Верховный Издеватель

– А с чего ты взял, что Бог хочет их обидеть?

– Ну, а всемирный потоп-то, а!?. если он, конечно, в самом деле был... Помните, тёть Марин, сколько на фресках нарисовано тонущих лошадей? Вот я даже сфотографировал на телефон. Щас покажу. Я считаю, это вообще несправедливо у Бога устроено! Если люди и вправду согрешили, если мы такие с-сволочи... то почему за нас лошади-то должны страдать? И вообще все животные... За нас, идиотов!

Марина вспомнила диалог за компом, когда они с Ромкой играли в какую-то стрелялку.

– Убивать коров или лошадей - это всё равно что детей убивать!
– говорил Саша.
– Это вообще только садюга может! Их даже нечаянно задеть жалко!

При этом простых юнитов они гробили сотнями без всякой рефлексии.

А ещё вспомнилось, как Ромка в раннем детстве жалел тараканов. Как-то они ненадолго завелись - заползли от соседей, пришлось, хочешь не хочешь, травить. Ромка потом сокрушался:

– Они так усиками и лапками шевелили - жить хотели!.. а мы их отравили. Даже маленьких!

И повторил где-то услышанное слово:

– Мы совершили геноцид тараканов!

Вид у него был такой, словно он действительно хочет честно предстать перед Гаагским трибуналом.

И откуда это у самых разных детей с самым разным воспитанием: судьбы зверей - как мера человечности. Нет, даже больше: как мера справедливого или несправедливого устройства всего мироздания.

– Ну, давай посмотрим сюжет, который тебя так возмутил!

– Вот!

Над светло-голубой водой торчали улыбающиеся морды белых лошадок. Так же по-доброму улыбалась какая-то коровка. Казалось, они все купаются в жаркий день и получают от этого большое удовольствие.

– Ну, вот их-то зачем надо было топить!?
– возмутился Саша.

– Стоп, стоп!
– осенило Марина.
– А вдруг это и есть как раз те будущие "небесные лошади", по лицам которых ты сегодня скучал - которые потом вознесли Илью Пророка. Ты же сам хотел их разглядеть, чтобы что-то понять. Вот, считай, и разглядел! Только в другой клеточке. Если уж Бог про что-то однажды сказал: "Да будет...", значит, оно будет всегда– никто же не может отменить слова Самого Бога: ни смерть, ни время, ни потоп!

– В смысле, они что: умерли в воде– и стали летучими лошадьми на небе?
– улыбнулся Саша.
– И потом подняли туда на колеснице Илью Пророка. Это уже интересно!

Он посмотрел на "фотографию" всемирного потопа каким-то новым взглядом. Теперь она уже не выглядела таким "геноцидом". Всё живое - живое всегда.

– Лошади меня знаете как вдохновляют! Только лошади и вдохновляют... Сейчас я вам кое-что покажу, - говорила Вера. Она принесла Кириллу рисунки лошадей. Целый альбом с конными скачками и... полётами. Копыта и крылья. И развевающиеся в небе гривы.

Под одним рисунком стояло четверостишие:

Я думала, счастье - лошадь,

Но как далеко ипподром?

Я думала, счастье - где-то...

А оно оказалось кругом.

– Это я нарисовала, а стих мне подруга сюда вписала, - пояснила Вера так смущённо, словно стояла перед строгим учителем и её могли наругать.

Кирилл вспомнил девочку Настю в больнице с её кошками: "Кошек же рисовать проще, чем людей!"

"И лошадей - проще.
– подумал он.
– Вот ведь как выходит: Творчество - эксклюзивная особенность человека, но почему-то олицетворение творчества - не человек, а лошадка с крылышками".

– Да уж. Приделаешь лошади крылья - выйдет Пегас, - заметил Кирилл.

– Приделаешь рог - выйдет единорог. Тут - Творчество, а там - Чистота: прямо все свои лучшие качества люди дружно перевалили на лошадей! Наверное, чтоб самим не заморачиваться на эту тему.

Вера засмеялась.

– А вот посмотрите ещё мои стихи. Мне очень интересно ваше мнение!
– вручила она ему большую папку.

– Ого, тяжёлая! Спасибо. Только я ведь, это... наверное, не быстро прочитаю.

– А кто вам сказал, что я вас тороплю. Сколько надо, столько и держите. Как прочитаете, так прочитаете. Только мнение своё мне честно скажите - не льстите! Не люблю лести.

– Уж постараюсь!..
– дежурно пообещал Кирилл: то ли не льстить, то ли прочитать.

"Не знаю пока, как её стихи... но вот в рисунках, кажется, что-то такое есть..."

Ему вдруг вспомнилось из старой песни про художника:

И осталось всего ничего разве только холсты.

А на них - неземные закаты, и лошади скачут.

Только в них, как ни странно, живёт ожиданье весны,

И весна безусловно наступит - а как же иначе!

– Мне кажется, эта лошадь - прямо как Божий знак нам!
– проникновенно сказала Вера.

– И что он, интересно, может значить?
– улыбнулся Кирилл.

– Догадайтесь...
– интригующе сказала Вера.

– Какой-то я недогадливый, - пожал плечами Кирилл.
– Тупой, наверное.

– Не-ет, вы не тупой! Вы видели, как лошадь сразу к вам потянулась? Они чувствуют людей... Они же всё чувствуют. Это у вас да-ар! К вам и животные, и дети тянутся - вы заметили? Потому что вы добрый.

– Здесь мне, наверное, положено шаркнуть ножкой и потупить глазки!
– отшутился Кирилл.

– Ну, ладно - не буду вас смущать! Просто я, действительно, очень люблю лошадей и чувствую их. Жаль, что я так и не научилась ездить верхом. Надо было заняться конным спортом, но я ка-ак ударилась...

Кирилл, конечно, подумал, что речь о падении с лошади, но Вера после паузы пояснила:

– В молитву! Замолилась, проще говоря. Потом-то мне уже объяснили, что это была прелесть... а тогда я видела на молитве "нетварный свет", слышала голоса. Но я же тогда ещё ходила не в нашу церковь, а в одну "истинно православную". А там такие вещи с каждым вторым происходили. Там нам всегда твердили одно: молитесь, молитесь, молитесь... бдите, бдите, бдите... ночью никогда не спите - молитесь: мир погибает! уже погиб! всё грех, грех, грех... о конном спорте даже и думать - смертный грех... так я не стала думать о конном спорте, а стала думать о конце света.

– Да-а, что ж тут скажешь...
– пробормотал Кирилл, и вправду, не зная ,что сказать.
– Лучше уж конный спорт!

– А скажешь то... что я всё-таки спаслась!
– торжествующе объявила Вера.
– От спасения спаслась– это самое сложное! Они меня спасали, а я от них спаслась.

– Ну, и слава Богу!
– поддержал Кирилл.

Странным образом, как в дежавю, он ощутил, что прекрасно знает эту "церковь" - именно ту самую - уже "спасшую" однажды сашину маму. Речь идёт именно о ней, родимой... хотя сект в наши дни великое множество.