Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— Вообще-то для меня это был довольно необычный поступок. Я была в скверном настроении и не могла мыслить связно.

Ответ явно разочровал сенатора Маршалла и привел его в раздражение.

— Дерьмо! Вы мыслили так связно, как это только возможно. Что вы вообще имеете в виду — не могли мыслить связно?

— Я имею в виду, что меня учили вести себя прилично и дипломатично, и я бы ни за что не нарушила этих правил, не будь я в тот момент на самом краю — в эмоциональном смысле.

— Значит, мы с вами по-разному интерпретируем происшедшее. Черт, да я нахожусь на самом краю — в эмоциональном смысле — с тех пор, как мне исполнилось пять лет.

— Этот факт широко обсуждается, да, — сказала Элеанор.

— Вы имели полное право высказать все, что высказали, — произнес сенатор Маршалл. — Вы же понимаете, что Эрл Стронг как политик никогда не оправится от того, что вы с ним сделали?

— Я думаю, вы слишком оптимистичны на этот счет.

— Дерьмо. Опять ваше воспитание?

— Возможно.

— У меня есть стопка опросов толщиной в дюйм. Мы следим за ситуацией. Дьявол, да я в тот же вечер хотел ехать к вам. Но вместо этого я дождался результатов опросов. И, леди — вы разнесли этого сукина сына в клочья. Вы оторвали этому клещу башку. Вы заслуживаете медаль.

Элеанор рассмеялась.

— Медаль? Я бы предпочла работу.

Сенатор Маршал выставил вперед правую руку и посмотрел на Элеанор выжидающе.

Она не знала, что делать. Он был воплощением ненормальности. Она знала это, и он знал, что она знает, и ему было все равно.

Наконец вежливость взяла верх и она пожала ему руку. Он сжал ее ладонь — не вяло, как политик, а с силой, как человек, которому приходится вытаскивать себя из кресел и кроватей. И не отпустил.

— Готово, — сказал он. — Вы наняты.

Элеанор расхохоталась.

— Вы с ума сошли, — сказала она. — О чем вы говорите?

— Я не знаю.

— То есть вы так шутите.

— О нет. Я чертовски серьезен. Вы определенно наняты. Я просто еще не разобрался со всем этим дерьмом.

— Каким дерьмом?

— Должность, уровень по ОУС [439] , какой стол вам выделить, какую, черт побери, картинку повесить в вашем кабинете. Понимаете, после того как наймешь кучу народа, а потом большую часть уволишь, осваиваешь главное — встретив годного человека, нанимай его сразу, а с деталями разбирайся потом. И я вас только что нанял.

439

Общее управление службами — федеральное агентство, занимающееся организацией работы других федеральных агентств и определяющие, в частности, стандарты условий работы госслужащих.

— Только потому, что я наговорила гадостей Эрлу Стронгу.

— Вы говорили правду, — сказал Калеб Рузвельт Маршалл, — а на это во всем Вашингтоне способны всего несколько человек. И вы говорили ее красиво, что еще необычнее.

Он все еще держал ее за руку.

— Мне казалось, что вам должен нравится Эрл Стронг.

— Ха! Вы думаете, я буду поддерживать любого, кто высказывается похоже на меня? Кем вы меня считаете, старым маразматиком?

— А разве не так это работает?

— Позиции меняются. Люди — нет. Эрл Стронг может быть, а может и не быть так называемым консервативным популистом. Но он совершенно точно на всю жизнь останется тонкошеим недоделанным Гитлером с лицом из «Уолмарта», как вы изволили заметить. Я не желаю работать с такими, как он, в Сенате. И вы, возможно, спасли меня от этой участи — и поэтому я вам должен.

— Ну а я не уверена, что хочу работать с вами.

— Элеанор Боксвуд Ричмонд, — сказал он. — Мы с вами придерживаемся одних и тех же взглядов. Вы просто этого еще не поняли.

— Как вы можете так говорить? Я всю жизнь была либеральным демократом.

По-прежнему сжимая ее руку, сенатор Маршал пренебрежительно потряс головой.

— Все это деление на демократов и республиканцев — дерьмо, — сказал он. — А что касается либералов и консерваторов, что ж — люди пользуются словами крайне небрежно. Эти слова на самом деле мало что значат. Эти два лагеря сами сильно разделены внутри. И эти два лагеря пересекаются между собой гораздо сильнее, чем вы думаете. Все это дерьмо на самом деле неважно. Важны только ценности.

— Ценности?

— Ценности. У меня они есть. У вас они есть. У Эрла Стронга их нет. Это значит, что мы с вами на одной стороне. Нам с вами надо держаться друг друга.

— И это значит, что вы должны дать мне работу?

— Я уже даже придумал — какую. Заняло несколько минут, но я придумал. В моем денверском офисе нужен представитель по вопросам здравоохранения и социальной политики. Мы можем начать в понедельник. Вы будете валиться с копыт и получать сорок пять тысяч плюс полная медицинская страховка. Интересно?

— Что я могу сказать? — и в самом деле, что она могла сказать? — Конечно. Беру. Что я должна делать?

— Отвечать на гневные звонки паразитов, которые желают знать, что произошло с их соцобеспечением.

— Окей. С этим я справлюсь.

— Договорились, — сказал сенатор и наконец отпустил ее руку.

— Один вопрос.

— Да?

— Вы хотите, чтобы я посылала этих людей или на самом деле помогала им? Потому что когда меня станут спрашивать, что с их соцобеспечением, я скорее всего постараюсь это выяснить.

— Никто из них не ходит на выборы, — сказал сенатор, — так что по мне вы совершенно спокойно можете слать их ко всем чертям. А вообще разбирайтесь с ними как вам заблагорассудится.

24

Автобус неторопливо катил через Коммерс Сити и северный Денвер — чердак Запада: десятки квадратных миль складов, стопки пустых грузовых поддонов, на которые ушли целые леса, кварталы автопарков. Элеанор видела этот пейзаж столько раз, что потеряла счет, но сейчас, сидя в автобусе в своем единственном приличном платье, по пути на работу — на работу! — смотрела на все под каким-то другим углом и чувствуя себя королевой, озирающей владения.

Небо в зените было цвета сапфира, но к горизонту выцветало до желтовато-коричневого оттенка, как будто пригорало с краев. Элеанор не знала, было ли виной тому промышленное загрязнение или пыль прерий, но вид неизменно нагонял на нее уныние. Она устала от бескрайности окружающего мира и жаждала отгородиться от него.

Центр Денвера эту жажду утолял. Он плотная застройка, ограничивающая обзор и не позволяющей разглядеть, насколько загрязнен воздух, создавала локальное ощущение чистоты. Элеанор провела некоторое время в ожидании следующего автобуса и любовалась видом. Для того, кто привык к песчаным пустошам вокруг арсенала, самые незначительные детали — свежепокрашенный почтовый ящик ГОСПОД на углу, молодая женщина в белых чулках, «Вольво» с покрытым каплями воды ветровым стеклом, только что из мойки — выглядели невероятно чистыми и свежими, как картинки из рекламы «Кодак» или «Полароид».

Это был мир, который очень многие никогда в своей жизни не покидали. Мир, в котором и сама Элеанор жила многие годы, но сейчас он казался ей чужой планетой, за поверхность которой она едва-едва уцепилась.

Трехполосная Пенсильвания-стрит проходила за капитолием штата с севера на юг. Когда-то — во времена бурной юности Денвера — она считалась модной улицей, и бароны возводили на ней свои поместья — это не просто дома, но излучатели политического и общественного влияния. Архитектурные стили блистали разнообразием на грани эксцентричности, включая, например, огромные викторианские дома, классические плантаторские имения, изобилующие арками и башенками сооружения в романском стиле и одно особенно большое и причудливое здание из красного песчаника, сильно напоминающее форт Аламо.