Восход жёлтого полумесяца

Он поднимает взгляд и видит входящего в помещение Ямтлэи. Тот, как всегда, появился практически бесшумно, а вид у него заспанный — небось, всю ночь был на актёрских плясках. Глаза красные и часто хлопают.

Безусловно, имеет право развлекаться по своему вкусу в законный выходной, однако сейчас его осоловелая физиономия вызывает у инспектора раздражение. Не к месту и не ко времени его несобранный и растрёпанный вид.

Как всегда — в нужную минуту Ямтлэи не в форме, и толку от него никакого, — думает инспектор и саркастически, зло ухмыляется.

— Что скажешь? — сухо кидает он, словно смерть Знёрра — прямая вина Ямтлэи.

Ямтлэи запыхался, старается совладать с тяжёлым дыханием, спешно и немного растерянно осматривает помещение.

— Чем это его так? — указывает на пятно Ямтлэи.

— Обломками стула, — ответил дежурный от личного состава.

— Сильный, должно быть, был удар… — безучастно замечает Ямтлэи, будто бы речь идёт о чём-то безобидном и отвлечённом.

— Надо полагать, — инспектор говорит с открытым, ничем не скрываемым недовольством, пытаясь своими словами бросить напарнику вызов и таким образом взбодрить его.

— Там, наверху… — Ямтлэи поднимает палец, указывая в потолок. — Уже допрашивают…

Инспектор непонимающе глядит на напарника.

— Того, который… — Ямтлэи кивает на засохшее пятно.

— Жутёротаф? — с ещё большим недовольством спросил инспектор.

— Мицарой, — ответил Ямтлэи коротко и просто, будто бы эта деталь не имеет большого значения.

Дежурный округлил глаза.

— Мицарой тут? — спохватился он.

— Беги отчитываться! — подсказал инспектор.

Дежурный кинулся к выходу, но в проёме между толстыми голубоватыми прутьями остановился.

— Так… — он обернулся к напарникам в желании что-то добавить.

Постоял несколько секунд, но так ничего не сказав, помчался по коридору на выход.

Ещё через несколько секунд где-то в глубине подвальных катакомб гулко грохнула дверь.

— Может, нам тоже нужно идти? — спросил инспектор.

— Не думаю, — произнёс Ямтлэи.

Инспектор смотрит на него в ожидании пояснений, но тот не торопится. В своём обыкновении выжидает чего-то, формулируя мысль или внутренне взвешивая «за» и «против».

— Нас не допустят, — наконец изрекает Ямтлэи вполголоса, то ли опасаясь, что его услышат дозорные, которые до сих пор маячат в коридоре, то ли просто так — в своей привычке говорить негромко.

Ямтлэи для инспектора — вроде секретного информационного потока, источник неофициальных сведений и слухов из узких кругов. Как-то так получилось, что Ямтлэи вхож в высшее общество участка, в дружеских отношениях со многими из руководства, поэтому почти всегда в курсе тонких нюансов и скрытых течений. Зачастую знает гораздо больше инспектора, поэтому тот и смотрит на Ямтлэи терпеливо и выжидающе.

— Решили, что инцидентом займётся Файеделем, — сказал Ямтлэи.

— Что за глупость? — кинул инспектор, будто озвученное распоряжение — личная прихоть Ямтлэи. — Кто это решил? Жутёротаф? — с привычной неприязнью в адрес начальника спрашивает инспектор.

— Мицарой, — спокойно ответил Ямтлэи. — По крайней мере, я от него это слышал.

— Понятно, — протянул инспектор.

Жутёротафа он ещё мог задавить авторитетом глубоких теоретических познаний и опытностью многолетней практики, но с вышестоящим начальством спорить бесполезно. Мицарой — влиятельнейший старожил от руководства — слушать его не будет. Ему и рангом-то не положено считаться с мнением рядового инспектора. Даже представить себе не возможно, чтобы инспектор обратился к нему с подобным вопросом — чего же ещё говорить о попытке переубедить Мицароя?

Нет, решительно, не получится.

— Рвёт и мечет?

— Нет, — Ямтлэи даже зевнул. — Где уж там… Разве ты когда-нибудь видел, чтобы Мицарой нервничал? Спокойно так и учтиво сказал, что дело ведёт Файеделем, и что никого другого до расследования он не допустит.

— Странно… — задумался инспектор. — С чего бы такое решение?..

— Не знаю. А что? Думаешь, под нас копают?

— Возможно.

— Не переживай раньше времени, — Ямтлэи вновь зевает. — Жаль только, что не раскололи тогда Знёрра, — Ямтлэи позволяет себе циничную ухмылку. — Говорил я тебе: давай вернёмся и дожмём! А ты… У кого теперь выбивать показания? У трупа?

По выражению лица инспектор определяет, что напарнику нисколько не жаль погибшего. А его кривая усмешка кажется инспектору неуместной и злой.

33. Крой, середина дня, набережная Эневойтт

Инспектор задумчив, идёт, глядя прямо перед собой. Настроение хуже некуда, мысли невеселы, и есть отчего.

Текущие дела идут далеко не лучшим образом. Расследования, находящиеся в производстве, продвигаются медленно, со скрипом, и инспектор не уверен, что продвигаются они вперёд. К началу новой семидневки нужно составить и продумать сколь-нибудь вразумительный план дальнейших действий, а каких-либо соображений по этому поводу у него и в помине нет.

На Ямтлэи рассчитывать тоже не приходится, а в селию, очевидно, придётся держать далеко не приятный разговор с Жутёротафом. При особом невезении дело может дойти до самого Мицароя, и это уже не шутки.

Разумеется, это возможно и ничего хорошего не обещает: Жутёротаф, если будет тонуть — а так оно и будет, поскольку он не имеет ни малейшего представления о делах в своём дивизионе, и желания разобраться в текущей ситуации у него тоже нет… Так вот, Жутёротаф не будет подставлять себя под удар Мицароя, а с лёгкостью, находясь в полной уверенности, что поступает справедливо и неукоснительно соблюдает нормы субординации, свалит всё на инспектора.

Причём — на него одного, потому что Ямтлэи на растерзание он не кинет — ведь Ямтлэи Жутёротафу почти что друг. Соратник по актёрским пляскам, а это уже что-то вроде братства, с обязательствами по взаимовыручке, — грустно размышляет Фретинил, приближаясь к своему дому.

Перед мостом он ненадолго останавливается и с полминуты задумчиво вглядывается в квадратный пятачок — то место, где встречаются два канала, Хейиси и Эневойтт. Волны сегодня плавные и невысокие, водовороты ленивые, спокойные и тёмные. Холодно-аргентинские, мутные и тяжёлые, словно отражают внутреннее подавленное состояние Фретинила.

На противоположной стороне Хейиси он замечает знакомую грузноватую фигуру. На углу, возле дома Фретинила, стоит Омжлусо Дюрт. Чуть сутулится, руки в карманах просторной, мешковатой и какой-то бесформенной куртки. Стоит и никого себе не трогает, кажется, спокоен и расслаблен, однако в его позе есть что-то напряжённое, что-то от принуждения, будто бы заставляют его находиться именно тут, а на самом деле он хотел бы побыстрее отсюда уйти.

Рядом с Омжлусо некий тип. Именно — тип, поскольку выглядит он непрезентабельно, с первого же взгляда кажется Фретинилу неприятным и определённо похож на прыгуна: резкие жесты, глумливая физиономия — внешность, в целом, не вызывающая симпатий или доверия.