Вечно 17

Я поражаюсь спокойному тону Эрика. Он будто зовет меня на день рождения. Возможно, в семье, где поселилась сама смерть, легко говорить о похоронах, но для меня это ненормально. Однако, мне не хочется обижать брюнета, поэтому я кивнула и опустила глаза на тарелку, где ещё недавно был шоколадный торт. Эта беседа завела меня в тупик. Я вспоминаю все плохое, и эти мысли начинают душить мое тело, сжимая лёгкие. Главное не дать плохим мыслям завладеть собой, ибо они могут разбить весь твой мир.

Смерть – освобождение, но и конец. Думая о смерти, мы думаем об освобождении, но и это иллюзия. И что же это тогда? Спросим у наших мертвых родственников лично.

Я решаюсь сменить тему, ибо у меня внутри уже играет мелодия органа.

– Есть новости о «сходке»? И да, кстати, разве у вас не была сегодня назначена встреча? – встрепенулась я. Эрик отводит зеленые глаза с окна и поворачивается ко мне, глубоко вздохнув.

– М-м-м, – скривил губы тот, – я отменил встречу.

– Причина?

– Ты.

Я неловко сглатываю. С одной стороны мне это очень нравится, но с более рассудительной… Черт возьми, кого я обманываю? МНЕ ЭТО ОЧЕНЬ ПОНРАВИЛОСЬ. Я начинаю таять. Главное оставаться каменной, чтобы он ничего не понял. Хотя наверняка мои щёки уже пылайте красным пламенем.

– Ребята, наверное, меня возненавидели, – пошутила я. Эрик звонко рассмеялся.

– Ну-с, раз уж мы заговорили о нас…

– Нет никаких «нас», – перебиваю я парня, тот закатил глаза.

– Допустим, что нет, ладно, – от его реплики я начинаю вновь смеяться, – но это пока так.

Я отмахиваюсь и перевожу глаза в окно, всеми силами сдерживая улыбку и смех. Брюнет пялится на меня и от этого я ещё больше начинаю ликовать и приходить в восторг. Это и есть любовь.? Если да, то, это, возможно, не так уж и дерьмово. И все же, я поняла одно: любовь – ядовитое вино – мы от него пьянеем, но в конечном счёте умираем. Это странно.

– Я тоскую по тебе, ты меня уже не любишь, и за что ты меня губишь, я тоскую по тебе… Я тоскую по тебе, твои глаза меня забыли, вспоминаю твои письма, я тоскую по тебе… – запел Эрик, не сводя с меня глаз. Я изумленно поворачиваюсь к нему и чуть ли не прыгаю от такого приятного сюрприза. Его голос очень приятен на слух; хочется слушать и слушать. Не удивлюсь, если у Нансена в тайне ото всех есть своя рок-группа.

– Ты сам сочинил? – улыбаясь, спрашиваю я. Тот кивнул. – Может, ты ещё и на гитаре играть умеешь?

– Естественно, а ещё на фортепиано.

– Невероятно!

Эрик приблизился ко мне так близко, что мы чуть ли не ударились носами. Я округляю глаза и от безысходности замираю.

– Каждый идеальный парень должен уметь играть хотя бы на гитаре. Так что, тебе очень повезло.

Я чувствую его мятное дыхание и мне становится тяжело дышать. Он сумасшедший! Нельзя же так вести себя…

– Ты болен?! – не сдерживаюсь я.

– Если только тобой.

Эти слова проносятся в голове эхом. Мы сидим в сантиметрах друг от друга и просто молчим. В такие моменты в фильмах бывает поцелуй, и это противоестественно, что я сейчас этого очень хочу. Боже, что же я наделала… Я влюбилась, обещав этого никогда не делать. Влюбилась в человека, которого сначала ненавидела. Весь мир перестал существовать. Есть только мы. И, кажется, «нас» тоже уже есть.

Я чувствую, как мое сердце отрывисто, но очень сильно бьется в груди; я ощущаю огромное и непоколебимое желание обнять Эрика Нансена. И от этого я умираю.

Две мои стороны ведут войну. Одна хочет быть с Эриком и отдаться любви, а вторая запрещает мне даже думать о нем, ведь когда-то давно я обещала не влюбляться… Но ведь любовь – это обычное помутнение. И однажды все закончится, как обычно, слезами.

В конце концов, я умерила свой пыл и отодвинулась от парня. Сердце все ещё трепещет, но с каждым вздохом все умеряется. Эрик не сводит с меня нежный взгляд. Он пытается понять мое состояние, но даже мне не удаётся это сделать, не то, что ему.

Нансен усаживается поудобнее, все ещё не отводя проникновенный взгляд. Мне начинает это надоедать.

Я решаюсь поднять взгляд, и мы встречаемся глазами. Кажется, вот-вот и меня придётся откачивать.

Эрик улыбнулся и приоткрыл рот, не решаясь что-то сказать. Я в ожидании. Он улыбнулся шире, и теперь с уверенностью готов произнести то, что я так боюсь услышать.

«Бам-бам-бам-бам-бам» – стучит у меня в груди. Я задыхаюсь. Черт возьми, задыхаюсь. Эрик, опираясь руками об стол, наклоняется всем телом ко мне и, довольно улыбаясь, произносит:

– Ты в меня влюбилась, Рэйчел Милс. Влюбилась так, как это обычно бывает в книгах – безумно.

Глава 13: Плохие новости

Я выхожу с душа, ещё находясь в легком шоковом состоянии. Прошло два дня с тех самых пор, когда Эрик Нансен открыл мне глаза, хоть я этого и не хотела, и не просила. Все мое тело ужасно дрожит, как у сумасшедших во время приступа ярости. Я вступаю на мягкий голубой коврик и выхватываю с вешалки белое полотенце. По вине непонятных чувств, травивших меня, я не могла здраво размышлять, я не могла спокойно есть и жить. Принять такую правду для меня было невозможно. С одиннадцати лет я не верила в любовь; отрицала её существование; сторонилась парней. Я уже знала, что в самом конце меня ждёт разочарование и разбитое сердце. Какой смысл проходить тернистые пути, если знаешь, что тебя в конце ждёт? И вечная любовь имеет свой конец. Мне было страшно и чертовски одиноко в тот период. Не спать по ночам из-за сильного плача матери было в те годы привычным. Я даже не пыталась затыкать уши или закутаться в одеяло, наоборот, я лежала и вслушивалась в каждый всхлип и стон. Тогда я говорила себе: «Слушай, Рэйчел, слушай… Запомни, что будет с тобой, если ты доверишься человеку».

Папа, бросив маму, подписал мне смертельный приговор. Любви не существует, это всенародный фольклор. Но теперь… Неужели я могла так поступить с собой? До сих пор не могу придти в себя и продолжить жить дальше. Эрик Нансен – первый парень, который смог вытащить меня из ямы неверия, но разве я об этом просила?

С этими мыслями я выхожу из ванной комнаты и иду в гостиную, где мама устроила вечер кинокомедии с Джимом Керри. На мне махровый желтый халат (иначе мама называет его цыплячьим халатом), тапочки, а волосы надежно спрятаны под полотенцем. Я вразвалочку иду к дивану, на котором сидит статная женщина с чашкой, судя по всему, чёрного чая. Она отрывается от телевизора и начинает смотреть на мое бледное лицо. Я это замечаю, но не подаю вида. Не хочется, чтобы мама волновалась за меня, ей это не к чему. Наконец, я падаю на диван, да так, что чай мамы чуть ли на пролился на наш паркет. Женщина хмурит брови и начинает меня ругать. Отлично, теперь я просто вынуждена выслушивать замечания о том, какая я неуклюжая девчонка. Не обращая внимание на мамину речь, я поворачиваюсь к монитору телевизора и просто пялюсь в него, не вникая в фильм. Вообще, я обожаю Джима Керри и его актёрскую игру, но в данный момент даже он не способен поднять мне настроение. Я продолжаю думать о Эрике… о словах и мимике. Ровно два дня назад я сбежала от него, и до сих пор не могу избавиться от чувства стыда и непреодолимой пустоты. Удивляюсь своей трусости, а порой и глупости. Он просил меня… а я?

***

– Ты в меня влюбилась, Рэйчел Милс. Влюбилась так, как это обычно бывает в книгах – безумно.

Я смотрю на него и пытаюсь выдавить из себя хоть что-то, хоть любой звук, но все мои органы перестают работать, и кажется, я теряю сознание. Мне так становится больно, словно мое тело разрезают на части кухонным ножом. Я боюсь заплакать перед ним, боюсь показаться слабой, но его слова застали меня врасплох, и это убийственно. Он прав – я влюблена, но это ошибка. Боже, остановите все эти мысли, мне нужен воздух. Эрик тянет свою ладонь к моей руке, но я резко её прячу. Он замешкался.