно сообщу!».