Вожатый из будущего

— Ничего себе, — взвизгнула товарка девочки, — страх-то какой! Мама дорогая!

— Когда я ем, я глух и нем, — рявкнула невовремя подскочившая Галя, которая снова была не в духе. Наверное, опять Кирюхин друг Андрей послал ее подальше в ответ на очередное приглашение на свиданку.

Девочки замолчали и уткнулись в свои тарелки. Я, мысленно посмеявшись над очередной бессмыслицей, пошел к раздаче еще за одним куском запеканки. Она и правда была ничуть не хуже моих любимых блинчиков с вареньем из пекарни рядом с моим домом у парка Горького.

Я вдруг вспомнил кое-что и едва не запнулся на ровном месте. А что, если страшилка о пропавшем ребенке — совсем не страшилка?

Глава 10

Посмеиваясь над рассказами пионеров про гробик на колесиках, красное пятно на стене и зеленые глаза, я совсем забыл, как во время пересменка, пока мы приводили в порядок нашу комнату, Валька рассказывал мне одну историю, которая случилась несколько лет назад и уже долгое время передавалась из уст в уста. Связана эта история была напрямую с бушующей личной жизнью юных строителей коммунизма. Дело в том, что лагерь, куда Валька приехал уже во второй, а я — в первый (и возможно, единственный) раз, был не очень большим и довольно закрытым от внешнего мира. Вылазки в деревню, к местным, позволяли себе только «старшаки», да и то — только для того, чтобы затариться сигаретами и по-быстрому прошмыгнуть обратно сквозь узенькую дырку в заборе.

Соответственно, выбор объекта страсти и любви до гроба (ну или хотя бы до конца смены) был очень ограничен. Искры, бури, безумия, интриги, скандалы, расследования — все это разворачивалось прямо на глазах вожатых, которые уже смирились с происходящим и мечтали только об одном — чтобы к концу смены двое не заделали третьего. Вася мог встречаться с Машей, через неделю — переключиться на Дашу, потом — на Иру. Маша, в свою очередь, могла расцарапать Даше физиономию за то, что та увела возлюбленного, а всего через пару дней — снова ходить с ней под ручку и мило шушукаться, а целоваться у забора уже с лучшим Васиным другом. Мальчики и девочки беспрестанно расставались, мирились, уходили к другим, возвращались — а потом все по новой. Все было прямо как в бразильских и мексиканских сериалах девяностых, герои которых разыгрывали на российских экранах нешуточные драмы. Сюжеты любовных драм пионерского лагеря «Юность» были похлеще интриг в сериале «Рабыня Изаура», который был предметом обсуждения на всех кухнях в девяностых… Но девяностые в этом мире еще не наступили…

История, которую поведал мне Валька, оттирая со шкафа в комнате разные надписи и ругаясь временами, потому что это было совсем непросто сделать, тоже началась с лагерных воздыханий. Пока мелюзга лет десяти-двенадцати, еще не вошедшая в период полового созревания, занималась своими нехитрыми детскими делами, в крови ребят постарше уже неистово бурлили гормоны. Пацаны в свои четырнадцать-пятнадцать выглядели, как водится, не особо привлекательно: непропорционально рослые, прыщавые, сутулые… При этом комплексами по поводу собственной внешности они совершенно не страдали: напротив, каждый считал себя не менее привлекательным, чем Ален Делон, и рассказывал друганам, как закадрил в прошлом году на смене самую красивую вожатую, и на последнем костре она плакала у него на плече, печалясь из-за предстоящего расставания. Вожатую описывали всегда одинаково: девушка лет двадцати, ростом под метр восемьдесят и грудью обязательно третьего размера. Не знаю, откуда взялись эти параметры. Может, где-то есть единые стандарты девушек-вожатых, которые в некоторых лагерях неукоснительно соблюдаются?

А вот среди девочек порой встречались настоящие красотки. Особенно выделялась одна: белокурая, вечно витающая в облаках, меланхоличная — и как магнит, притягивающая внимание парней — Вика. Судя по беглому описанию, которое дал ей Валька, я понял, что девчушка была вылитой копией Полумны Лавгуд из саги о Гарри Поттере. Нет, она не говорила глупостей вроде: «Мы идем ловить морщерогих кизляков» и не предлагала всем вокруг купить новый выпуск «Придиры» со спектрально-астральными очками. Вика много с кем дружила, общалась, играла, активно участвовала в общих посиделках, но при этом всегда находилась как бы в стороне, наблюдая за происходящим.

Все ухаживания пацанов принцесса отклоняла, но делала это крайне вежливо и деликатно. Она никому не грубила, никого прямо не отшивала, но и взаимностью не отвечала. На приглашения совершить променад после ужина красавицав всегда отвечала: «Прости, не могу завтра викторина / „Зарница“ / рано вставать» и одаривала приглашающего сверкающей улыбкой, чтобы тот не обижался. Так было с самого начала смены и почти до ее конца.

Когда до прощального костра оставалась всего неделя, на счету Вики уже был целый десяток разбитых сердец. Поговаривали, что один безнадежно влюбленный в нее парнишка даже пробрался в невесть как открытую вечером и оставшуюся без присмотра санчасть, чтобы выкрасть таблетки, наглотаться и оставить этот бренный мир. Однако повариха тетя Люба, случайно проходящая мимо, увидела шкета в окне и сразу поняла, что дело дрянь, и надо действовать быстро. В этот момент несчастный Ромео уже заперся изнутри и собрался закинуть в себя пригоршню не пойми чего. Несмотря на почтенный возраст, тетя Люба влетела в санчасть пулей, выломав запертую изнутри дверь, вовремя схватила несчастного влюбленного за загривок, заставила сделать промывание марганцовкой и оттащила к вожатым.

Парня на следующий день забрали домой родители. Медсестру, забывшую закрыть на ночь дверь, мигом уволили, шумиху поднимать не стали. А Вика, как ни в чем не бывало, продолжила мирно со всеми общаться и все так же же сверкать белозубой улыбкой.

В конце концов сердце волоокой и загадочной красавицы, к вящему удивлению всего населения лагеря, удалось завоевать взбалмошному парню Кольке по прозвищу «Шпала», который был ее полной противоположностью. Ничего загадочного в нем отродясь не бывало. Колька нередко дрался, курил (но умудрялся мастерски шифроваться от вожатых), говорил только о футболе и ни о чем другом, а в школе он едва-едва успевал учиться на тройки и дважды оставался на второй год, поэтому к пятнадцати годам дошел только до седьмого класса.

Робкие Колькины ухаживания за местной мегазвездой начались просто: он решил подкатить не нагло, напрямую, а через самого милого малыша лагеря — первоклассника Саньку, который поразительно напоминал Ленина с октябрятской звездочки. Местный хулиган выловил слоняющегося без дела малыша и сказал:

— Вику из второго отряда знаешь? Да не дрожи, не трону.

— Знаю, — ответил малыш, немного побаиваясь и вытирая веснушчатый носик ладошкой. — Она в корпусе по соседству живет.

— Молодчина. Эту записку передашь ей, как увидишь. И вот это ещё, — и сунул пацану в руки букетик из полевых цветов.

— А чего сам не передашь? — полюбопытствовал малой, удостоверившись, что леща ему не отвесят.

— Не твое дело. И не думай, что я за просто так. Вот, держи жвачку и дуй, куда тебе сказали.

Обрадованный малыш мигом запихнул жвачку в рот, точно опасаясь, что Колька ее отнимет, и пулей понесся искать Вику. Та, получив букетик, внезапно оценила неожиданный ход и начала подпускать к себе Кольку. Как сказала бы ведущая Лариса Гузеева на передаче «Давай поженимся»: «У нас сложилась пара». Колька и Вика стали ходить на свидания.

Остальные пацаны, увидев, что мегазвезда лагеря точно занята до конца смены, повздыхали и смирились. Борьба за сердце принцессы больше не велась: природа взяла свое, и ребятня переключилась на девочек попроще. Жизнь потекла своим чередом. Даже нарушений дисциплины стало меньше, что очень порадовало вожатых. Все вздохнули с облегчением.

А однажды Вика просто не явилась ни на на ужин, ни на линейку, ни к отбою. Обыскали все вокруг — нигде и следа ее не осталось. Стали разбираться, и выяснилось, что в этот вечер Колька позвал ее на прогулку. Разумеется, все подозрения пали на лагерного хулигана. Его допросили с пристрастием, и он рассказал со слезами, что не виноват и что прождал Вику больше часа, прогулялся вокруг столовой, и санчасти, но дальше не пошел. Разозленный тем, что возлюбленная не пришла, а он так ждал, надеялся и верил, Колька наорал на какую-то мелюзгу, опаздывающую к отбою, и двинулся в свой корпус. Вот, собственно, и все, что он знал.

Звонок в милицию ничего не дал: дежурный отказался принимать заявление о пропаже ребенка и посоветовал дождаться утра — мол, загуляла девочка, дело молодое, бесшабашное, сама объявится. Весь лагерь поставили на уши, везде зажгли свет, мужская часть лагеря, состоящая из завхоза, сторожа, пары хозработников, вожатых и крепких ребят постарше, отправилась прочёсывать близлежащие леса.

Поиски продолжались три дня: открывали каждый корпус, проверяли каждую комнату, каждое строение, обследовали вдоль и поперек не только территорию лагеря, но и близлежащую округу, особое внимание уделили яме-отстойнику на очистных сооружениях, попеременно ощупывая дно баграми. Осматривали даже такие места, где Вика ну никак не могла оказаться — например, крыши корпусов, кочегарный цех в котельной или подвал дома. Но без толку. Собаки тоже не могли взять след — девочка просто исчезла, растворилась в воздухе.