Ваше Сиятельство 11
Шрифт:
«Спокойно, корнет! Медленно делай то, что они говорят! Я атакую ментально. Создам ложную угрозу им сзади!» — услышал я в сознании беззвучные слова Бондаревой.
Как же это забавно, когда меня собираются защищать и успокаивают женщины! Пока я очень медленно опускал руку с пистолетом, Элиз шепнула мне:
— Брось «Кобру» в мою сторону! Прикрой Наташу щитом!
Замысел Элиз я оспаривать не стал, а ответил я штабс-капитану ментально бросил: — «Не вздумай! Просто стой неподвижно на месте! Это приказ!», — вглядываясь в темному я подключил второе внимание.
— Эй, давай быстрее! Не тяни, сука,
— Друзья, а давайте сначала поговорим? — намеренно испуганным тоном, предложил я, — Заткнись! Я же сказал: шлюхи в сторону! — выкрикнул обладатель грубого голоса.
Я мгновенно активировал в левую руку «Лепестки Виолы», приноравливаясь распахнуть щит так, чтобы закрыть Бондареву. Правой как бы уронил «Кобру», откидывая ее ближе к Стрельцовой. Теперь вместо пистолета в моей руке имелось куда более привычное и мощное оружие — моя излюбленная кинетика.
Едва я уловил движение Стрельцовой, как тут же развернул «Лепестки Виолы». Щит раскрылся громко с хлопком, превращаясь в тускло-светящуюся линзу в шаге перед Бондаревой, отчасти прикрывая меня и почти полностью ее. От неожиданности, Наташа ахнула и попятилась, что было очень кстати: теперь мне было удобнее ее прикрывать. Очень не вовремя подал признаки жизни Бабский: выругался на английском, приподнялся. Разумеется, я стрелял мимо него, и упал Леша скорее от страха или может от непомерной тяжести в штанах — засранец же он все-таки.
— Что за х-х!.. — раздался дребезжащий голосок — его тут же оборвала Элиз.
В деталях я не успел заметить, как она это сделала, но вышло так, что «Cobra Willie» оказалась у нее в правой руке. В левой уже был остробой. Моя чеширская кошечка успела сделать из него два выстрела, пока наклонялась за «Коброй». Затем Стрельцова ушла в перекат. Вскочила на ноги где-то в темноте справа и оттуда прогремело четыре выстрела.
Я ударил широко и резко кинетикой, снося рекламную тумбу, упавшую с грохотом огромного полена; разбивая в щепки дверь напротив. Окна брызнули осколками стекла. Раздался чей-то визг и топот быстрых ног, уносящихся в переулок
Секунд на десять наступила тишина. Почти полная, если не считать, чье-то жалобное мычание за тумбой и шипение светляка — его я выпустил сразу, едва отработал кинетикой. Яркий желтоватый шар осветил весь перекресток. Теперь я в ясности видел картину происходящего: кто-то отползал к углу дома, раненный выстрелом Элиз. Другой мерзавец лежал неподвижно, раскинув руки — из его глазницы точно смертельная метка торчал дротик «Стальной Правды». Еще один, тот, что жалобно мычал, скорчился у края клумбы — без сомнений в это печальное состояние привела тоже Элизабет.
— Дорогая, какого хрена! — возмутился я, хотя мне было при этом радостно. — Почему ты не оставила никого мне?
— Потому, что ты мне никого не оставил на Майл-Энд! — пояснила баронесса. Все-таки Стрельцова нет-нет, но начинала показывать зубки. И это приятно: не люблю, когда моя женщина со мной соглашается совершенно во всем — тогда скучнее жить. — Вон твой! — она указала на серую куртку, край которой виднелся из-за перевернутой тумбы. Без сомнений этот мудак не был чужим в этой банде, и лежал он сейчас потому, что его снесло кинетикой и ударило
рекламной тумбой.— Хорошо стреляете, Элиз! Никогда прежде такого не видела! — произнесла штабс-капитан, не сдержав восхищения.
— Как же мне повезло, что в меня стрелял виконт Макграт, а не его божественная супруга! — раздался за моей спиной голос Бабского — он продолжал шутить, даже оказавшись на грани смерти.
— Элиз, верни, пожалуйста, «Кобру». Может повезет и второй раз не промажу, — поглядывая в сторону перевернутой тумбы, я протянул руку Стрельцовой.
— Хватит, дурачиться! Это совсем не смешно! — Бондарева резко дернула меня за рукав.
Пожалуй, Наташа была права: я перегибал палку, и были сейчас у нас дела более насущные, чем брать на испуг Бабского. Я опустил руку. Элизабет, не возвращая пистолет в кобуру подошла к тому, что прятался за тумбой и холодным как смерть тоном сказала:
— На четвереньки, негодяй! Ползи к господину Макграту!
Пожалуй, зря она назвала меня так. Ведь мы уже с ней засветились под этой фамилией в полицейском протоколе. И новая порция внимания, тем более такого, нам ни к чему. Но Стрельцову можно понять, в подобных ситуациях все мы редко когда бываем безупречны. Перепуганный до дрожи парень пополз. Худой, длинноволновый, жалкий, с какой-то татуировкой на шее в виде скрещенных костей и неразборчивой надписи.
— Быстрее! — Элиз ткнула его острым носком туфельки в бок. Сделала это так резко, что тот крякнул, согнулся, и стал быстрее перебирать конечностями.
— Сэм, пригляди там за раненым, чтоб ему какая дурь в голову не пришла, — сказал я Бабскому, давая тем самым понять, что Алексей Давыдович снова в строю, и все что было между нами не более, чем моя злая шутка. — Оружие подбери — оно им больше ни к чему, — когда Бабский отошел, снова засияв довольными глазами, я наклонился и спросил у мерзавца, что стоял у моих ног на четвереньках: — И кто же ты такой?
— Я — Танос, — отозвался он, жалобно поглядывая на меня точно нашкодивший пес.
— Танос?! Ого как! Танос или полностью Танатос, — я чуть наклонился. — Как же много нам сегодня внимания от богов! Они повсюду на нашем пути. Значит, ты — сам бог смерти. Насколько я знаю, у Танатоса железное сердце. Давай проверим, отскочат ли от него пули Элизабет. Моя жена стреляет без промаха. Можешь не беспокоиться: железному сердцу свинец не повредит, остальные органы ее пули не заденут.
— Господин! — он обнял мои ноги. — Но это же кликуха? Я — Эндрю Берч. Просто Эндрю Берч! Клянусь вам, и мыслей не было причинять вам неприятности. Это все Костлявый. Увидел странный свет, потом появились вы. Я не хотел! Клянусь! У меня даже нет оружия!
— Кто такой Костлявый? — спросил я, хотя разбираться в этом у меня пропало всякое желание. Мерзавцы были наказаны стремительным порывом ангела смерти — Элиз. И это глупыш, в качестве клички взявший имя древнего бога смерти, жалобно вымаливал прощения.
— Главный наш. Чиксан-стрит и все вокруг наше. Только там, — он мотнул головой вправо, — район держат упыри Тортека. Не убивайте, господин, — его глазки заслезились.
— Ладно, будем милостивы: ползи отсюда, — я изначально не собирался его убивать. Хотя, такие мерзавцы как он, далеко не все заслуживают жизни.