Вечно 17

Мы улыбаемся. Я вдруг ощущаю какую-то легкость. Да, мне были необходимы эти слова и объятия. Мне была нужна эта поддержка, не то бы я сошла с ума. Внутри все перевернулось. Меня сломали, как какую-то игрушку и скоро выбросят на помойку. Спустя мгновение, я уже нахожусь в объятиях Роуз. Мы обнимаемся так крепко, как это только возможно. Наши кости вот-вот рассыпятся, но нас это нисколько не пугает. Эти несчастные минуты прощание стали для меня целой вечностью. Так сложно отпустить её руку и сказать «прощай». Просто-напросто невозможно.

– Я люблю тебя! Мы скоро увидимся! – почти кричит мне в ухо Роуз. Мы с ней качаемся в разные стороны, словно кружимся в вальсе. Слышу, что Реджина фотографирует нас, повторяя «мои девочки…».

– Пусть все это будет сном… – молю я, на что подруга звонко смеётся.

– Мы будем созваниваться, переписываться…

Она все ещё пытается найти плюсы? У неё выходит четно. Что может в этом переезде хорошего? Ни-че-го. Мне видимо суждено каждый день кого-то терять.

– Я буду очень по тебе скучать. – говорю я, пустив слезу, затем вторую. Подруга гладит мою голову и молчит. Научитесь отпускать людей также спокойно, как это делают они. И заодно научите меня. Мое сердце бешено бьется в груди и вот-вот обещает выпрыгнуть. Как же это невыносимо…

Я выпускаю Ро из своих объятий и в последний раз смотрю в её красивые глаза. Она была моей лучшей подругой, есть и будет моей лучшей подругой. Это навечно. Роуз обнимает отца и они радостно визжат. Я отхожу в сторонку и начинаю протирать мокрое лицо. Подул холодный ветер. Вся кожа за мгновение стала гусиной. Я поправила куртку и воротник. Вижу, как Роуз и её парень садятся в машину. Ко мне подходят Фишеры. Реджина грустно улыбнулась мне, как бы говоря: «Нам тоже её будет не хватать», а потом начала махать рукой странникам; так и поступил её супруг. Скотт выехал со двора Фишеров и начал нам сигналить, а Роуз, высохнув руки в окно помахала нам в ответ.

– Господь Бог, пусть моя дочь будет счастлива, аминь! – помолилась вслух Реджина. На её глазах выступили слезы.

Я чувствую такую пустоту, что просто нельзя подобрать слов. В голове гуляют воспоминания, которые добивают меня. У меня ностальгия… Вспоминаю все своё детство с Роуз и начинаю рыдать. Увидев такую жалкую картину, мистер Фишер приобнимает меня за плечи. Вот и все. Она уехала. И её не вернуть назад.

***

Когда на улице начали мерцать звезды, я поняла, что уже надо бы вернуться домой к маме, чтобы с фальшивой и наигранной улыбкой сказать: «Хей, мамуль, может, завтра прям и поедем в Портленд?». Прошло ровно шесть часов тридцать четыре минуты и восемнадцать секунд как Роуз и Скотт уехали из Митсент-Сити на поиски своего счастья, лишив его тем самым меня. Все это время я бродила по закоулкам города, думая о вечных муках, Боге и Дьяволе, о смысле жизни. А что ещё остаётся делать одинокому человеку, когда ему грустно? Правильно, только добивать себя мыслями о смысле жизни, которого по сути и нет. Небо тогда было таким серым, что появлялось желание закрыть глаза и просто видеть чёрный фон, только бы не эту серую реальность. Каждый из нас хоть один раз пытался спрятаться от реальности в фантазиях, даже будь это ложью. Я успела забежать в книжный магазин, где как раз принимали новую поставку книг. На полках появились книги Хемингуэя, Кинга и Джона Грина. Выбор был богатым и таким сложным, от чего, в конце концов, мне ничего не удалось купить. Книги с витрин будто кричали: «Рэ-э-эйчел, купи-и-и нас, ку-у-пи-и-и нас», а я такая: «Обязательно, детки мои, я за вами ещё вернусь!».

Затем я прошлась по китайскому кварталу. Честно говоря, мне казалось, по названию, что на этой улице живут одни китайцы, но как вышло, в основном коренные американцы. Район беден. Многие дома больше похожи на сарай. Во дворе одного «сарая» стоял ржавый, весь покрытый мхом трактор прошедшего столетия, на котором сидели два мальчика. Один был темнокожим, другой был альбиносом. Парнишки сидели и жадно поедали (я не случайно выбрала выражение «поедали») чипсы. Они говорили о Иисусе Христе; тот, что был смуглым говорил «его не существует, Он – метафора», второй же утверждал обратное. «Иисус существует, и пусть никто его не видел, но зато избранным доводилось его почувствовать» – объяснял второй мальчик. Мне стала интересна эта тема, да так, что я аж задумалась. Так ужасно и печально, что нынешнее поколение, совсем ещё не пожив и не повидав мир, уже не верят в Него. Он есть. Я верю в это. Поэтому и сказала парнишке: «Мы не видим воздух, но дышим им; мы не можем потрогать музыку, но слышим её. Не отрицай существование Бога, пусть ты его и не видел. Он ведь верит в тебя». На тот момент моя душа была полна гордости и особым чувством, которое переполняло меня. Я словно была трехсотлетним монахом, который передал свои знания ученикам. С таким чувством я и покинула китайский квартал. Дальше ничего интересного – я просто ходила по городу без какой-либо цели. Деревья и столбы в центре все ещё были украшены белыми гирляндами; а после заката все озарилось светом – вывески, витрины, кафе и дома, транспорт. Словно в Митсент-Сити проходит карнавал, как в Рио-де-Жанейро, со всеми этими костюмами, платформами и мужчинами с маракасами. Порой, не намеренно, я смотрю на экран мобильника, в надежде заметить пропущенный вызов от Эрика, но это пустые надежды. Я ему не нужна. И как только в мою больную голову могла придти мысль, что меня кто-то может полюбить? Сейчас всплывают воспоминания о нашей первой встрече в кафе, о нашей встрече в автобусе, сходке, танец Эрика на вечеринке, драка, признание в любви, знакомство с Уильямом, первое свидание… Чувствую это… пустоту и непоколебимое одиночество. Господи, как же хочется сейчас зарыться в одеяло и громко-громко плакать. Вот иду сейчас по бульвару и вытираю горячие слёзы с щёк. Счастливые прохожие благо не замечают этого. Им плевать на меня и на мои переживания. Подумаешь, это ведь просто слезы… Подул тёплый ветер, и мои волосы, завязанные в неуклюжий хвост, принялись путаться; некоторые пряди просто-напросто вывалились из узелка. Вокруг много людей. Все они гуляют, смеются и элементарно радуются жизни, тем временем, как я пытаюсь просто не умереть от печали. Кто-то празднует день рождение, а я праздную ещё одну потерю, кто-то признается в любви, а я пытаюсь вычеркнуть из своей жизни эти чувства. Шаг за шагом, и мои ноги привели меня к кафе, где и произошла наша первая встреча с Нансеном. Я не должна останавливаться, но я останавливаюсь. Вот идиотка.

Поворачиваюсь всем телом к дверям заведения и смотрю вперёд, загораживая людям дорогу. Эти воспоминания душат меня… Словно на моей шее петля, и с каждым разором она все туже и туже. Мне не хватает его поцелуев, объятий, его запаха… Мне не хватает этого парня! Тоскуя о человеке, понимаешь, как он важен. А кто говорил, что любить просто? Любовь – это война, и порой бывает, люди проигрывают одну битву, поспешно сдаются, и проигрывают всю войну. Эрик поспешно сдался, но я все ещё борюсь. Но долго ли? Невозможно вечно любить человека, который не любит тебя. Рано или поздно, но твоё сердце забьётся новым именем.

Невольно вспоминаю наш с Эриком разговор. По коже прошлась дрожь.

***

– Допустим, солнечные лучи пробили слой атмосферы и всех нас ждёт скорая погибель, чтобы ты делала? – спрашивает Эрик, переключая плеер. Я сомкнула веки и положила голову ему на плечо.

– Я бы смирилась.

Нансен отдаляется от меня, и я неохотно открываю глаза. Парень удивлённо смотрит мне в лицо, подняв одну бровь. От его гримасы мне становится неловко и одновременно смешно.

– Смирилась бы? Так просто? Ты знаешь, что, возможно, завтра нас уже не будет и ничего бы не делала?

Недолго думая, я отвечаю:

– Если нас не будет в этом мире, значит будет в другом. Мы всегда будем вместе.

– Банально и сопливо, – заключает Эрик, хмыкая.

– Эй! – я боднула его локтем. – Любовь всегда соплива и банальна! Это нормально.

– В нашем случае, это ненормально. Но я все равно люблю тебя.

– Я люблю тебя…

***

Черт… как же это больно. Вокруг все поплыло или это все слёзы? Зажмурив глаза, я избавилась от пелены в глазах. Картинка стала вновь полноценной. Мимо меня проходят люди, мимо меня проходит жизнь, но это уже неважно. В груди все почернело и сгнило. Нет ничего ужаснее, чем будучи подростком уже разочароваться в жизни. Это нечестно. Мама говорит, чтобы я всегда помнила о голодающих детях в Африке, которые ежесекундно борются за жизнь, помнить о детях, которые больны раком, о инвалидах, о бездомных. Помнить о них и никогда не жаловаться на жизнь, а благодарить Бога, что со мной все хорошо, что у меня есть еда, одежда, дом и семья. Да, я знаю, мама несомненно права, но дело в том, что я законченная эгоистка, которой абсолютно на все плевать. И это плохо. Но мою сущность не изменить. Я протяжённо выдыхаю.

– Да, это дверь, – говорит мужской голос позади меня. Я разворачиваюсь, вскоре об этом пожалев. Бен и Коди, сложив руки на груди задумчиво пялятся на вход в кафе. Тут назревают два вопроса: 1) как долго они здесь? 2) видели ли парни мои слёзы?

Во мне смешиваются чувства ненависти и ностальгии. Как бы я не злилась, но очень скучаю по былым временам, когда мы втроем могли говорить о чем угодно и просто смеяться. Верните мне это время, умоляю вас! И сейчас я разрываюсь на две части – одна требуют уйти, другая обнять и забыть прошлое. Однако я просто стою и смотрю на брюнета с блондином, скривив губы.

– Вы следите за мной? – заговорила я. Парни рассмеялись. Снова подул ветер, и волосы Хвостика, как и мои взъерошились. Бен убрал руки в карманы кожаной куртки.

– Мы просто сделали перекус в пиццерии за углом, – оправдывается Коди.

– Не все вертится вокруг тебя, Рэйчел.

Я чувствую, как мои щёки начинают краснеть. Да, выгляжу сейчас, наверное, ужасно глупо. В горле запершило, а ладони вмиг вспотели.

Поправив пряди волос за ухо, я говорю:

– Ну, тогда вы можете идти.

– Так, мы не хотим ссориться, – Коди улыбнулся уголком губ и выпрямился.

– Да, мы хотели наоборот помириться, – поддерживает друга Бен. Я нахожусь в оцепенении. И почему так хочется хохотать? Наверное, это защитная реакция. Страусы делают ноги (да, именно так, они не засовывают голову в песок, когда им страшно, это совсем другое), мышки прячутся в норки, а я сдерживаю смех. Коди посмотрел на своего друга и кивнул ему, тот замешкался.

– Рэй, – начал Бен, – мы все осознали, прости нас. Мы реально хреновые друзья, мы правда перед тобой виноваты, и нам этом известно. Прости… Видимо мы не могли смириться с появлением в вашей с Роуз жизнях каких-то парней, помимо нас, вот и сорвались с цепи… связались с Крисом и его братом. Но мы готовы исправляться.