Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

Для сенатора Калеба Рузвельта Маршалла оно служило домашним офисом, и он называл его именно «Аламо» — шутка не слишком популярная среди американцев мексиканского происхождения, но сенатора их мнение, разумеется, совершенно не интересовало.

Как и в любом другом большом старом здании, кабинеты в нем были всякие — как хорошие, так и плохие. Кабинет, предоставленный Элеанор Ричмонд, был исключительно неудобен, но она даже не замечала этого, пока не проработала в нем какое-то время. Явившись сюда в первый раз в качестве представителя по вопросам здравоохранения и социальной политики, она думала только о самой работе. Очень хорошей работе, если уж на то пошло.

На ней было платье, в котором ходила на собеседования. Она сама не знала, почему его надела. В нем она несколько последних лет ходила на собеседования — безо всякого успеха. На собеседовании с сенатором Маршаллом она была в фуфайке университета Таусон и армейских брюках. Однако это было единственное платье, к которому она относилась по-настоящему бережно. Ей почему-то казалось, что покуда у нее есть это чистое, приличное платье, она не превратится в настоящую бомжиху. Теперь она пришла в нем на работу. Начав получать зарплату, она вернется в «Бульвар Молл» уже как платежеспособная покупательница и перепашет «Нордстром», как генерал Шерман — батальоны южан.

Первой репликой, обращенной к ней на новом месте, было звукоподражание: фуп-фуп-фуп.

Она прошла по коридору в своем платье для собеседований, с коробкой с фотографиями и другими личными вещами, заглядывая в каждую дверь в попытке отыскать свою собственную. Наконец она нашла ее и переступила порог, оказавшись в маленьком помещении без окон (позже она узнала, что раньше здесь располагалась гардеробная железнодорожной баронессы). Она едва успела поставить коробку на истертую поверхность письменного стола, как раздался описанный выше звук. Она повернулась кругом. В дверях комнаты стоял какой-то мужчина. Он ей не понравился.

Ему было от двадцати пяти до тридцати — а может, и больше, просто он молодо выглядел. Он носил полосатый костюм и ковбойские сапоги. Расческа оставила отчетливые параллельные борозды в его обильно напомаженных волосах, напоминающие следы убегающих динозавров в свежей вулканической грязи. У него были блестящие серые глаза и озорной изгиб бровей, и он мог бы показаться весельчаком, если бы сменил костюм и помаду на, скажем, шорты и длинную гриву бродяги. А так он выглядел совершенно ненатурально.

Прислонившись к косяку, он крутил указательным пальцем в воздухе и производил этот самый звук: фуп-фуп-фуп.

— Прошу прощения? — сказала она.

— Следовало бы установить здесь вращающиеся двери, — сказал он. — У меня каждую неделю новый сосед… Привет, — продолжал он, оборвав себя на полуфразе, как ведущий развлекательного шоу, и перевел ладонь в в горизонтальное положения, выставив ее в сторону Элеанор, — Шэд Харпер. А вы, должно быть, Элеанор.

Элеанор переместилась на полшага вперед и попыталась пожать ему руку. Он нырнул к ней, быстро ухватил ее за самые кончики пальцев, сильно сжал их и несколько секунд разминал.

— Элеанор Ричмонд, — сказала она, но Харпер, как она и предполагала, не уловил намека.

— Приятно познакомиться, Элеанор.

— Вы из соседнего кабинета, мистер Харпер?

— Ну да. Заходите в любое время, если вам захочется полюбоваться двором, — сказал он, со значением взглянув на пустую стену за столом Элеанор. Кабинет Шэда Харпера располагался в бывшей хозяйской спальне и окон в нем хватало.

Все это ее сейчас не волновало. Пока что ничто не могло проникнуть сквозь эндорфиновое опьянение, вызванное попаданием в настоящую платежную ведомость.

— Благодарю вас, — сказала она. — Вы очень добры.

— Видел вас по телевизору. Неслабо вы припечатали Эрла Стронга.

— А вы что делаете для сенатора? — спросила она.

— О, — произнес он, словно бы удивленный тем, что ей это не известно. — Я его представитель в БЗУ.

— БЗУ?

— Бюро землеуправления, — пояснил он с наигранной небрежностью.

Глядя через его плечо, Элеанор разглядела потрепанный череп с рогами, висящий на одном из редких участков стены, не занятых окнами. Этот череп и ковбойские сапоги рассказали ей о Шэде Харпере все.

Бюро землеуправления. В Колорадо было предостаточно земли, которой требовалось управлять. Множество избирателей проживали как на ней, так и поблизости. Управление землей осуществляется по федеральной программе. Шэд Харпер распоряжался большими суммами.

Он был очень молод. Само по себе это не было проблемой; среди знакомых Элеанор хватало молодых людей, общаться с которыми было одно удовольствие. Но Шэд Харпер, кажется, не осознавал, что он молод. Ему следовало кататься на горном велосипеде вокруг Боулдера. Любой человек его возраста, занятый каким-то другим делом, доверия не вызывал.

Он приподнял брови, демонстрируя преувеличенное беспокойство, а губы его сложились в букву «О».

— Мне кажется, ваш телефон звонит, Элеанор, — сказал он.

Элеанор повернулась и посмотрела на свой телефон — наворочанную высокотехнологичную многоканальную модель, усеянную кнопочками. Рядом с каждой из них горел красный или зеленый огонек. У некоторых только красный. У некоторых только зеленой. У некоторых оба. Одни огоньки мигали, другие горели ровно. Телефон сильно напоминал рождественское украшение.

— Ну что ж, спасибо, — сказала она, — но я ничего не слышу.

— Я позволил себе отключить звук, пока кабинет пустовал, — сказал он. — Он меня с ума сводил. Мне надо идти. Увидимся позже, Элеанор.

Он попятился за дверь, пересек коридор и бросился на свой собственный телефон, после чего разразился доброжелательными, оглушительными, мужественными приветствиями. Если бы человек, с которым говорил Шэд Харпер, находился здесь во плоти, Шэд бы сейчас хлопал бы его по спине и даже, может быть, тыкал кулаком под ребра.

Элеанор обошла стол и уставилась на беззвучно сигналящий телефон. Ей захотелось сесть, но стула в кабинете не оказалось — только стол.

Она понимала, что происходит. Шэд Харпер, будучи мальчиком, без труда разобрался, как отключить звонок. А она, будучи девочкой, должна была провести некоторое время в тихом отчаянии, а затем пересечь коридор и жалобно попросить его включить звонок обратно. Не проработав и десяти минут, она оказалась бы у него в долгу.

И она знала, что лучше выколет себе глаз свежезаточенным карандашом, чем окажется в долгу у Шэда Харпера. Она подняла аппарат, прижимая трубку большим пальцем, чтобы та не упала, и принялась рассматривать крохотные переключатели, гнезда и коннекторы на нижней панели. После нескольких попыток ей удалось найти нужный. Она перевела его в положение «вкл». Телефон зазвонил.