Восхождение на пустующий трон

— Без этого нельзя было обойтись, видимо. — отозвался Марк, что в отличии от «желтого» мог сдерживать свои эмоции. — Эдвард, у меня вопрос.

— Слушаю. — чуть отряхнул свои руки юноша о штаны.

— Завтра мы прикончим Палмера, а после же этого я собираюсь оставить пиратский промысел. Сможешь помочь мне перебраться в Америку, в колонии англичан? — решился и Марк завязать с этим делом после всех тех потрясений, из которых не вышло ни кучи денег, ни бессмертной славы, ни великого успеха.

— Конечно. Коль такого твое желание, я исполню его.

— Спасибо. — легла рука лысого мужчины на молодое крепкое плечо. — Спасибо, Брат. — и развернулся лидер без капитанов.

Еще очень давно Марк заметил невероятное сходство этого мальчишки со своим братом — Джоном Френчем, что покинул этот мир в битве после первого года их путешествия в Вест-Индии еще двадцать с лишним лет назад. Старший брат, на которого всегда можно было положиться, что святился всяк раз, когда делал жизнь людей вокруг себя лучше и спокойнее, что с горечью в душе принял роль морского разбойника. И любил он бордовый цвет за его связь со страстью и особой силой, что когда-то спасет их. Благодаря ему в водах Вест-Индии пошла молва о пирате, что в бордовых одеяниях одаривал просящего и убогого.

После той злополучной битвы, в которой Джон прикрыл своего младшего глупого брата от вражеской пули, потеряли воды такого рыцаря, но решился Марк вернуть людям убогим надежду, надев на себя пиджак цвета своего кумира.

— Пусть и потерялся блеск в твоих глазах, но я все равно вижу в тебе его. — прошептал Марк перед выходом.

— Завтра, как и говорил Марк, мы выступаем за Палмером. Прошу всех покинуть кабинет. — обратился Джонсон к своим капитанам.

— Как пожелаешь. — отозвался Тич и, подгоняя всех, покинул кабинет.

Одарила Мери обеспокоенным взглядом избитого, что продолжал лежать лицом вверх с открытыми глазами и окровавленной губой.

— Вставать не собираешься? — продолжил капитан, когда все ушли.

— Эдвард, я больше не могу… Питер, Уинстон, Ник, Мартин, Адам, Георг… Все они погибли, а я остался. — трясся его голос как никогда. — Я хочу закончить со всем этим, зажить спокойно, где не нужно трястись за жизнь свою и товарищей…

— Найди в себе силы на завтра, и я подарю тебе такую жизнь. — подал Эдвард руку своему старому другу. Знали бы капитаны, на сколько же были правы их суждения. Завтра… Все закончиться, раз и навсегда. — Я отправлю тебя в любую точку мира.

— Спасибо. — схватился Смит за протянутую руку и поднялся на ноги. — После завтрашнего дня в море останется лишь «Черный череп». Что ты будешь делать? Может пришло время покинуть эти воды?

— Может. Невеста ждет меня, может и пришло время покинуть эти земли. — с поникшей головой произнес Эдвард. Как же много он о себе еще не знает, как же самоуверенно заявлять такую явную ложь своему дорогому другу, что сейчас, при нем же, прощается с пиратством. — Или останусь, не знаю.

— До завтра. — чуть похлопал избитый по плечу своего друга и покинул кабинет, оставляя Эдварда наедине с самим собою.

[1] Первые чеканные денежные знаки появились около 685 г. до н. э. в Лидии, античном государстве на западе Малой Азии (современная Турция). В трудах Геродота и других античных историков утверждается, что именно лидийцы начали чеканить монеты из электрума, природного сплава золота и серебра.

[2]Дажьбог — один из главных богов в восточнославянской мифологии, бог Солнца и его олицетворение, бог плодородия и солнечного света. Толкование имени: «Дающий благосостояние».

[3] Поединок Пересвета с Чалубеем на Куликовом поле перед Куликовской битвой, оба участника этого боя пали в той схватке.

[4] Согласно Гомеру, Сизиф — мудрый, порочный и корыстолюбивый человек. Первый воспользовавшийся корыстолюбием и обманом (среди эллинов). Сизиф — в древнегреческой мифологии строитель и царь Коринфа, после смерти приговоренный богами катить на гору в Тартаре тяжелый камень, который, едва достигнув вершины, раз за разом скатывался вниз. Сохранились разные варианты мифов, дающие объяснения причин столь тяжелой кары, постигшей Сизифа (разглашение тайн богов, многочисленные ограбления путешественников, похищение и заточение бога смерти Танатоса и другое).

[5]Генна — в историческом смысле долина на юге Иерусалима, где в период израильской монархии приносили детей в жертву Молоху и которое впоследствии было превращено в свалку, место нечистот; в духовно-нравственном смысле — Ад, место вечных мучений.

[6]Цербер — трехголовый пес, охраняющий выход из царства мертвых в Аиде; порождение Тифона и Ехидны. Он не позволяет умершим возвращаться в мир живых, а живым посещать мертвых.

[7]Дуализм — теория о том, что существует две разновидности субстанций: сознание и физические объекты. Основателем данной теории является Рене Декарт, который утверждал, что человек является мыслящей субстанцией, способной усомниться в существовании всего, кроме своего собственного сознания, и что сознание, таким образом, несводимо к физическому миру. Дуализм души и тела — точка зрения, согласно которой сознание (дух) и материя (физическое тело) представляют собой две независимые, взаимодополняющие друг друга и равные по значению субстанции. Как правило, основывается на общефилософском дуализме. Основоположниками являются Платон и Декарт. Платон считал, что тело принадлежит материальному миру и потому смертно, тогда как душа является частью мира идей и бессмертна. Он считал, что душа лишь временно привязана к телу до момента его смерти, после чего душа возвращается в свой мир форм. Душа, в отличие от тела, не существует в пространстве и времени, что дает ей доступ к абсолютной истине мира идей.

Глава 26: «Величайший подвиг с горечью на устах…»

19 апреля 1716 года.

Часы сменяли друг друга, а наш капитан, что возложил на себя великую ответственность, сидел в своей каюте освященною великою луною, что взошла сегодня слишком рано, демонстрируя свой дивный наряд, опирался на стену, немного запрокинув голову.

— За эти два дня по моей прихоти на тот свет отправилось три с лишним тысячи человек… — его голос уже не дрожал, тремор покинул его руки пару часов назад, но холод, что пронизывал грубые мужские пальцы, терзал не только тело, но и душу. — Три тысячи человеческих душ… Я чудовище? — и наступило самое страшное для Эдварда Джонсона, молчание, что не отвечало.

Пути назад для этого человека больше нет. Не сможет он более жить, как раньше… Две с половиной тысячи врагов он погубил, что считал даже не людьми, полтысячи душ союзников погубили его губы, что озвучивали приказ, его руки, что отправляли людей в пекло. Одиннадцать месяцев назад это все началось… Может стоило мальчишке поступить, как Ли Му[1], что своей мудростью сохранил не только множество жизней в непростые времена, но и уберег земли свои от разгрома?

Но ведь жаждало мужское наивное сердце расплаты. Но не будем лукавить, Ричард не был исключением. Сколько же злости пылало в Смите за эти дни, за дни в которые он стольких потерял, людей обожаемых, друзей преданных, непосильным трудом нажитое… Все это оказалось ничтожным перед желанием одного единственного человека, что всего-навсего обзавелся связями с власть имущими и возомнил о себе невесть что. Но нашего юношу подпитывало не только желание отмщения недругу своему, сладострастные обещания Георга, Его Величества Великобритании, могли кого угодно расшевелить.

Ведь только представьте… Мальчишка, что носился в худых хлопчатых одеяниях, что не знал куда себя деть в беспокойстве во время частых ссор своих родителей, что трясся, словно забитое животное, при каждом выкрике своего отца грубого душою, подросток, что застал своими глазами еще теплые тела родителей, что вынужден был скитаться по пригороду великого города, стараясь пережить очередную холодную ночь на бесхозном чердаке, укрываясь то ли старой дубленкой, то ли шкурой собаки, что умерла от голода, перебиваясь украденными овощами и фруктами, что продавали медленные толстяки-торговцы, юноша, что влюбился в самую прекрасную девушку в мире, стараясь совладать с ее отцом, что решился последовать мечте и отправиться в неизвестность, в Вест-Индию, где царствовали пираты, где шли войны, где люди чаще всего гибли из-за голода нежели от клинка, сидит за одним столом с Его Величеством, Королем Великобритании и Ирландии, Герцогом Бруншвейг-Люнебругский и курфюрстом Ганновера.