Восхождение на пустующий трон
Шрифт:
— Думаешь их флот сравним с нашим? — пробасил Тич, чуть откашливаясь от этой пыли.
— Да. Если не больше. Будем так считать, точно не разочаруемся при встрече.
— Теперь, я думаю, можно расходиться по кораблям. — проговорила Рид, размахивая кистью перед лицом своим.
— Да, пойдемте. — Эдвард поднял голову к небу, желая получить даже самый слабый, самый тонкий намек на свою победу. Но увы… Не знало небо воли такой, не знали звезды юношу такого, что просил их знака.
Через некоторое время уже все находились на своих кораблях. Эдвард, Морис, Пол и Чарльз стояли на мостике «Пандоры» и оглядывали всю команду, которая во главе с Габриэлем стояла и смотрела на своего капитана с палубы. Как только Джонсон вновь оказался на мостике «Пандоры», Рей тут же вцепился ему в плечо, не давая расслабиться
— Ну, что, парни, как себя чувствуете?! — прокричал он, осматривая палубу своим зорким взглядом, демонстрируя всем своим видом ту живость души молодой, что толкает на необдуманные поступки. — Все живы?! — улыбка на его лице начала проглядываться куда яснее, чем это было пару секунд назад.
— Да! — прогремело на всю палубу.
— Это радует! Завтра нам предстоит сразиться с огромной армадой врага! Я не могу гарантировать то, что все переживут эту битву! И поэтому я считаю, что вы вправе сами выбирать себе судьбу! Вы со мной или же нет?! — раз за разом повторял ритуал он Джека, стараясь наполнить людей перед собою той энергией, тем запалом, что переполнял его пару лет назад.
— С вами, капитан! — еще сильнее пронеслось по «Пандоре», чем прошлое «Да!», зачинщиком которого стал именно Шарп.
— Я рад это слышать, парни! Сейчас, до битвы, мы должны убедиться в боевой готовности нашего корабля! И поэтому ближайшие часа два мы посвящаем отладке пушек, осмотру боезапаса, бинтов и спирта, для раненых и подготовке личного арсенала! Завтра рано утром мы начнем свой крестовый поход! Покажем иноверцу нашу силу!
— Да, капитан!
— Приступаем! — Эдвард спрыгнул с релинга на мостик, а команда тут же начала исполнять поручение. — Вас так же это касается. — на сей раз Джонсон обратился к Чарльзу, Морису и Полу.
— Да, мы понимаем. — ответил Ламар. — А что если мы проиграем следующий бой? Что тогда?
— Мы с гордостью пойдем на дно, вместе с золотом, славой и ромом. — все с той же улыбкой на лице произнес Эдвард, отводя сам от себя эти пагубные мысли
— А если серьезно? — Пол, как и Чарльз, начал грозно смотреть на него.
— А если серьезно, то другого исхода, как наша победа, и быть не может. — Эдвард убрал со своего лица улыбку и впервые посмотрел на Мориса, как только они прибыли на «Пандору». — По-другому быть не может. Вы осмотритесь вокруг. Сколько нас, а сколько их. Будите так сильно хандрить — запакую в бочку и тут оставлю, дозревать. Хватит этих абсурдных мыслей. Выполняем приказ и ждем завтрашнего дня. — выговорился капитан, спустился на палубу и вернулся к себе в каюту.
Он снял пыльный свой плащ и швырнул его на стул стоящий у его письменного стола, поднимая уж слишком много пыли. Оружие было выложено на стол, и жаждало, будто живое, начало финального сражения. Пернатый спрыгнул на стол, а капитан же уселся в кресло, достал журнал, в который он все записывал и начал излагать свои мысли, что накопились за этот день. В полночь молодой капитан улегся спать, даже не осознавая той мысли, что сейчас он мог насладиться лицами, разговорами тех людей, с которыми завтра распрощается навсегда. Только с возрастом, только с опытом от таких ран и потрясений, появляется мудрость, что в первую очередь оберегает именно тебя, именно твои чувства и желания.
[1] По древнейшей версии мифа, Прометей похитил огонь у Гефеста, унес с Олимпа и передал его людям. Он совершил это, скрыв искру в полом стебле тростника (нарфекс) и показал людям, как его сохранять, присыпая золой. В истолковании, он изобрел «огневые палочки», от которых загорается огонь. В наказание Зевс направит людям первую женщину — Пандору. По версии мифа, заполучить огонь Прометею помогла Афина
[2]Александр Македонский — выдающийся полководец, создатель мировой державы, распавшейся после его смерти.
[3] «Пандора» — корабль Эдварда Джонсона, что несет в себе смысл аналогичный ящику Пандоры. Легенда о ящике Пандоры: До появления Пандоры женщины были только богинями, управляющими людьми, по воле Зевса женщина появилась на Земле, среди мужчин, как копия богинь. Любопытная, она открыла полученный от Зевса сосуд (что в последствии
будет переведен, как ящик) (Кувшин Пандоры), из которого тут же по миру разлетелись все несчастья и бедствия, а на дне, под захлопнутой крышкой, осталась лишь одна вещь — Надежда.[4]Ханаан — это название в древности носила, собственно, Финикия, а в библейские времена — страна, простирающаяся на запад от северо-западной излучины Евфрата и от Иордана до берега Средиземного моря. В настоящее время эта территория поделена между Сирией, Ливаном, Израилем и Иорданией. Ханаан в целом также известен как Земля обетованная. На данной территории жил народ Филистимляне, родом откуда был сам Голиаф.
[5] Семь с половиной тысяч лет д.н. э отполированные куски обсидиана являлись первыми зеркалами для людей.
[6] Опыт прошлых поколений в поисках истинной натуры человеческой.
[7] До XVIII века включительно использовались круглые свинцовые пули, что отличались недостаточным передвижением в стволе оружия, образованием свинцового налета, высокой способностью деформироваться, незначительной пробивающей силой.
[8]Коцит — река плача, приток Стикса, одна из пяти рек (вместе со Стиксом, Ахероном, Летой и Флегетоном), протекающих в подземном царстве Аида.
В конце первой части (кантики) поэмы «Ад», Данте показывает Коцит как девятый, самый последний круг Ада, где находятся самые ужасные преступники. Здесь расположена обитель предателей и изменников, величайшие из которых — Иуда, Кассий и Брут; их грызет своими тремя пастями сам Люцифер. Согласно схеме Данте, вид наказания для обитателей Коцита выглядит так: Вмерзли в лед по шею, и лица их обращены к низу.
[9] Библия приравнивает самоубийство к убийству, ведь это убийство самого себя. Только Бог может решать, когда и как люди должны умирать, поэтому, беря это полномочие в свои руки, человек пренебрегает Богом.
Глава 25: «Армада падет»
18 апреля 1716 года.
Ранний подъем Эдварда не ожидал лишь Рей, который нахохлился на столешнице письменного стола под лучами только что пробудившегося светила, сладко посапывал и досматривал очередной свой пернатый сон. Всякая живая душа дремала в эти часы ранние, наполняя свое тело энергией, силой и желанием для будущего сражения. Ни одно тело не подавало признаков жизни, наслаждаясь высунутыми носами. Но капитан наш спозаранку уже копошился у своего шкафа со стеклянными дверцами. Именно этот шкаф Эдвард хотел заставить книгами, но пока его рука добралась всего лишь до трех, что были благополучно вывезены с острова Майт. И как раз одну из этих трех он и взял, «Искусство войны», любимая его книга вела его по правилам войны, что задолго до него выписали пером своим полководцы, проливая кровь своих воинов. Простые в понимании правила, указания, способные изменить жизни множества людей вокруг. Осознав прочитанное, приняв рукописное, нематериальное и очень абстрактное, молодой человек старался оправдать всю ту ответственность, что возложили на него Тич и Хорниголд в тот самый день перед дверьми, за которыми начался самый великий, самый кровавый внутренний конфликт «свободных», что лелеяли очертания круглых серебряных, бронзовых и золотых монет, словно лидийцами[1] становясь, «честных», что не видел мир о дивный, и не созерцали моря глубокие, и «храбрых» людей, очерняя великое море рекой крови черною и окуная по плечи могучие руки свои в кровь.
И коснулись первые пальцы Великого Дажьбога[2] огромных посудин, что наслаждались бесконечным, как казалось душам смертным, наслаждением. Ранее утро, очень-очень ранее утро, а капитан наш умелый уже окунается с головой в беседу с культурой прошлого, жадно подцепляя оттуда советы и уловки, упуская самое главное — принцип мысли, что вел его автор. Удивительным местом оказалась эта Вест-Индия, которая смогла заставить молодого человека, что в аккурат угодил сюда в блаженном возрасте, позволяя себе с каждым новым событием, с каждым новым месяцем смотреть на себя в зеркале другими глазами, поменять свои биологические часики. Пока тело сильно, пока юность бьет через край прощается молодому человеку спать и по пять часов, и по шесть в день. Но измениться ли эта картина в будущем, когда наш капитан будет подбираться к четвертому десятку своей неимоверно опасной, чересчур свободной жизни.