Вернуться в Антарктиду

В соседнее с ним кресло переместился из хвоста Зиновьев. Видимо, решив наладить неформальный контакт, вежливо осведомился:

– Можно взглянуть на карту подледных полостей? Тимур сказал, у вас есть.

Юра привстал, снимая с полки рюкзак.

На лист со спутниковой фотографией он еще в Москве нанес свой старый рисунок, выполненный после возвращения «из ледяного ада». Отметки бурильщиков, вырубивших широкую шахту, были совмещены с планом подземного города – так, как он его запомнил. Юра также указал на листе Хранилище с узкоколекой, зал с алтарем и подземный ход, правда, изобразил все это пунктиром, как больше не существующее. Были на карте и соседнее с Хранилищем здание, где они ночевали, и могила Соворотова (ее он обозначил крестом), и полость с гигантскими статуями.

– Вот это что? – сразу зацепился за приметный крест Анатолий Зиновьев.

Юра объяснил. И добавил, что детали чертежа им регулярно пополняются и проверяются по ходу работ, когда он спускается в шахту, чтобы осмотреть туннели. Данная карта представляла собой уже четвертый вариант.

Зиновьев промычал нечто одобрительное.

– Подледная река… - он провел пальцем по темно-синей линии.

– Мы прошли вдоль ее русла, где была такая возможность. Но это новое русло. Старое завалило обломками. Образовались небольшие запруды.

– Когда это произошло?

– После астероида. Судя по размыву грунта, раньше она была куда полноводнее. Сегодня это, по сути, ручеек.

– А здесь?

– Часть древней набережной. Возможно, тут располагался порт. Есть признаки, что река, текущая между зданиями, когда-то была заключена на всем протяжении в искусственные берега. Когда я прилетел сюда – примерно месяц назад, – то пытался аккуратно прорубиться дальше по туннелю.

– В одиночку?

– Нет, с группой единомышленников. Перебравшись через завал, мы наткнулись на нечто, сильно напоминающее пристань. Были даже похожие на швартовочные тумбы, значит, они тут плавали на лодках.

– Это примерно в километре от спуска в шахту, если масштаб выверен точно.

– Я старался соблюсти пропорции. Вообще, тут уникальная местность, всюду бьют горячие ключи и много полостей. Ребята предлагали в шутку назвать это Городом Двадцати Ключей и Сорока Куполов.

Блондин оторвал взгляд от карты:

– Отчего же не назвали? Слишком длинно получалось?

– Так у города уже есть имя, - пояснил Юра. – Настоящее. Лингвисты расшифровали надписи. Город назывался Мудрая Бесконечность. Или Бесконечность Мудрости – об этом шли споры.

– Напыщенно.

– Что поделать, если у них мода была совсем другой. Между собой мы называем руины Софьей. «Спустимся в Софью. Нашли в Софье. Софьевский монумент»

– Софьей, не Софией?

– Так повелось.

Зиновьев вернулся к карте и рассматривал ее долго, словно пытаясь запомнить. А может, именно этим и занимался.

– Все туннели обрываются тупиками, - вдруг сказал он.
– Вы не выясняли, можно ли дойти подо льдом к Изумрудному, например?

– Под куполом, - невольно поправил Юра. – Нет, не проверяли. Времени, если честно, не хватило. Мы здесь не для этого, просто строим инфраструктуру: делаем дома, настилы, перила. Спуск надо максимально обезопасить и оснастить подъемниками. После приедут настоящие исследователи, они и займутся. Моя кустарная карта – просто хобби на досуге. И досуга, признаюсь, мало. Лето на носу. Самый сезон.

– Это понятно. Но разве не пытались просветить радаром сверху? Интересно же, насколько далеко тянутся подлёдные дороги. Может, они ведут до самого Орвина.

– К сожалению, все, что определяется инструментальной разведкой, имеет сильную погрешность. Мелкие туннели часто не видны, а крупные перекрыты обвалами, которые тоже не фиксируются, если они небольшие по объему. Все надо смотреть непосредственно – проходимо или нет.

– Значит, ваша карта приблизительная?

– И даже очень. Ручаться могу только вот за эту область в районе Кратера. Я там был лично и все проверил, измерил. А дальше – это, скорей, фронт работ на будущее.

– Ладно, проверками мы теперь сами займемся. Не подскажете, долго ли еще лететь?

Юра мельком глянул в иллюминатор. Хватило несколько секунд, чтобы опознать характерные изломы горной гряды.

– Да собственно, мы на месте. Смотрите, вот он, Грот! Если пилоты сочтут, что выбранная заранее площадка им подходит, то в течение пяти минут объявят посадку.

– А если не подходит – выкинут нас на лету? – весело расплылся Зиновьев.

– Надеюсь, что пойдут круги нарезать в поисках удобного аэродрома, - со всей серьезностью ответил Громов, вспоминая, что Борецкий предлагал десантироваться и от идеи до конца не отказался. Если честно, прыгать ему совсем не хотелось.

Площадка, к счастью, пилотов устроила. После нескольких головокружительных маневров экипаж благополучно посадил самолет на «стиральную доску» ледяного плато, и тимуровцы наконец оказались в исходной точке маршрута.

Высадка прошла оперативно, после чего самолет снова взлетел, покачав им крыльями на прощание.

Вершины массива Орвина удивляли необычными очертаниями. Они напоминали гигантский частокол, которыми ледяной купол материка отгородился от более теплого побережья. Трехсотметровые стены, как зубы фантастических чудовищ, ощерились на фоне округлых плоских холмов острыми пиками.

Грот Павловского не был гротом в полном смысле слова – просто укромная впадина, похожая на обвалившуюся гигантскую пещерку (если допустить, что на свете бывают пещеры высотой в тысячу метров). По прихоти природы наклонные каменные стены выстроились здесь полукольцом, защищая ровную площадку от капризных ветров. Здесь всегда лежал снег, что было особенно удобно, если хочешь поставить палатку и не спать на острых камнях. Именно по этой причине Грот пользовался бешенной популярностью у альпинистов. Иногда тут размещалось по две-три группы из разных стран, благо места хватало.

Борецкий тоже пошел по пути наименьшего сопротивления. Убедившись, что лакомый кусочек никем не занят, он велел своим бойцам разбить лагерь по всем правилам.

Спальные палатки установили при помощи ледобуров, а «лишние» оттяжки закрепили на лыжных палках, воткнутых в просверленные бурами отверстия. От резких порывов (все-таки буря на носу) все дополнительно зафиксировали саночками и рюкзаками. Вокруг лагеря соорудили брустверы, напилив ледяных глыб. Отдельно оборудовали санитарную палатку и ангар под склад-камбуз с радиорубкой и натянули между ними веревочные перила, к которым предстояло крепить себя карабином, чтобы не унесло.

Ребята все делали дружно, быстро и со знаем дела, сразу было понятно, что процедура отработана до мелочей. Пока одни занимались своеобразной стройкой, другие запускали переносной генератор, разбирались с прогнозом, «просвечивали» мелкие ледовые трещины по-соседству, помечая их маячками, отмеряли провизию на сегодня и разжигали примус.

Поглядев на рабочую суету, Борецкий одобрительно кивнул и засобирался на разведку – туда, где Громов видел «призраков». Он хотел пробежаться налегке, чтобы иметь общее представление о местности и, исходя из этого, распланировать операцию. С собой он взял двух подчиненных – Арбузова и Зиновьева – и квадрокоптер.