Влюбленный астроном

Оливье кивнул:

– Я Оливье. А это… – Он чуть замешкался.

– А я Ксавье, отец Оливье. Добрый день, Эстер. Добрый день, Алиса, – добавил Ксавье, поворачиваясь к таксидермистке.

– Добрый день, Ксавье, – улыбнулась Алиса. – Надеюсь, наша мастерская вас не очень напугала?

– Нет, ни капли! – воскликнул Оливье. – Тут так здорово!

Он приблизился к гигантской птице, обошел ее со всех сторон, посмотрел в ее желтые глаза и осторожно потрогал перо у нее на спине.

– Мне очень нравится летучая мышь у Бернара, – сказала Эстер.

– Да, я ее видел.

– Пойдем еще посмотрим, он ее уже заканчивает, – предложила Эстер и повела Оливье к столу с летучей мышью.

Таксидермист, которого, как выяснилось, звали Бернаром, повернулся к ним:

– Ну, что скажете?

Ксавье улыбнулся Алисе.

– Спасибо вам, – сказал он. – Мне кажется, что благодаря вам мой сын надолго запомнит этот день.

– Он не испугался, а это уже немало, – ответила она. – Пару месяцев назад Эстер привела сюда своего приятеля. Бедняга от страха чуть свое имя не забыл. С тех пор они не разговаривают. А у меня было подозрение, что она в него немного влюблена, – грустно усмехнувшись, добавила она, затем встала и мыском туфли оттолкнула кресло. – Как вам, нравится? Я уже несколько месяцев над ней работаю, она мне скоро по ночам сниться начнет.

– Исчезнувшая птица додо, – прошептал Ксавье. – Выглядит потрясающе, прямо как живая.

– Значит, получилось. Но она еще не закончена. Осталось подкрасить некоторые перья и нанести ей легкий макияж – на клюв и вокруг глаз.

– Вы делаете им макияж?

– Конечно, это самый последний этап работы. То, чем сейчас занимается Бернар со своей летучей мышью. Хотя на самом деле это настоящий вампир-кровопийца. Они водятся в Южной Америке и нападают на крупный рогатый скот.

Ксавье смотрел на Алису, такую красивую в белом халате, надетом на что-то, как и в прошлый раз, черное. Рядом с птицей, исчезнувшей еще во времена Людовика XIV, она казалась такой же необыкновенной. Ему захотелось сказать ей, что она прекрасна, но он не осмелился, а вместо этого спросил:

– А где вы берете всех этих животных?

– Из заповедников, – ответила Алиса. – Ни на одно из них не охотились. Все они умерли естественной смертью, даже самые молодые. Мы получаем соответствующие сообщения. Или сами направляем запрос на тот или иной экземпляр, и рано или поздно нам его доставляют. Программа строго регламентирована в рамках Вашингтонской конвенции.

Услышав название города, Ксавье вспомнил, что Алиса, возможно, скоро переберется в американскую столицу.

– Не хотите кофе? – предложила она. – По-моему, нашим детям не до нас.

Действительно, Эстер и Оливье сидели рядышком на двух стульях, а Бернар показывал им стоящего на подставке орла с раскинутыми крыльями.

Алиса и Ксавье молча пили кофе из пластиковых стаканчиков.

– Удивительная у вас профессия, – наконец сказал Ксавье.

– И очень древняя, – кивнула она.

– Вы выбрали ее по призванию?

– Ну, в каком-то смысле да. Мой дядя работал продавцом в знаменитом магазине «Дероль» на улице Бак, где торговали чучелами животных и птиц. Девочкой я проводила там целые часы. У меня были свои любимчики: лев, тигр, розовый попугай и киви. Я придумывала им имена и разговаривала с ними…

– Как Эстер разговаривает со своей летучей рыбой?

– И правда, – улыбнулась Алиса. – Я часто слышу ее через стенку. Надо показать вашему сыну наших крупных животных, – вспомнила она и позвала: – Эстер, Оливье! Идите сюда!

Дети вскочили со стульев, поблагодарили Бернара и вернулись к Алисе и Ксавье. Алиса взяла ключи, открыла дверь и через подсобку вывела их во двор к зданию складского типа, сооруженному из стальных конструкций, похожих на балки Эйфелевой башни, крытому черепичной крышей. Алиса набрала код, и большая двустворчатая дверь, издав электронный писк, открылась. Внутри один за другим начали, мигая, зажигаться неоновые светильники. Но вот они загорелись ровным светом, и Оливье разинул рот от изумления. По обе стороны центрального прохода, сколько мог видеть глаз, стояли чучела животных. Он насчитал пять жирафов и четырех слонов, увидел носорога и множество львов, тигров и горилл. Сверху свисали подвешенные к потолку акула и небольшой кашалот; бактриан и дромадер держались рядышком и словно ждали, кого из них выберет бедуин; белый медведь поднялся на задние лапы и смотрел куда-то вдаль, как будто наблюдал невидимое другим полярное сияние. Это неподвижное царство выглядело совершенно нереальным, и Оливье послушно следовал за Эстер, которая с видом знатока представляла ему животных.

– Потрясающе, – вымолвил Ксавье, глядя в спину забывшим о родителях детям. – Прямо-таки какой-то Ноев ковчег!

– Вы попали в точку, – кивнула Алиса. – Именно так его у нас и называют. Но это настоящая сокровищница. В мире немного найдется столь же богатых собраний.

Они не спеша шли по проходу. В какой-то момент у Ксавье возникло ощущение, что они в церкви и движутся к алтарю, чтобы сочетаться браком в присутствии гигантских зверей в качестве приглашенных гостей.

– Я рада, что вашему сыну здесь нравится. Вы ведь в разводе, я правильно поняла?

– Да, – признался Ксавье. – Знаете, это не всегда просто. А вы?

– Я нет, – ответила Алиса. – Я воспитываю дочку одна, и она никогда не видела своего отца. Он погиб до ее рождения. На Корсике, во время глубоководного плаванья. Я тоже любила плавать под водой, но в то лето осталась на берегу, потому что была на седьмом месяце. Он нырнул и… С тех пор я больше не плаваю под водой.

– Мне очень жаль, – пробормотал Ксавье.

– По-моему, дети от нас сбежали. Эстер! – крикнула Алиса.

Девочка выглянула из-за спины бизона; Оливье не отступал от нее ни на шаг.

– Я показываю ему Арчибальда! – объяснила она и снова исчезла.

– Арчибальдом она назвала грифа, – уточнила Алиса.

– А как там ваша зебра?

– Вернулась к хозяину. Думаю, с ней все в порядке. Он приглашает меня как-нибудь вечером на аперитив.

Они немного помолчали. Ксавье покосился на жизнерадостного оленя карибу, словно спрашивая у него совета, и наконец решился:

– Я хочу показать вам еще одну квартиру. Мне кажется, она вам подойдет. Большой балкон, отдельная кухня, две спальни, просторная гостиная. Это в вашем квартале, совсем не далеко от вашего дома.

* * *

Он отошел совсем не далеко от дома и прогуливался по ближайшему пляжу. Песок проседал под его черными сапогами, а он знай шагал себе через дюну, по которой ветер гонял сухие пучки травы и выброшенных на берег водорослей. На верху холма сидел прямо на песке Туссен; перед ним горел костерок. Вокруг гостя с острова Франции громоздились кипы бумаг; он брал из них по листку и бросал в красноватое пламя, где их мгновенно пожирал огонь. Гийом приблизился к костру, пригляделся и узнал собственный почерк: это были его письма к Гортензии. Туссен поднял на него глаза и улыбнулся. Гийом согласно склонил голову. Туссен кивнул ему на пенек, где дымилась и как будто ждала его чашка горячего молока. Гийом взял ее, сделал глоток и сразу узнал забытый вкус и аромат. Молоко было настояно на водоросли с латинским названием Chondrus crispus, известной также как ирландский мох. Рецепт этого напитка пришел из глубины веков, но теперь мало кто его помнил. Водоросль заливали горячим молоком, давали постоять, затем извлекали – и наслаждались густым, с перламутровым отливом настоем с отчетливо йодистым привкусом. Утверждали, что он обладает многочисленными лечебными свойствами. В детстве таким молоком поила Гийома бабушка, но с тех пор он его ни разу не пробовал. Он повернулся к морю и поразился его спокойной глади; он никогда не видел в здешних местах такой голубизны, свойственной скорее морям Индии. Чашка с молоком, которую он держал в правой руке, вдруг исчезла, и Гийом обнаружил себя стоящим на пляже. Он прищурил глаза и заметил, что к нему приближается какая-то девочка лет десяти. Мгновением позже он узнал младшую дочку семейства Потье, дружившего с его родителями. Девочка подошла ближе и улыбнулась ему. Точно, это была она, Мари-Мишель Потье. В его нечастые приезды из Парижа домой, в Нормандию, она встречала его радостнее всех – бросалась к нему и обнимала, восклицая: «Гийом! Гийом!» Он много раз показывал ей звезды – и в телескоп, и просто так, в вечернем небе, – и говорил, как они называются. С тех пор, засыпая, она сначала молилась, а потом перечисляла про себя имена созвездий, словно читала стихи. В последний раз они виделись перед его отплытием на «Ле Беррье». Он тогда зашел к Потье попрощаться, и девочка прижалась к нему. «Не уезжай, Гийом!» – сквозь рыдания повторяла она. Он присел перед ней и пальцем стер слезинку с ее щеки. «Я вернусь, – шепнул он ей на ухо. – И привезу тебе целый ворох интересных историй».

Мари-Мишель сунула ладошку ему в руку, и они медленно направились к кромке моря. Вдали резвились в воде дельфины. Гийом поднял глаза к небу и как никогда близко увидел планеты: Венеру, Юпитер, даже Сатурн с его кольцами. Они подошли к набегающим на берег волнам, но не остановились, а двинулись дальше, ступая по воде как посуху, как будто под ними была не жидкая материя, а прочная шкура животного голубого цвета. Так они шагали и шагали вперед, и планеты делались к ним все ближе…

Гийом открыл глаза. Вместо Сатурна с кольцами над ним белел потолок. Он был на острове Франции, в своих апартаментах. Он посмотрел на правую руку – еще миг назад она сжимала ладошку Мари-Мишель, но теперь опустела. Астроном встал и вышел на балкон, откинув москитную сетку. В чернильно-черном небе сияли звезды. Он облокотился о перила и прикрыл глаза. Вдруг рядом раздался шум крыльев, заставивший его вздрогнуть. В метре от него на землю села птица с желтым клювом. Она пристально посмотрела на него и пронзительно каркнула: «Прохождение Венеры!» И, словно испугавшись звуков собственного голоса, повторила: «Прохождение Венеры!»