Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
Испокон веков в Амбухиманге происходили коронации имеринских владык. До крепости, ныне превратившейся в святилище, будущие короли добирались по узкой дорожке, зажатой меж высокими стенами, сложенными из огромных камней. Эта галерея носила совершенно непроизносимое название Амбавахадитсиомбиомби, что означало «там, где не могут пройти волы». По этому проходу кандидата в монархи несли на носилках и хорошенько потряхивали, а тот должен был балансировать стоя, проявляя чудеса ловкости. Если же он падал, то коронация отменялась.
– Странная церемония была призвана намекнуть будущему королю,
Перед входом в святилище на широкой каменистой площади их группа была вынуждена остановиться. Дорогу им заступила храмовая стража, велев ждать, когда кто-то из жрецов соблаговолит выйти. Таких страждущих в это утро набралось несколько человек. Паломники, рассевшиеся в ожидании прямо на земле, все были местными, мальгашами.
– Мы сейчас находимся в центре судилища, - отдышавшись после затяжной ходьбы, продолжил Загоскин познавательную речь. – Здесь король и верховный жрец, который непременно происходил из племени самых могущественных колдунов острова – антайнмуру, вершили над провинившимися гражданами правосудие. В стародавние времена это делали с помощью двух куриц, представляющих истца и ответчика. При большом скоплении народа птицам вместе с зерном давали истолченные кусочки ядовитого ореха тангуина. Виновным считался тот, чья курица первой падала замертво. В зависимости от того, как долго протекали конвульсии, специальный жрец подсказывал меру наказания. Позднее, когда власть королей окрепла, те стали подвергать испытаниям уже не кур, а самих ответчиков.
– Разновидность божьего суда? – спросила Мила.
– В этом отношении все религии похожи. Когда сложно определить, кто врет, а кто говорит правду, жрецы перекладывают ответственность на сверхъестественные силы.
– Папа, я вижу, что тебе трудно стоять, давай присядем, – сказал Михаил Загоскин и указал на огромный серый валун с плоской верхней гранью. – Вон тот камешек, по-моему, подходящее местечко. И солнце его уже нагрело.
– Дурень, это жертвенный алтарь! – рассердился профессор. – Ты меня заколоть решил, как какого-нибудь козла?
– Я же не знал! – запротестовал Миша. – И потом, разве здесь приносят жертвы до сих пор?
– Если я говорю «жертвенный», значит, так и есть. Думаешь, за века их ритуалы сильно поменялись?
– Ну прости, я не хотел тебя задеть.
– Ты просто ужас какой невнимательный. Если чего-то не знаешь, то поступай как все. Посмотри, сколько людей ждут аудиенции, и никто из них не покусился на алтарь.
– Ты прав, папа, надо уважать чужие обычаи.
– Раньше вокруг алтаря стояли еще и менгиры, - голос старика чуть подобрел. – Их было двенадцать, и они символизировали священные холмы Имерины. Но колониальные власти, подчиняясь приказу епископа, разрушили их. Тогда жрецы установили деревянные столбы из розового палисандра, я их в прошлый раз даже застал, но сегодня, гляжу, церковь и до них добралась.
– Когда в святилище начинается прием посетителей? – нетерпеливо прервала его Пат. – Сколько нам ждать?
– Все решает Верховный жрец, мадам.
– Он выйдет к нам?
– Это вряд ли, - старик мелко затрясся, смеясь. – Ты – малая сошка, чтобы удостоится подобной привилегии. Чтобы сообщить тебе новость,
он пошлет помощника рангом поменьше. Какого-нибудь жреца-привратника. Обычно именно он отбирает просителей, которым позволено будет войти в Крепость. Раньше в Амбухимангу не пускали простолюдинов, больных и бездетных, чтобы не сглазить монарха. Сейчас сюда со своими проблемами может прийти любой. Прийти – я подчеркиваю это, – но не получить аудиенцию.– То есть не все из паломников попадают к жрецам? – уточнил Вик.
– Конечно. Иначе это был бы музей, а не святилище. Люди иногда ждут неделями, и не у всех хватает терпения.
– Мы все-таки иностранцы, - заметила Пат, - и жрецы могли бы оказать нам особое уважение. Не каждый день к ним приезжают люди из Европы.
– Это вы приехали к ним, - насмешливо ответил профессор, - вы в роли просителя, мадам, и обязаны с этим смириться. Играйте по правилам. Или идите прочь, если беседа с умными людьми вам ни к чему.
– Если честно, мне необязательно говорить с Верховным жрецом, сойдет любой уборщик ватерклозета, если он работает в Крепости с семидесятых и помнит ваш первый приезд сюда. Нам бы просто попасть за ограду.
– В Крепости нет ватерклозетов.
Тут из святилища вышли два глашатая с огромными раковинами моллюска в руках, и разговоры на площади смолкли. Мужчины поднесли ко рту свои диковинные музыкальные инструменты и издали ужасно громкий и немелодичный «трубный глас».
Пат поморщилась. Однако ее внимание уже сосредоточилось на движении внутри оставшегося открытым настежь проема. Глашатаи возвещали о церемониальном выходе жреца, и тот не заставил себя ждать.
Мужчина из племени антаймуру был высок, темен лицом и разодет в яркие одежды, украшенные лентами и перьями. Он опирался на огромный посох, который был выше его на две головы и увенчан пучком длинных лент, колыхавшихся на ветерке подобно змеям.
– Ого, к нам вышел сам Первый Распорядитель! – прокомментировал профессор. – Не иначе, в толпе паломников заприметили ваши блондинистые кудри, мадам. Иначе бы послали кого попроще. Гордитесь!
– Гордиться тут нечем, - откликнулась Пат. – По-моему, это естественное проявление вежливости.
Распорядитель неторопливо оглядел заволновавшуюся толпу. Паломники повскакивали с мест, подтягиваясь к центру площади, но все-таки оставаясь на почтительном расстоянии от входа.
Патрисия тоже подалась немного вперед, но жреца она, вопреки недавнему заявлению Загоскина, совершенно не заинтересовала. Равнодушно скользнув по француженке взглядом, он развернулся к Володе и Миле. Изучив их хорошенько с головы до пят, он грозно произнес что-то на своем языке.
– Что он говорит? – спросила Пат, ибо Загоскин, позабыв про намерение переводить, молча таращился на жреца.
– Он приглашает близнецов в Дом свиданий к Рамахавали, - медленно и с запинками произнес профессор. – Чудеса какие-то! Рамахавали – это Великий Оракул Амбухиманги. Он никого не принимает! Его пророчества передают публике через жрецов-посредников.
Другие паломники разочарованно отступили, но не ушли. Наоборот, они с большим интересом пялились на европейцев, которые отчего-то не спешили ликовать, что им оказана неслыханная честь.
– А почему близнецов?
– пробормотала Патрисия, крепче сжимая руку Адели.
– Среди нас нет близнецов. Или все белые люди для них на одно лицо?