Внезапный выброс

Перечислив затем работавших на восточном крыле и указав места, на которых работали и где, видимо, были застигнуты выбросом шахтеры, он с нескрываемым беспокойством назвал Кособокина и Зимина.

— Почему нас тревожит судьба членов шахтной горноспасательной команды? — спросил Тригунов, выслушав Колыбенко. — Разве им что-либо угрожает?

— Они подозрительно долго молчат…

Колыбенко хотел поделиться своими предположениями и догадками, но Тригунов уже дважды посматривал на часы, да Колыбенко и сам только о том и думал, чтобы скорее дать задания отделениям.

— Направьте на откаточный, — распорядился он.

— Всех?

— Всех.

— Но у нас останется не обследованным вентиляционный горизонт!

— В этом нет необходимости.

— Я думаю иначе, — возразил Тригунов, нависая над планом горных работ. — Сколько надо было пройти разреза, чтобы выбиться на вентиляционный штрек?

— Около четырех метров.

— Выброс, по всему видно, произошел во второй половине смены. Значит, не исключено такое: забойщики пробили пробку, стали расширять разрез и в это время начался выброс. Они, как тогда Варёнкин, выскочили на вентиляционный, включились в самоспасатели, срок действия которых, видимо, заканчивается, если уже не истек. Может оказаться, что именно на вентиляционном, как нигде, нужна наша помощь.

Колыбенко неуверенно согласился. Тригунов оторвался от плана:

— Товарищ командир взвода! — обратился он к Гришанову. Тот подтянулся. — С отделением Сыченко разведайте вентиляционный «Восточной» лавы. Вопросы?

— Есть. К главному инженеру.

— Да, да, — привстал Колыбенко.

— Сохранилась ли после первого выброса воздушная магистраль на вентиляционном и подается ли в нее сжатый воздух? — спросил Гришанов.

— Была исправной и находилась под давлением.

— Больше вопросов нет. Разрешите, товарищ командир отряда, выполнять задание?

— Выполняйте.

Тригунов повернулся к медику:

— Товарищ Комлев! С отделением Капырина спуститесь на горизонт 1030. Окажите, если потребуется, помощь Зимину, Кособокину. Организуйте подземную базу и медицинское обеспечение спасательных работ.

Комлеву уже не раз приходилось выезжать на разные аварии, а на выброс — впервые. Да и групповой несчастный случай был первым в его практике. Внимательно слушая командира отряда, он в то же время гадал: «Какой сюрприз преподнесут мне Зимин, Кособокин? А те семеро, что под выброс попали?»

Тригунов уловил встревоженность Комлева. Он хотел приободрить своего молодого помощника, сказать ему что-нибудь обыденное, житейское, но профессиональный навык пересилил. Тригунов отрывисто спросил:

— Задачу поняли? Действуйте.

И эти три слова как бы встряхнули Комлева. Проводив его долгим изучающим взглядом, Тригунов обратился к главному инженеру:

— Петр Евдокимович, а забойщики и помощник начальника участка вентиляции знали, что сжатый воздух на вентиляционный штрек подавался?

— Думаю, знали.

— Тогда тем более они должны были стремиться на него, и не исключено…

— Я стал суеверным, Роман Сергеевич.

— Хорошо, загадывать не станем, но будем иметь в виду.

Записав задания, Репьев подал оперативный журнал Колыбенко. Отметив про себя, что составлены они толково, без ошибок, тот подписал их и горько усмехнулся:

— Начинается с подписей под заданиями горноспасателям, а закончится подписью под обвинительным заключением.

Тригунов не проронил ни слова.

Глава V. ЖИТЬ ОСТАВАЛОСЬ ТРИДЦАТЬ МИНУТ…

Ляскун шел впереди, за ним — Ермак Жур. Марина сразу же узнала его. Да и не могла не узнать. За долгие месяцы, минувшие после их размолвки, он нисколько не изменился — все такой же — атлетического сложения, сильный, высокий. И на брови, сросшиеся над переносицей в одну черную тесьму, не могла не поглядеть — уж очень они приметные у него.

Их знакомство завязалось в тот день, когда Манукова появилась на «Первомайской».

— Ожидаете нашего министра труда? — залихватски спросил тогда Жур, увидев ее у кабинета начальника отдела кадров. — Вам не повезло. В ларек «Жигулевское» подбросили, а он большой ценитель этого напитка! Пока полдюжины кружек не высосет — глаз не покажет.

Потом заговорил о «Первомайской», на которой работал уже более пяти лет. Речь его текла раскованно, весело. Шахту Ермак знал хорошо, а передать, что знает, он умеет! Но лучше всего ему удавались рассказы о людях, с которыми Марине предстояло встретиться. Об одних он говорил восторженно, с обожанием; о других — подтрунивая; о третьих — с издевкой, но в каждом из них Ермак непременно находил что-либо смешное, и Марина то и дело закатывалась смехом. Она забыла обо всем на свете, никого и ничего, кроме Ермака, не видела. Не увидела она и вернувшегося к себе начальника отдела кадров. Ермак заметил его, но сказал Марине об этом лишь после того, как они познакомились.

— Ермак Жур, забойщик, — с небрежной развязностью отрекомендовался он.

— Марина… Манукова. По направлению сюда… Техникум закончила.

После того как Марина оформилась на работу, они пошли в кино, а потом начали встречаться чуть не ежедневно.

— Смотри, девка, — предупреждали ее женщины, что все и обо всех знали. — Не одна такая, как ты, крылышки обожгла. Избалован он, Ермак-то, доступностью некоторых из нас избалован.

После каждого такого предупреждения Марина настораживалась, но боевым Ермак был только на людях, а когда они оставались вдвоем — и красноречие его пропадало, и шутки у него не получались, и весь он становился каким-то нерешительным, неуклюжим. Девичья интуиция подсказала Марине, что с Ермаком происходит то же, что и с нею, она стала ждать его объяснения.

В новогоднюю ночь, которую они провели в одной компании, Марина убедила себя, что желанное непременно совершится в следующую их встречу. И они объяснились…

Ермак пригласил Марину на танцы. Договорились встретиться в клубе. Она пришла, как обычно, минута в минуту, а его почему-то не было. Украдкой, прячась за подруг, Марина то и дело посматривала на входную дверь, но Ермак не появлялся.

В центре зала еще красовалась новогодняя елка. Лишь начинал играть оркестр, люстра гасла, и танцевали при цветных елочных огнях.

Перед очередным танцем, когда люстру выключили и зал погрузился в розово-синий сумрак, Марина не столько разглядела, как почувствовала, что Ермак, наконец, пришел. Она стала всматриваться в ту часть охватывавшего танцплощадку живого кольца, что примыкала к входной двери, и увидела его. Ермак на полголовы возвышался над всеми, а глаза Марины освоились с розовато-синим сумраком и ей легко было следить за ним. Ермак повернул в ее сторону, она рванулась было навстречу, но сдержала себя: ей хотелось понаблюдать за Ермаком со стороны, посмотреть, как он будет искать ее. Их разделяло несколько метров, когда Ермак остановился, и Марина снова не столько увидела — почувствовала, как заступила ему дорогу официантка шахтного кафе Верочка.