Вечно 17

– Да, но я всего-то хотела тебя поддержать…

– Твоя поддержка бесполезна, лучше иди туда, где от тебя будет больше пользы, ясно?! – Эрик повысил тон. Я нахожусь в лёгком шоковом состоянии. Мной овладевает страх. Он никогда раньше не кричал на меня, не мог даже косо смотреть мне в глаза, и что же теперь я вижу..? От странного поведения парня, мне захотелось плакать ещё больше. Если я и его потеряю, то точно съеду с катушек. Мне больно. Больно, что Эрик ведёт себя, как последняя сволочь; да, у парня умер отец, но он кричит и обижает людей, которые всем сердцем хотят ему помочь. Мои ладони собираются в кулак, и появилось огромное желание кричать.

– Да что с тобой такое? – я встаю с кровати. Парень злобно посмотрел на меня. Я в ступоре.

– Просто оставь меня в покое! Дай подышать, дай отдохнуть ото всех!

Я смотрю на него и медленно киваю. В этой комнате нет прежнего Эрика. С этого дня все будет иначе, и эти перемены меня не устраивают. Я поправила волосы назад и сложила руки на груди.

– Я всегда буду с тобой рядом, даже если ты этого не хочешь. Ладно, мне и вправду лучше уйти… Пойду помогу Дарье с гостями, – ноги ведут меня к двери, но душой я хочу быть с Эриком. Он ничего не говорит. Я покрываюсь мурашками. Все внутри бурлит, а сердце готово взорваться на мелкие кусочки. Я грустно выдыхаю и покидаю комнату Эрика.

Ещё один нож в сердце… Ещё одна причина, чтобы в конце концов сдаться.

Глава 20: Срываем маски

Рано или поздно, но люди уходят. Эта неделя была самой беспощадной неделей в моей жизни. Ссора с отцом, смерть Уильяма, переезд Роуз. Черт, вселенная отыгрывается на мне или у неё «критические» дни? Когда же это все закончится, когда я смогу выйти во двор и не услышать плохие новости? Жизнь подростка – это драма Шекспира. Надоело это все. Если можете не взрослеть – не взрослейте, это сплошная чёрная полоса и куча изъян на лице… с целым вагоном депрессии. Многим из нас суждено играть роль счастливого человека, когда в душе мы мертвы. Так вот я играю. Сегодня ещё один дерьмовый день в моем «чёрном» календарике. Сегодня последний день с Роуз Фишер – моей лучшей подруги. Мне просто сложно поверить, возможно, это все злая шутка? Да, определенно. С неуверенностью сворачиваю за угол и выхожу прямо к своей школе, пытаясь не думать обо всем плохом, что успело свалиться мне на шею. Я вижу как много людей стоят во дворе; все они что-то повторяют, читают; кто-то смеётся, кто-то громко о чём-то беседует. Видимо я та единственная, которая не имеет в школе друзей… Шаг за шагом и я вступила за периметр школы. Иду вперёд, не смотря по сторонам, боясь застать Бена и Коди. Но жизнь – стерва, ибо сейчас передо мной стоят два высоких баскетболиста, что ещё недавно были моими близкими друзьями. Сердце закололо, а по спине прошёлся холодок.

– Привет, Рэйчел, – Коди натянул печальную улыбку. Думаю, он чувствует себя виноватым за все те мучения, которые я пережила. Но мне абсолютно плевать на эти чувства. Уже ничего не исправить.

– Дайте мне пройти. – я сделала шаг, но Бен перекрыл проход. Терпение… Ну почему я не могу спокойно выучиться? Всегда что-то происходит.

– Рэйчел, – заговорил Озборн, и я опешила, – мне жаль. Мы не хотели подвести тебя и нашу дружбу, прости… Коди мне все рассказал, ты не в порядке, и это отчасти наша вина.

Я еле сдерживаю дикий смех, который застрял в горле виде комка. Ух ты! У них есть совесть, оказывается? И года не прошло. Мои руки сжимаются в кулаки, а в глазах пляшет огонь. Пытаюсь перебороть гнев внутри себя, пытаюсь не закричать на всю школу, но как же это сложно.

– Знаешь, Бен, мне совершенно плевать на все то, что ты сейчас сказал. Вы – самые херовые друзья на планете! Вы связались с Крисом, начали играть в «Мафию», хоть и правил не знаете. Денег захотели? Экстрима? Ну и удачи вам, а меня просто оставьте в покое. Забудьте о том, что мы были друзьями, забудьте, окей?! – я отодвигаю парней в сторону и прохожу вперёд, разговаривая с внутренним «я». Точнее советуясь. Типа: «Я правильно поступила?», «Да, правильно, конечно правильно».

Когда прозвенел звонок, я уже сидела за своей партой, поглядывая на одно пустое место. Неужели она сегодня не придёт? Это ведь последний день… В кабинет вошла мисс Гринберг и сразу запахло серой. Не знаю почему, но от этой женщины несло именно запахом серы. Возможно, так пахнет смерть? Её дряблая старушечья кожа сегодня была ещё более отвратительной, чем в любой другой день. Она села за учительский стол и с грохотом положила учебник физики за десятый класс, пристально вглядываясь в наши лица. Этот взгляд был такой холодный, страшный и просто отталкивающийся. И дело даже не в том, что она физичка и что она меня ненавидит, просто эта женщина сама по себе ужасная. Спустя время, её взгляд добрался и до меня, я сразу же начала молиться, чтобы не превратиться в камень. О, за эти 0,68 миллисекунд в моей голове родилась новая кличка (именно кличка) для мисс Гринберг – Горгулья или Медуза Горгона. Ха, а кто-то утверждал, что это все миф; тогда откуда здесь это чудо-юдо? Губы физички вздрогнули, а потом плавно расплылись в злобной ухмылке.

– Милс, вы с Фишер ходите в школу по очереди? Что за вольготное отношение к моему уроку? Мало того, что вы пропустили две новые темы и тест, так ещё и продолжаете пропускать занятия! Я когда-нибудь увижу вас в полном комплекте на своём уроке?! – громко и властно отчитала меня Гринберг. Да, я определенно её ненавижу. Секрет в том, что мне абсолютно плевать на уроки физички, да и вообще на любые уроки; мне важен Эрик, Роуз, мне важна мама. Пока все не успокоится, мне будет на все плевать. Жизнь пытается сбить меня с ног, но я не поддамся. Ну… постараюсь. Я украдкой вижу как Бен и Коди смотрят на меня, и от этого мое лицо жутко горит, словно я нахожусь в огне. Хотя на тот момент все пялились на меня, довольно улыбаясь. В классе нас с Ро мало кто любит. Я хотела было уже начать оправдываться, как заговорил мегафон.

– Рэйчел Милс, пройдите в кабинет директора. – повелительно говорит мужской голос.

От услышанного мне легче не стало. Черт, что на этот раз? Я встаю со своего места и молча направляюсь к двери. За спиной кто-то говорит:

– Кажется, инопланетяне подменили нашу тихоню Милс, она совсем изменилась.

Да, наверное, это правда. Я изменилась. Дело в боли – она меняет человека. Кто бы сейчас знал, как я хочу упасть на пол и зареветь. Стоп. Так бы поступила я раньше, но сейчас, закалившись, не буду этого делать. Надо быть сильной, надо быть сильной. Дверь в кабинет директора открывается. Я с неуверенностью вхожу в комнату, где мистер Хагберг виртуозно кормил своих рыбок, повторяя: «Мои маленькие…», «Ешьте-ешьте»…«, отчетливо слышно не было. Наверное по вине страха мои уши заложило. Когда, наконец, Хагберг заметил меня, сразу убрал сухой корм для своих любимцев и сделался серьёзным и хмурым, как грозовая туча. Это сразу мне не понравилось. По статистике, 70 процентов из 100, говорится, что в кабинет директора вызывают с плохими новостями. Будем держать крестики, чтобы я относилась к 30 процентам… Мужчина поправил синий галстук, достал из кармана носовой платок и протер им руки, а уже затем уселся за своё законное место; так сказать трон. Честное слово, я так измучилась за эти дни, что теперь меня ничего не колышет. Все, что раньше мне было дорого и важно – теперь мусор. Хагберг молча достал из шкафчика стола зеленую папку и начал её листать. На моем лице недопонимание. Что происходит вообще?

– Рэйчел Милс… Рэйчел Милс, – листает папку мужчина, повторяя под нос мое имя.

По телу прошлись мурашки. Меня что, исключают? Это будет последней каплей. Знаете, трудно не думать о суициде, когда все твоё существование – сплошная боль. Я может и не делаю ничего подобного, но порой эмоции бьют прямо в сердце, уговаривая причинить себе физические увечья. И ещё, я больше не боюсь боли от других людей, ибо этот месяц меня закалил. Это типа: Хей, ребятки, можете растоптать мою самооценку, можете причинить мне моральную боль, мне уже совершенно плевать на себя! Добивайте меня, ну же!». Прокашлявшись, я решила прервать тишину, которую изредка нарушали бурчания директора.

– Мистер Хагберг, что-то не так.? Я в чём-то провинилась?

Мужчина украдкой посмотрел на меня, не переставая листать страницы папки. Это было более, чем просто странно. Лучше помолчать и не нервировать его. Наконец, Хагберг «откапал» нужную страницу и вытащил из файла белую бумагу, протянув мне.

– Миссис Фишер сказала мне, что ты заберёшь это, – говорит директор, вытянув руку. Я неуверенно взяла у него бумажку. Во мне блуждает огромный знак вопроса, который кричит: «Какого на хрен.? Когда? Что? Кто?». Ничего не помню. Дыра в сознании. Я либо: а) сошла с ума и все забыла; б) либо мне ничего не говорили. Глаза бегают туда-сюда, словно я ищу потерянную серёжку. Хотя это странно, что моя серьга потеряна в кабинете директора, но не суть… Перед моим лицом документы Роуз. Все-все-все её данные – от года рождения, до последнего проступка. Спустя секунду, Хагберг мне суёт в руки ещё пару бумаг.

– Сэр, а разве ученикам положено… – я не успела договорить, как меня перебили. Мужчина спрятал зеленую папку и сложил руки на стол, прям как прилежный ученик, отличник, которого все в классе сторонятся.

– Это исключение. В первый и последний раз. Просто родители Фишер доверяют тебе, как себе. Но запомни, – мужчина серьезно указал на меня пальцем, смотря мне в глаза, – если что-то потеряется, отвечать будешь только ты, Рэйчел.

Я быстро кивнула. Мои руки крепко вцепились в бумаги, и я неловко улыбнулась. Оу, кстати, он выучил мое имя… Мило.