Ветер перемен. Книга вторая

– Всё так серьезно, Степан Афанасьевич?
– спросил я. До меня начинало доходить, что опасность ещё не миновала.

– Более чем!
– ответил Громов о чём -то усиленно размышляя.
– Если бы знать точно, что квартира семьи Хеттвер ни на минуту не оставалась пустой, то можно было бы и позвонить.
– стал он рассуждать вслух.
– Но мы с тобой этого не знаем, а позвонить и спросить, значит...

– Спалиться!
– закончил я за него. Громов просто кивнул. Мне стало понятно о чём он ломает голову. Его телефон явно защищён от прослушки. Телефон Хеттвер, почти наверняка не слушают. С чего бы это делать "компетентным органам"? А вот телефон госпиталя, напротив - почти наверняка слушается! Мало ли какой псих позвонит! И если мама Габи наговорила лишнего, штази сразу же заинтересуются ею. Они, конечно могут просто вызвать её на допрос и думаю обязательно вызовут, но могут и поставить прослушку, интересно ведь, чего там врач предупредившая о террористах говорит в кругу семьи! Но сейчас, к счастью нет мобильных телефонов, которые прослушиваются по щелчку пальцев! Ещё и живую картинку дадут. Сейчас спецам штази нужно проникнуть в квартиру, чтобы прилепить "жучок".

– Но сам телефон можно ведь подключить для прослушки прямо на АТС?
– решил уточнить я.

– Конечно, - кивнул Громов.
– Именно поэтому нужно как можно быстрее предупредить их от лишних разговоров?

– Я пошёл?
– поднялся я.

– Да! И как можно быстрее!
– Громов поднялся тоже.
– Первым делом узнай что именно говорила по телефону мама Габи. Если она ничего не говорила о возможном теракте - это большая удача! Мать -врач, найдя дочь в тяжёлом состоянии и зная, что к ней приходил неопытный стажёр беспокоится о других больных. Это вполне естественно. Следующий момент: узнай о чём говорят врачи в госпитале и что говорила им мама Габриэль о выздоровлении дочери. Если и здесь она не сказала ничего лишнего, значит будем считать, что нам очень и очень повезло. Если же не всё так, как хотелось бы нам, сразу звони сюда, я буду ждать. Естественно не с телефона Хеттвер, только из автомата. Всё ясно?

– Говорить можно открыто в квартире?
– задал я пришедший вдруг в голову вопрос.

– Правильно мыслишь!
– похвалил Громов.
– Если в квартире всегда кто-то находился, то прослушки нет. Но ты же не можешь с порога об этом спросить? Поэтому напиши прямо здесь записку и когда тебе откроют дверь покажешь её. И уже по ответу будешь действовать. Если квартира хоть на пять минут оставалась без присмотра, лучше перестраховаться. Пригласи Габриэль подышать свежим воздухом, это полезно после болезни. Кстати, она как, сможет прогуляться?

– Я её не видел весь день из-за идиотской генеральной уборки!
– чуть не выматерился я.- Но, думаю сможет. В крайнем случае далеко не пойдем, у них есть внутренний дворик.

– Да, так даже лучше.
– согласился полковник.
– Может придется что-то уточнять у матери. А ещё лучше, забирайте с собой и её! Всё сразу и выяснишь!

– Ясно!
– я быстро настрочил записку.
– А что сказать парням? Я же за шинелью через зал пойду, спросят?

Громов махнул рукой:

– Скажи, что я тебя везу куда -нибудь к немцам смотреть инструмент какой -нибудь. Сам придумай! Не до этого сейчас!

Тут он прав. Я почти бегом одолел коридор и вошёл в зал ресторана. Парни как раз играли "Крутой поворот" и всё свободное место перед сценой было занято прыгающей и притопывающей толпой. Виталий, увидев меня глазами спросил : "Ну что там?" Я только махнул рукой и провёл ребром ладони по шее - " Тороплюсь!" и схватив шинель из подсобки, протолкался сквозь толпу источающую запах алкоголя и табака к выходу. Когда они успели так "заправиться?"

Завершив рекордный забег к дому Хеттвер, я слегка отдышался и коротко, как обычно позвонил в домофон.

– Сашик?
– с надеждой спросил домофон голосом Габриэль.

– Я, солнышко!

– Иии!
– услышал я радостный писк Габи и нажал на дверь ожидая жужжание открываемого замка. Но вместо этого наверху хлопнула дверь и я услышал не такие стремительные как обычно, но достаточно уверенные шаги Габи. Она подбежала к застеклённой входной двери и смущённо улыбаясь открыла её.

– Ой, прости, я так торопилась, что забыла открыть тебе дверь!
– и она нырнула в распахнутую ей навстречу шинель.

Ну вот, а мы с Громовым целую операцию разработали по вызволению Габи и её матери из квартиры без привлечения внимания злобной штази!

– Габи, душа моя, ты что ли совсем поправилась?
– отстранив её немного от себя заглянул я в её глаза. В них не осталось и следа слабости или болезни и только лёгкая бледность и чуть заметные круги под глазами выдавали перенесенное ею в течение последних суток .

– Да, Сашульчик!
– улыбаясь ответила она, демонстрируя новые варианты моего имени.

– Ох, как же ты меня напугала, солнце моё!
– прижал я ее снова и тут же отстранив с наслаждением поцеловал.

Габи обмякла в моих руках и её жаркое дыхание обожгло мне лицо.

– Ну, пойдём скорее наверх!
– потянула она меня за руку.
– Мы теперь можем целоваться дома и нам никто ничего не скажет!
– она счастливо засмеялась.

– Подожди, солнышко!
– удержал я её.
– Нам нужно поговорить с тобой здесь.

– Почему?
– удивилась Габи и сразу стала серьезной.

Чувствует моё состояние?

– Это из-за того, что случилось ночью?

Хорошо, что она так быстро всё понимает, даже раньше, чем я спрашиваю. Не придется терять время на пустые ахи и охи.

– Да, Габи!
– я киваю. И решаю сначала поговорит с ней, раз уж она здесь, а потом, если понадобится, то позовём и Марту.
– Давай я тебя хорошенько застегну и пойдём в наш садик.

Мы выходим через заднюю дверь и садимся под пальмой в кадке. Габи серьёзно и с тревогой смотрит не отрываясь на меня.

– Габи, ты знаешь, что случилось прошлой ночью в городе?
– начинаю я.
– Расскажи мне всё, что тебе известно, что рассказала тебе мама.

Габи кивает и неглубокая складочка появляется у неё на лбу.

– Мама сказала, что вчера в Ризе умерло четырнадцать человек. У них у всех были одинаковые симптомы и умерли они от отёка лёгких. Это бывает при тяжёлой инфекционной пневмонии, но такое количество за одни сутки - впервые за всю историю госпиталя.

Габи останавливается и вопросительно смотрит на меня.

– А что говорят врачи? В чём может быть причина?

– Как я уже говорила, они понимают причину смерти, но не понимают, как такое могло произойти сразу у такого количества больных. И самое странное, что ко всем умершим пациентам приходили трое врачей-стажеров из Сирии.

– И как они это себе объясняют?

– Ну, кто-то, как моя мама считает, что у сирийцев слабая квалификация и они не смогли правильно поставить диагноз. Но не понятно, почему так получилось, что только у этих больных произошел отек лёгких, а больше ни у кого. Почему нашим врачам не попался ни один больной, которого пришлось бы спасать в реанимации?