Шрифт:
Горная промышленность имеет надежное научно-техническое обеспечение, и мы уже сегодня можем исключить подземные пожары и взрывы из числа явлений, угрожающих жизни шахтеров и сохранности горных предприятий.
Глава I.
«АЛЛО,
Репьев заступил на дежурство в полночь. Встал сразу, как только респираторщик, которого он должен был сменить, дотронулся до него. Но когда занял обшитое дерматином, вращающееся сидение и остался один на один с тишиной, глаза его начали туманиться, а плечи — медленно обвисать.
Узел связи располагался в первой от входа комнате с широким, в полстены, выходившим на улицу окном. От общего коридора и гаража оперативных автомобилей его отделяли окрашенные белой эмалью рамы-перегородки, с комнатой отдыха связывало круглое, как иллюминатор, оконце. Репьев заглянул в него. В синем свете ночника отчетливо просматривались два ряда коек. Первая от входной двери — Манича. Отбросив одеяло, он спал в трусах и майке. Собранное мускулистое тело, казалось, готово было — лишь коснись его — тотчас прийти в движение. Репьев представил себе, как по сигналу «Тревога!» Манич натягивает брюки, сапоги, надевает китель, шапку, шинель и через тридцать секунд вылетает в гараж, успев застегнуться и подпоясаться, искренне позавидовал его ловкости и сноровке. «Да-ле-ко до него Кавунку!» — подумал, переводя взгляд на командира второго дежурного отделения. Уткнувшись в подушку носом, тот раздувал румяные обветренные щеки и, выпячивая припухшие губы, шумно выбрасывал воздух.
— Ну и пыхтун! — рассмеялся Репьев, с завистью поглядывая на свою пустовавшую койку.
Репьев облокотился на массивный трехтумбовый стол. На нем было сосредоточено все, что давало право шестнадцатиметровой комнате носить громкое название: «Узел связи». Среднюю часть стола занимал коммутатор. Слева от него, мигая красным глазком контрольной лампочки, монотонно гудела рация. Справа к нему примыкали две белые мраморные доски. На ближней перечислялись шахты, которые обслуживал взвод, на следующей — виды подземных аварий. В конце каждой строки чернела похожая на жирную точку кнопка. Между досками возвышалась шестигранная стоечка. Она заканчивалась искусно выточенным желобком, в котором лежал очиненный с двух концов химический карандаш. Пружина прижимала его к неподвижному упору, и карандаш служил изоляционной прокладкой. Никелированные и латунные, до зеркального блеска начищенные детали аппаратов и приспособлений, отражая лучи свисавшей с потолка стосвечовой лампы, слепили Репьева, и веки его смежались. Сон наваливался и наваливался на него. «Что за черт! — удивился он, двигая плечами, — такого со мной еще не случалось».
А удивляться было нечему. Весь выходной день Павел готовился к вечеринке: чистил пальто и шляпу, утюжил костюм, на туфли лоск-блеск наводил, по цветочным да кондитерским магазинам мотался. Ночь… Репьев вспомнил минувшую ночь, и веселая, еще неизведанная им легкость наполнила его тело, будто бы стало оно невесомым, но сильным, упругим, гибким. «А ты, Марина, выспалась?» — переходя на шепот, спросил он воображаемую собеседницу.
Его мысленный разговор оборвал отрывистый щелчок, похожий на далекий выстрел из мелкокалиберной винтовки. Репьев вскинул голову. Одна из латунных заслоночек коммутатора была отщелкнута и все еще подрагивала. Сигнальный огонек освещал открывшееся гнездо. Репьев вставил в него штепсель, приложил к уху трубку:
— Оперативный горноспасательный взвод. Дежурный слушает.
В трубке гудело и потрескивало. Сквозь беспорядочное нагромождение помех с трудом пробивалось:
— Спас…атель…ный! Спас…атель…ный! Алло, вызывают горнос…спас…ат…ный…
— Девушка, — повторял Репьев, соединив рот и микрофон ковшиком ладони, — говорите спокойнее, девушка…
Металлический шорох прекратился. Репьев понял: телефонистка заменила штепсель. Помехи уменьшились. Прорвался высокий женский голос:
— Шахта «Первомайская». Авария…
Репьев выдернул нацеленный на него карандаш. Пружина подбросила стоечку
вверх, желобок коснулся неподвижного упора — цепь замкнулась. Взвыла сирена, грянули электрические звонки в здании взвода, на квартирах респираторщиков, командиров, водителей автомашин. Автоматически начали раздвигаться ворота гаража. Комната отдыха вздрогнула от почти одновременного толчка о пол тринадцати пар ног. Но Репьев не слышал ни горластой сирены, ни металлической дроби звонков, ни шумного пробуждения товарищей. Локтем левой руки, в которой держал телефонную трубку, он прижимал к столу книжечку путевок, задавал краткие вопросы и, вслух повторяя ответы, торопливо записывал их.— Участок? «Гарный». Лава? «Восточная». Род аварии? Внезапный выброс.
Репьев искоса посмотрел на первую от коммутатора мраморную доску, коснулся кнопки-точки. В гараже на щите, укрепленном над воротами, вспыхнула багровая надпись: «Шахта «Первомайская». Рука переметнулась на вторую мраморную доску, и на щите зажглась вторая строка: «Внезапный выброс».
— Количество застигнутых людей? — скороговоркой спросил Репьев, наверстывая потерянную секунду, и вдруг почувствовал, что в горле пересохло, а карандаш стал непослушным, тяжелым.
Справясь с волнением, торопливо написал цифру 7, фамилию передавшей вызов, назвал ей себя и взглянул на часы. Стрелки вытянулись в одну вертикальную линию. Репьев проставил 6.00, положил телефонную трубку, выдернул штепсель, оторвал путевку, взял со стеллажа папку с надписью: «План ликвидации аварий шахты «Первомайская» — и только тогда услышал, что сирена продолжала выть, а звонки заливисто дребезжали.
Комната отдыха опустела за полминуты. На просевших матрацах валялись скомканные простыни и одеяла, беспорядочно торчали углы смятых подушек. Строй тумбочек, стоявших у изголовий кроватей, был нарушен. Репьев посмотрел сквозь остекленную перегородку. Около автобусов выстроились респираторщики дежурной смены. Водители сидели в кабинах, готовые по первому знаку дать газ и включить скорость. По перрону к нему бежал Манич. Репьев просунул в форточку план ликвидации аварий и путевку. Отделенный выхватил их из рук, на бегу скомандовал:
— По машинам!
В открытые ворота, извиваясь, вползла поземка. Обессилев, она оставила белые следы на асфальтированном полу гаража. Моторы двух автобусов резервной смены монотонно гудели.
Репьев раскрыл журнал, записал в него радиограмму, зашифровал ее. Взял микрофон. Напевно выговаривая двузначные числа, начал передавать радиограмму в штаб горноспасательных частей области.
На улице послышался топот. Он нарастал. Бежали резервная и выходная смены. Репьев торопливо назвал последние цифры. Гулко хлопнула входная дверь. Влетел респираторщик Юрнев:
— Командир взвода приказал, — выпалил он, — сдать дежурство мне и выехать с резервом.
Кивком головы Репьев указал на заполненную под копирку копию путевки, бросил: «В штаб сообщил. Аппаратура исправна». Сдернул с вешалки шинель, нахлобучил ушанку и выбежал в гараж.
В автобусе отделения Сыченко, кроме его подчиненных, находились командир взвода Гришанов и помощник командира отряда по медицинской службе Комлев. Гришанов сидел у перегородки, отделявшей салон от кабины водителя. Он трижды щелкнул укрепленной на ней кнопкой — в кабине раздались три гудка. Автобус выкатился из гаража. Сделав крутой поворот, водитель притормозил: у бордюра стоял командир отряда. Пружинисто оттолкнувшись, — снег под его подошвой звонко хрустнул, — Тригунов влетел в кабину, рывком захлопнул дверцу.
— Давай!
Шофер плавно стронул машину, включил в кабине свет, протянул путевку.
«Первомайская», — про себя прочитал Тригунов. В памяти явственно возникли близнецы-копры, быткомбинат, парк, протянувшийся от него к шахте. «Гарный», «Восточная», — вслух произнес Тригунов, и воображение перенесло его туда, на километровую глубину, где, как два огромных крыла, распростерлись две расположенные друг против друга лавы. «Выброс. Семь», — не сказал — выдохнул Тригунов и как бы увидел: в одной из тех лав, «Восточной», заклубился черный смерч. Почудился шум бьющихся о крепь пылинок угля. Потом в голове стало ясно, ясно… Подумав о том, что сильный выброс мог опрокинуть вентиляцию и загазировать западное крыло участка, Тригунов прикинул, какие силы в таком случае потребуются, и нажал клапан микрофона: