Восхождение на пустующий трон
Шрифт:
Час уделив чтению, юноша в одних штанах и сапогах взялся за шпаги, вышел на палубу, поднялся на мостик и встал в стойку. Перед развязкой, перед финальным актом непомерного насилия капитан решился поупражняться в сложных элементах боя, что когда смог видеть у своего учителя, что в очередной раз в очередной с ним беседе красовался своими выходками во время великих сражений того времени, охотясь во всю на Уильяма Кидда. И ходили легенды, что сам так величал, о умнейшем шаге Хилла во времена еще XVI века. Отправил тогда Хилл весточку легендарному пирату, что решился посетить свою семью в Нью-Йорке, с предложением явиться в Бостон, чтобы поскорее решить насущный для всех пиратов в возрасте вопрос — помилование, то самое слово, что за свои выходки ожидали услышать самые опасные пираты в мире, когда только-только создавали
Но что-то мы с вами заговорились, не так ли? Оттачивал сейчас капитан один очень сложный финт, что в пылу битвы удивлял противника, да настолько, что подкашивались ноги от удивления и страха от сражения с человеком, что смог его выполнить — смена шпаг за спиной, раз за разом увеличивая скорость выполнения. И старался капитан не только красоваться на пустом корабле этими блестками, но и представлял перед собой настоящий бой, что отличался уж слишком большой подвижностью. А зачем же все это представление?
Эдвард дрался безупречно, но применял он элементы знакомые каждому матросу, пусть и превосходно. Он испугался, что его беспечность и уверенность в этом деле его погубит, и дабы увеличить свои шансы на успех в битвах грядущих, начал отрабатывать нестандартные движения, техники и взмахи, о которых ранее лишь слышал в байках своего учителя, в рассказах Хиггса и в нечастых беседах с Джорджем. А все почему? Все ради чего? Ради последней дуэли между Палмером и Джонсоном, последним танцем людей похожих, людей родных по нраву, людей, что жаждут выплеснуть кровь своего противника своим клинком на землю перед собой. И напомнит момент этого сражения с первых секунд знаменитое событие на поле Куликовом[3].
Не знал молодой капитан ни настоящих способностей Дэвида, ни его предпочтений в схватке, ни его незаметных повадок и наклонностей, а Мориса расспрашивать об этих необходимых вещах смысла нет особого. И надеялось сердце молодое одолеть Палмера не силой грубой, а неожиданностью, поступками из ряда вон и напором своим, что оттачивал долгие месяцы.
А финт, что разучивал капитан, смена шпаг из одной руки в другую — элемент, конечно, красивый, эффектный, но далеко не эффективный. Время, когда можно было применить это были лишь те пары секунд, отделяющие противника Эдварда от смерти, те секунды, когда восхвалялся молодой капитан, предвкушая победу свою.
Прозанимавшись час и достаточно вспотев, Эдвард окунулся в море, взобрался обратно на корабль и зашел в свою каюту. Рей уже чесал свой клюв крылом и голодными глазами поглядывал на немного красное лицо молодого капитана.
— Проголодался? — прошел вглубь комнаты, открыл дверцы тумбы и взял из нее маленький мешочек с зернами. — Смотри что у меня есть. — он немного потряс им, создавая характерный звук, и достал оттуда горсть светло-коричневых семечек, вываливая их на стол аккуратной кучкой, да так, чтобы не посмел пернатый своим хвостом или лапкой исправить «неправильный» порядок на рабочем месте. — Ешь-ешь. — вернулся к тумбе, положил в нее тот самый мешочек и взял большую кружку с водой, приготовленной вчера им ему же на утро, и большой кусок хлеба, который до сих пор пах тем волшебным ароматом, что источает каждый свежеиспеченный батон хлеба.
Легко перекусив Эдвард оделся и уселся в свое кресло, держа в руках свой кинжал осматривая клинок, чуть лаская лезвие подушечкой своего большого пальца. В этот момент к нему в каюту входит Ричард.
— Зачем пожаловал? — добродушно проговорил капитан, чуть отведя взгляд от клинка своего.
— Во сколько начинаем? — с легким раздражением проговорил Смит.
— Рвешься все. — Эдвард провел пальцем у себя под носом убирая лишнюю воду. — Думаю ровно в полдень ринемся. Самое важное — это вновь убедиться в боеготовности каждого корабля. Так что донесешь это для каждого? Я пока буду заниматься своим кораблем.
— Вновь посыльный,
забавно. Эдвард, я хотел сказать. — серьезный тон посетил горло лидера «Золотой мантикоры» — Если меня убьют или же мой корабль пойдет на дно, я хочу, чтобы ты знал — дружба что я вел с тобою ценнее золота, которое я здесь обрел.— Для меня тоже, друг. — Джонсон поднялся с кресла, упираясь руками своими грубыми, израненными и татуированными в подлокотники, и пожал руку своему товарищу, которого он знал очень давно.
— Много же выпало на наши доли…
— И чтобы выжить не чурались мы и руки марать, и людей на плаху отправлять, и невинных грабить. — поникшим голосом проговорил молодой капитан, чуть осматривая свой кабинет, будто бы и не сидел в нем большую часть всего времени.
— Словно первые среди эллинов[4], что воспользовались корыстолюбием и обманом. — даже Ричард был очень хорошо подкован в истории человеческой.
— Самое главное на том свете не удостоиться участи его.
— Да, черт уже с этим, на самом деле. — одарил Смит собеседника своего грузным взглядом, что проглядывался лишь после самоубийства Джулии. — Обещай мне одно, лидер «Черного черепа», мне лично обещай, что коль я погибну, то ты прикончишь Палмера.
— Обещаю. Мог и не просить. Хотя тебе еще нужно изловчиться, чтобы я его раньше твоего не прикончил. — чуть расслабил атмосферу напряженную молодой человек.
— Увидим еще. — чуть похлопала его рука по плечу лидера «Черных черепов», и направился на выход.
— Надеюсь, что ты опередишь меня, ведь если я доберусь первый… Мало что от него останется. — в след своему другу, с которым он возможно более никогда не поговорит, произнес капитан, перед развязкой.
Через несколько минут на палубу «Пандоры» вышел и сам Эдвард. Он поднялся на мостик и отдал приказ о проверке пушек и арсенала. Слова молодого капитана о времени нападении донеслись к этому моменту до каждого корабля и до каждого капитана, что участвовать собирался. Все они знали, как, когда и куда они поплывут. Никто ни о чем не беспокоился, старались все, как один, не поддаться неприятному чувству паники. Но вот капитана молодого не уберегли от этой участи, и обдумывал слова своего убитого противника, что так сильно напуган был лишь самой встречей с Дэвидом. Почему? В чем кроется этот животный страх, что мелькал в его глазах тогда? Неужели Дэвид не чурался издеваться похожим образом и над коллегами своими, хотя куда я там разошелся… Коллеги? Да не смешите наши с вами уже опытные думы и легкие мотивы душ. Дэвид Палмер, раз очень похож на нашего капитана, подвергнется сравнению с ним. Будь у Эдварда такая сила, такой опыт и возможность якшаться с Испанией, то считал бы он коллегами солдат, что приставили вчерашние враги, учитывая при всем при этом его нездоровую тягу к сказкам и выдумкам? Конечно, же нет, а раз нет, то и забавляться с ними можно, чуть лаская свою садистскую душу.
Офицеры «Пандоры» выполняли приказ своего капитана, Оливер между делом осматривал всякого, до кого дотронуться мог, Эвен, уж с нездоровым и каким-то странным взглядом и настроем прибился к матросам на верхней палубе, даже иногда перекликаясь с квартирмейстером судна, Шарп же наш заимел привычку странную для капитана, но неимоверно полезную для корабля — стался выступать за перевыполнение норм, заставляя себя и людей вокруг работать упорнее, но встречаясь взглядом с человеком, что его когда-то приструнил, избил и даже поглумился, усиливал свой напор, а Палмер младший, наша карта, что вскоре сыграет, стоял у фальконетов и посматривал именно в ту сторону куда поплывут они вскоре. Прошло так несколько часов, Эдвард стоял у штурвала, держа в руках свои серебряные часы. Двенадцать пробили они, и корабли начали собираться в стрелы, разрезая собою водную гладь
— Готовы, парни?! — прокричал полководец.
— Да, капитан! — пронеслось по всей палубе, на затворках шума, я готов поклясться, был слышен треск чего-то деревянного.
— Полпаруса, господа! — «Пандора» начала двигаться и вскоре заняла свое место в группе.
Ламар с Палмером и Дюк с Шарпом стояли рядом со своим капитаном на мостике, с гордостью осматривая команду перед собой. А пернатый наш, что так сильно любил эти переправы, эти битвы и этот дым в воздухе, грозно смотрел вперед, сидя на плече капитанском, и раз за разом проводил взглядом множество тон ткани, что словно знамена развивались по ветру.