Верховный Издеватель
Шрифт:
Марине вдруг подумалось: "Вот и в царстве... какие хорошие, бывают отдельные цари! Один Николай II чего стоит! Но если сама система работает вразнос, кому они там помогут, при всей-то своей доброте. Одному-двум таким вот сашам? И это - великое дело... но что же делать с тысячами других саш. Тем будут в это же самое время выжигать клеймо на руке, как рабам... да они рабы и есть!"
А Ферапонт Лукич даже обрадовался и сказал, что вообще всё очень кстати, что Аглаида Петровна давно уже жаловалась на Сашу. По дому, мол, помогать ленится, и ещё грубит, и ещё не слушается:
"С ума я сойду с ним - до конца лета ещё такого держать!..
А по описаниям Саши, у него тоже выходило что-то вроде жития Гека Финна у вдовы.
В общем, Лукич посоветовал Марине вообще на всё лето Сашу у Аглаиды Петровны забрать... чему и Саша, и Аглаида Петровна взаимно несказанно обрадовались!
– Будешь теперь жить у нас...
– объявила Марина по возвращении.
– Ну, если, конечно хочешь, - подмигнула она.
Санька на радостях прошёлся колесом.
– Видите, как я солнышко умею делать! Вам уж там, наверное, наговорили, что сам-то я не солнышко... Ну, зато я его делать умею. И вообще я хороший паркурщик!
И нечаянно подцепив ногой старое трюмо, вмиг смахнул вазу. От резкого звона и разлёта осколков, сиганул из окошка в палисад перепуганный Шампиньон.
– Упс!.. Ой, простите!.. Это я щас сам всё смету - вы только не обижайтесь. Не обижаетесь?
– Да уж нет!
– сказала Марина.
– Ну, и хорошо. А говорят, посуда бьётся к счастью... Это за новое житьё!
Саша пошёл за веником и оглянулся...
– Я опасный, как хлеб на масле!
– добавил он, торжественно воздев руку.
– Почему?
– Потому что масло на хлебу!
Да, в мирных условиях с таким характером нелегко! Всё в нём было какое-то... по самой высокой шкале. Самостоятельный - даже слишком. Бойкий - до откровенного риска. Временами рассудительный не по возрасту. Временами обезбашенный - аж боишься за него! Заботливый к тем, кого любит - до горячей привязанности и... боящийся к кому-либо привязаться. Всё это в одном человеке, и человеку этому 12 лет.
Смены настроения у него бывали стремительными. Из веселья его могло резко зашвырнуть в дебри какой-то недетской депрессии - он вдруг апатично умолкал, замыкался и даже на вопросы отвечал отрывисто, односложно. И глядел недобро, как на чужих. Похоже, в такие минуты он и сам себе был чужой. Целый мир был виноват перед ним - но он ничуть не снисходил до обвинений в его адрес, а просто не желал с ним разговаривать. Поскольку и Марина с Кириллом были частью этого нашкодившего мироздания, то и они себя чувствовали виноватыми под этим взглядом. И как у него испросить прощения?
– Вот ведь как бывает, - говорила Марина.
– Глазом не успеваешь моргнуть, как оказываешься в положении тех, кого хоть раз осудил. Давно ли мы обмолвились, что вот, мол, люди берут детей только на лето - и сами взяли Сашу...
– ...Ну, и пусть будет не только на лето!
– продолжил за неё Ромка.
Марина вздохнула.
Да уж. Вот появляется в твоей жизни человек... Может быть, маленький человечек. И ведь пока не появится, тебе и в голову не придёт, как без него пусто, как его может не хватать. Но зато уж как появится, а потом нависнет осознание, что скоро исчезнет... нет, это гораздо тяжелей,
чем если бы вовсе не появлялся!Вообще за короткое время общения с Сашей почти все подпадали под его бесцеремонно-беззащитное обаяние. "Цветущий репейник ему на герб - если б он был рыцарем!
– сказал Кирилл.
– Это такой талантливый репейник, что ведь прицепится - а ты ему ещё и рад будешь!" И действительно, в нём жил, как во многих детях, тот гениальный манипулятор... вся "хитрость" которого заключается только в том, что ты, мгновенно все его простенькие манипуляции разгадывая, так же мгновенно и совершенно осознанно на них поддаёшься. Честный хитрец! Провокатор, помогающий тебе остаться Человеком.
Бог, в этом смысле - тоже "провокатор", да ещё какой!
Откуда-то из глубин Вселенной влетают в нашу жизнь живые метеоры, чтоб привнести в неё беспокойство, хлопоты... и через них - хоть какой-то смысл.
– Я конечно, чуть утрирую...
– делилась Марина с Кириллом, - но за эти дни уже сама начала забываться, кто из этих двух сынишек мне родной. Их как-то теперь всегда двое– всё, в единичном экземпляре они больше не водятся. Со стороны все их принимают за братьев. Видимо, испокон века так: мальчишки, если уж дружат, сливаются в какую-то нерасторжимую двоицу. Прямо Сан-Ремо получилось - Саня плюс Рома. Они же у нас даже чувствуют друг друга на расстоянии. Мне и прежде Ромка рассказывал: сколько раз они выходили из домов одновременно - шли друг к другу и встречались точно на середине пути! И при этом, телефона у Саши нет! Какая-то у них другая, телепатическая связь.
Последние дни самые разные разговоры шли около проблемы, но всё ближе и ближе.
– Вот жили б вы поближе к детдому - брали бы меня каждое варенье, - обмолвился как-то Саша (забыв, что ещё совсем недавно не желал даже Ромке давать адрес).
– Что?
– переспросила Марина насчёт варенья.
– Каждое воскресенье. Но это я так... вы же издалека.
– Нет, уж если брать, то брать насовсем, - твёрдо сказала Марина.
– Если брат, то брат насовсем, - переделал на свой лад Ромка.
– А тебя кто-нибудь ещё, кроме дяди, пробовал усыновить?
– спросила издалека Марина.
– Да приходила однажды какая-то тётька, ахала. "Ой, какой мальчик, какой оду-хотво-рё-ённый! у него глаза, как озёра!.." Я говорю: "Да-а, блин, у меня там и рыбы плавают!" Ну, она много над кем у нас там ахала. И никого не усыновила. Видать, поехала на озёра. Рыбачить. Или уже утонула там... Хотя не-е, она не утонет!
– Ну и как тебе теперь Саша?
– осведомился Рома.
– До сих пор как тогда считаешь, что он "юный гопник"?
– Нет, тогда я очень ошибался! Он... корова по отношению к гопникам!
– Как!?
– оторопел Ромка.
– Он же совсем не толстый.
– Да не в том дело! Он всё, что только нахватал на улице, в семье, в детдоме, как-то так переработал в себе во что-то... благодаря чему с ним можно общаться. Даже... интересно общаться!
– То есть, в данном случае, "корова" - это хороший человек!?
– подвёл итог Рома.
– Да, - серьёзно сказал Кирилл.
– Редкий человек!
И ещё подумал: "А я бы так не смог!.. всякий хороший человек по отношению к беде - как корова по отношению к траве. Поедает её и получается молоко".