Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

– Не подначивай ее, - рассердилась Лерка.

– Я ее потрясти хочу!
– заявила Сашка так убедительно, что я слегка отодвинулась вместе со стулом от стола и от нее.

– А что?
– наклонив голову и внимательно меня рассматривая, словно видит впервые, спросила Мила.
– Хотеть встретить еще одного мужчину и попытать с ним счастья - нормальное, здоровое желание современной женщины. Тем более, если речь идет о будущих детях. Я вот именно этот аспект гендерных отношений упустила. Муж молодой, а детей нет.

– Да она сама еще ребенок!
– возмутилась Сашка.

– И потом, кого еще ты в своей жизни так долго любила, как Макса? Чур, родня не в счет!

– Так долго - никого, - согласилась я, но не сдалась.
– Михаил Аронович последние годы балуется легкой литературой. Гарики обожает. Ну, короткие стишки Игоря Губермана. Знаете, какой мне сейчас подойдет?

Душа у женщины легка

И вечно склонна к укоризне:

То нету в жизни мужика,

То есть мужик, но нету жизни.

Посмеялись перед сном - и хорошо. Завтра новый день жизни. Без него.

Глава 17. Настоящее. Пятница.

Навсегда ничего не бывает.

Л. Н. Толстой «Война и мир»

На собственном горбу и на чужом

я вынянчил понятие простое:

бессмысленно идти на танк с ножом,

но если очень хочется, то стоит.

Игорь Губерман

Я лежала на операционном столе. Горел яркий, нестерпимо яркий свет. Он слепил, и расплывчатые фигуры врачей, окруживших меня, казались безликими, лишенными ярких красок, почти черными. Один из них наклонился ко мне и произнес печально, с легким придыханием:

– Смотрите, у нее сердце голое!

Он поднял что-то вверх, осторожно держа в больших широких ладонях. Все склонились над тем, что он держал в руках.

– Действительно, голое, - стали повторять все, переглядываясь и перешептываясь.

С громким стуком распахнулась дверь, в операционную ворвался Вовка. В голубом халате хирурга, с марлевой повязкой на лице. Но я его сразу узнала. Он подбежал к черным людям и забрал из рук главного человека без лица то, что тот крепко держал. Подошел ко мне и, наклонившись, ласково прошептал:

– Варька, я его держу, не бойся.

– Почему они говорят, что оно голое? Как это голое? Я боюсь, Вовка!

– Ничего не бойся!
– Вовка прижимается к моему лбу горячими губами.
– Я помогу тебе. Мы справимся.

Снова хлопает дверь. Я вижу Максима. Он в том самом свадебном костюме с лиловым галстуком. Бледный, щеки горят каким-то лихорадочным румянцем:

– Отдай!
– резко и решительно требует Максим у Вовки.

Вовка застывает, не двигается. Максим протягивает ему свою ладонь и твердо повторяет:

– Отдай!

Лицо моего лучшего друга искажает мучительно болезненная гримаса, и он отрицательно качает головой.

– Прошу тебя, Вовка!
– начинаю я умолять, хватаясь за него, пытаясь дотянуться до его рук.

– Оно голое, Варюха-Горюха! Его согреть надо!
– сопротивляется Вовка.
– На это время понадобится. Долгое время. Потерпи, родная.

– Отдай. Мне. Ее. Сердце, - чеканит Максим.

– Оно остановится!
– в отчаянии кричит Вовка, и окружающие его черные люди начинают энергично кивать головами, подтверждая сказанное.

– Пусть, - шепчу я.
– Пусть остановится. Отдай ему.

– Не могу, Варька, не могу, - упирается Вовка.
– Отдам - и тебя будет не спасти.

– Пусть!
– я начинаю злиться, теряя от этого последние силы.

– Я ударю тебя!
– спокойно, холодно говорит мой муж Вовке.
– Если не отдашь, ударю!

– Давай!
– так же спокойно соглашается Вовка.
– Бей!

Я рывком встаю и забираю из Вовкиных рук свое сердце. Оно совсем маленькое, похожее на серенького воробышка, мелко и часто бьется. Стук этот отражается от стен операционной и фонит так, что закладывает уши. Я перекладываю свое сердце из своих рук в руки Максима. Оно замирает и перестает биться.

– Варя!
– надрывно кричит Вовка.
– Варя!

Максим подносит мое сердце к своему лицу и начинает согревать своим дыханием. Раз, два... Секунды ползут, стекая с операционного стола на плиточный мозаичный пол. Максим встречается со мной взглядом. На его усталом лице появляется нежная улыбка. Он опускает руки и показывает мне мое сердце: оно нежно-розовое, теперь похожее на большую морскую раковину причудливой формы. Бьется спокойно и ровно.

– Я оставлю его у себя, - говорит мне Максим, складывая мое сердце за лацкан дорогого серого пиджака.

Мне легко, свободно, радостно. Я киваю и тянусь к нему. Максим берет меня на руки и несет из операционной. И я чувствую, как в его груди бьются два сердца. Не одновременно, а как бы вдогонку. Крупными ударами - его, мелкими - мое. И это успокаивает и усыпляет, как звук камертона. Наконец, два сердца начинают биться в унисон.

Максим несет и несет меня по длинному, чистому, ярко освещенному коридору все дальше и дальше. Теперь яркость света не раздражает, а поднимает настроение.

– Я люблю тебя, - говорю я Максиму, встречаясь взглядом с его родными голубыми глазами.

– Нет, это я тебя люблю, - отвечает он совершенно серьезно, крепче прижимая меня к себе.

– Нет - я, - продолжаю я знакомую игру.

– Чем докажешь?
– щурится он строго.

– Могу поцеловать!

– Ну, это и я могу, - равнодушно отвечает он, а глаза смеются.

– Но я целуюсь лучше!
– рекламирую я себя.

– Проверим?
– грозно говорит Максим и ставит меня на ноги.

– Уже проверяем, - шепчу я, притягивая к себе его голову.

Стук сдавленных нашими телами сердец теперь глухой, едва ощутимый.

– Хочешь, я остановлю наши сердца, а потом запущу?
– спрашивает Максим.

Резко сажусь на постели. Сон. Глупый сон. Кладу левую ладонь на сердце. Бьется часто, словно я только что пробежала стометровку. Все! Хватит! Вот до чего доводят растравляющие душу воспоминания... Надо же... Голое сердце.

За завтраком я сообщаю своим дачным гостям, что собираюсь в город.

– Мне надо к Михаилу Ароновичу и еще к одному человеку, - твердо говорю я и смело добавляю.
– Дел в городе много.