Верховный Издеватель

В этом городе-стране Бог сотворил для людей зелёные пирамиды холмиков, аккуратно разрезал их оврагами и ровно расставил их вдоль берега, люди же сотворили для Бога церквушки, расставив их то на макушках, то на откосах, то у фундаментов пирамид. Неправдоподобно красивый пейзаж вдвойне неправдоподобно отражался и неправдоподобно удваивался. Теплоход проходил сквозь строй церквей и колоколен. Ярко-красочные, словно нарисованные, они смотрели и сверху, и снизу - с высокого берега и из воды. Луковки и шатры в самых разных сочетаниях составляли силуэты, по выразительности напоминающие что-то живое - то были, если угодно, лики русского зодчества.

Бывает, что в красоте построек отчётливо виден не стиль архитектуры, а стиль жизни. Причём - внутренней, молитвенной. Это когда Человек и Бог здороваются, а не просто одинокие люди на унылых берегах скучают. Здесь даже нет места отдельным чудесам, потому что всё– чудо.

Когда находишься в таких городах, трудно воспринимать мир невидимый менее реальным, чем видимый! Настоящее– воскресенское, преображенское, архангельское - окружает тебя настолько тесно, что ты "чувствуешь себя внутри фрески". В них - какое-то другое пространство. Будто сама "обратная перспектива" затягивает тебя внутрь. В мир какого-то святого измерения. Тебя окружает что-то бесконечно здоровое и естественное. Оптимальное соотношение покаянного и радостного, постного и Воскресенского.

Путешествие по древним городам России само по себе способно воцерковить человека... если он "имеет глаза, чтобы видеть".

– В лес идут за грибами, а в древние города - за Богом, - сказала Вера. И тут же пояснила.
– Где-то я это прочитала.

– А я вспомнила Аксакова... кажется, об Угличе, что он имеет "религиозную физиономию".
– поддержала разговор Марина.
– Хоть на современном языке и забавно звучит - зато самая суть! В те времена ещё обычными считались выражения типа "физиономия здания", "физиономии башен". А здесь - "религиозная физиономия города". Вот так и проходит перед нами череда городов-личностей. Город-мученик Углич, город-митрополит Ростов, город-монах Сергиев Посад, город-князь Владимир, город-царь Москва. Общаешься - как с людьми, и если "город верующий", он много нового может поведать тебе о Боге.

Стоянка в Тутаеве (на которую почему-то рассчитывала Вера) была запланирована лишь на обратном пути. Так что сейчас теплоход просто "принимал парад церквей". Всё важное обычно так и происходит: сначала только первый взгляд, потом - настоящая Встреча как таинство.

Река тянулась ровно, как коридор: картинная галерея холмов и храмов. Даже страшновато оттого, что здесь Он так близко. На тихоходном кораблике не убежишь от встречи. Для того, чтоб остаться "спокойным" атеистом, здесь надо приложить немалое усилие!

– А где же сам город?
– удивился Саша, видя всюду только поселковые дома и палисадники.

– Да во-от же - ты что, слепой!

– А где большие дома?

– Да вот как-то уж без больших домов...

– Получается, такой милипизерный, Богом забытый городок?..

– Нет! Богом-то как раз не забытый... людьми пока забытый. А Богом... Вон Его здесь сколько!

Пламенеющая в зелени Казанская церковь по правому борту казалась паромом, который вот-вот спустится на воду и соединит берега этого удивительного городка. Другие церквушки отступили от воды подальше и даже пытались спрятаться за деревцами и домами, но не слишком-то старались - высокие купола и барабаны, в любом случае, их выдавали.

– Бог играет с нами в прятки... но всё время поддаётся, чтоб мы Его нашли.
– сказала Марина.
– Только ведь мы до того "умные", до того отучились от детских игр, что умудряемся даже и так Его не найти. Может, потому Он и говорит всем: "будьте, как дети", что дети-то, в отличие от нас, всегда найдут спрятавшегося взрослого. От них и прячься не прячься - увидят.

– А Тутаев - это от слова "тут"?
– перебил Саша.

– Нет, это в честь какого-то "героя гражданской войны".
– сказала Марина.
– Но все его давно забыли, и поэтому сейчас можно считать что - "тут". Всё - тут! Главное, Бог - тут, а не "там". Он всегда тут .

– Это-то я уже понял!

– сказал Саша.

– Но когда-то город назывался не Тутаев, а Романов.
– добавила Марина.
– В честь князя Романа Угличского.

– О! привет, князь Роман!
– похлопал Саша Ромку.
– Это твой город?

– Это моя импе-ерия!
– гордо ответствовал Ромка.

– Да маленькая что-то!..

– А мне большой и не надо - я не жирный!

Всякому Человеку было приятно обустраивать под Богом своё княжество, как свой дом. В самих государствах того времени пожалуй было что-то домашнее, уютное, простое. Может, в силу самих своих размеров, патриархальности, каждое из них было ещё - не государство-Левиафан, а государство-семья. А что? Буквально все всех знают лично! Князь - батюшка...
– не без амбиций, конечно, но даже сами амбиции-то у него пока какие-то провинциальные, нестрашные, наивные. Вроде как народ в каждом княжестве считает: "Наш батька круче!" - а тот и старается всеми силами подтвердить, что так оно и есть. По-простому жили. Империй не знали. Бывало, воевали друг с другом - ну так, скорее, крепко хулиганили, чем воевали. Какой-нибудь епископ приходил - мирил.

И не то, чтоб так уж хорошо жилось людям - но как-то... правдивей, что ли, естественней, ближе к земле... да и к Небу немножко поближе... словно сам мир был меньше, как эти государствочки: от неба до земли лесенки-стремянки стояли. Шатровые колокольни в память о них остались.

Диво-то какое: тогда, до империй, как-то ещё слишком мало мучили, мало убивали... мало врали (даже ещё не придумали СМИ!). Может, оттого-то так уютно в древних городках центра России! Русская провинция, в отличие от Москвы и Петербурга, вся какая-то - простая, неимперская (до-имперская!). До-державная. Чистая даже в самих своих мифах - как чиста память о детстве. Детство Руси просвечивает здесь на каждом шагу.

Будто царь-змей сюда ещё не приплыл...

Светлые церкви, проплывая, отражались в глазах Веры... но что таилось по ту сторону этих глаз? светло ли было там? Только ли Царство Божие "внутри вас"?

Кириллу вдруг стало её жаль и он сказал мягко, как ребёнку:

– Ну, улыбни-итесь уж пожалуйста... всё же - так красиво!

Медленно прошествовал навстречу кораблю этот крестный ход. Тихо, без пения и звона, спустилось по течению видение. Задержалось оно лишь ровно настолько, чтоб поверить, что всё это не померещилось. Что всё это - "тут".

Кирилл оглянулся. Улыбнулся, увидев удивлённое лицо Веры и решил хоть как-то, хоть невпопад, объяснить свой слишком растерянный, слишком странный вид:

– Знаете... Когда я мельком вижу какие-то очень красивые места, мне кажется, что это не я, что меня здесь нет. Они мелькнули - и я мимо мелькнул, и меня с ними уже не осталось. Вы понимаете? Когда красиво и быстро, всё как будто не взаправду. Раз - и уже ничего нет. Я иду временно, вижу - временно, радуюсь - временно. Мы же все тут именно бываем, а не есть...

Он не понял, поняла ли Вера.

(1). А. Макаревич, "Улетай"

2. Лошади

...Но, слышишь, я стучу. Открой!

Так причисли нас к ангелам среди зверей,

Но только не молчи - я не могу без огня!

И где б я ни шёл, я всё стучусь у дверей:

Господи мой Боже, помилуй меня.

Б. Г.

Саша стоял в церкви Ильи Пророка в Ярославле, конечно, не подозревая, что видит те самые фрески, по которым Марина написала целую повесть. Некоторые сюжеты она ему, правда, успела объяснить. Про вознесение Ильи Пророка Саша с сожалением заметил, что "лошади ускакивают прямо за иконостас и у них лиц не видать".