Вожатый из будущего

Я, кстати, заметил, что толстяк Ванечка к середине смены схуднул, несмотря на хорошее питание, и даже весьма сносно научился плести венки. Нет, не на надгробие чрезмерно опекающей его бабушки, а пятикласснице Кате. Мне даже стало любопытно заглянуть в будущее и узнать дальнейшую судьбу этих пар: интересно, поженился ли кто-нибудь после лагерных отношений? В том, что повариха тетя Люба желала всерьез захомутать сторожа, я не сомневался: у того имелась неплохая квартира почти в центре Москвы, доставшаяся от мамы. А вот насчет пионеров… Жаль, что я так и не успел сохранить на съемном носителе написанную мной программу симулятора времени.

Назначать свидания и уединяться в лагере, естественно, было принято подальше от любопытных взрослых глаз. Влюбленные наматывали тысячи километров по местным аллеям, произносили миллионы красивых слов, целовались, тискали друг друга в жарких объятиях, — в общем, делали все то, что все прекрасно знают и умеют в период полового созревания. Пиком романтичности, конечно же, считались свидания перед самым отбоем, поздним вечером, когда территория тонула в загадочном и манящем полумраке.

Комсорг Галя, очевидно, очень обеспокоенная отсутствием собственной личной жизни, ополчилась на несчастных детишек, жаждущих простой человеческой любви, самолично перед отбоем обходила территорию лагеря и бесцеремонно прерывала робкие школьные поцелуи, вопя своим визгливым голосом. Стоит ли говорить, что ее очень быстро возненавидели все: от самых младших отрядов до начальства. Даже директор лагеря, добродушный дяденька, не шпыняющий пионеров зря, и то старался лишний раз не вступать с ней в беседы.

Совершая обход в один вечер, я услышал приглушенные детские голоса, доносящиеся из комнаты мальчишек моего отряда. Стараясь не шуметь, я прислонил ухо к двери. Голос, который рассказывал историю, я быстро узнал — это был Сережка, которому я в первый день смены помог оттереть надпись с чемодана. Я наклонился и посмотрел сквозь замочную скважину.

В комнате сидели несколько пацанов, кто на полу, скрестив ноги по-турецки, кто на кровати, и взволнованно и сосредоточенно слушали рассказчика. Сережка, явно обрадованный тем, что находится в центре внимания, использовал все свои актерские способности, чтобы сделать рассказ более впечатляющим: вращал глазами, махал руками и изо всех сил делал голос похожим на загробный.

— Вот еще одна, — говорил он низко и приглушенно, — жила-была девочка. Однажды она осталась одна. И вдруг по радио передают, что гроб на колесиках выехал складбища, и ищет улицу девочки. Девочка испугалась, не знает, что делать, бегает по квартире, хочет позвонить маме. А по телефону ей говорят: " Девочка, девочка, Гроб на Колесиках выехал с кладбища, твою улицу ищет. Прячься". Девочка испугалась, не знает, что делать. Мечется по квартире, хочет маме по телефону позвонить. А в телефон говорят: «Девочка, девочка, Гроб на Колесиках нашел твою улицу, он твой дом ищет». Девочка пугается страшно, все замки запирает, но из дома не убегает, дрожит. Потом радио включила снова, а там передают: «Девочка, девочка, Гроб на Колесиках твой дом нашел. В квартиру едет!»…

— Мамочки! — взвигнул один из парней. Я едва сдержал хохот, зажав рот ладонью. «Гроб на колесиках…» Надо же такую чушь выдумать…

— В общем, — замогильным голосом завершил свой рассказ Сережкка… — Приходит мама домой, а там девочка на кровати лежит… и во рту колесико…

Тут мне пришлось отскочить подальше, за угол, чтобы хорошенько прохохотаться… «Колесико во рту…» Девочка настолько голодна была, что съела гробик? Интересно, что еще интересно ребятня напридумывала?

Я снова прислонил ухо к замочной скважине. Из-за двери опять доносился голос, только теперь уже другой.

— Теперь моя очередь. В одном городе жила девочка, — рассказывал парень, наверное, чуть старше Сережки. — У нее была бабушка. Когда бабушка умирала, она сказала девочке:

— Не включайте старую зеленую пластинку.

Когда бабушку похоронили, мама тоже настрого приказала девочке:

— Смотри, не включай зеленую пластинку.

Девочка послушалась, но ей не терпелось все же включить пластинку. Она долго ждала, пока никого из родных не будет дома, и наконец дождалась. Родители ушли на работу, в школе были каникулы. Девочка осталась дома одна, поставила пластинку в проигрыватель, включила и с замиранием сердца стала ждать, что будет дальше… И вдруг страшный голос из динамика запел:

— Бегут, бегут по стенке

Зеленые Глаза…

Сейчас девочку задушат

Да, да, да, да, да…

Девочка похолодела от страха, но не могла остановить пластинку. А голос тем временем все продолжал петь по кругу эту песню, с каждым разом все громче, сначала один голос, потом два, потом еще больше… Наконец звучал уже целый хор. Вдруг девочка услышала звонок в дверь и выключила пластинку. В квартиру вошла мать девочки. У матери не было одной руки. На следующий день девочка снова поставила пластинку, и ее мама вошла уже без двух рук.

Ребятня слушала рассказчика, затаив дыхание, а снова помирал со смеху, уже весь красный от напряжения. Интересно, что же было дальше? Все родственники девочки по одному лишились конечностей?

— А потом пришла мама без одной ноги, — вещал Сережка. — А затем и без двух ног. Когда она пришла последний раз, то она сказала:

— Ты меня погубила, и сама тоже погибнешь. Не ставь пластинку.

Интересно, как мама пришла, если у нее уже обеих ног не было? Эх, не зря говорят, что быть взрослым — ужасно скучно. Был бы я сейчас Сережкиным ровесником — сидел бы вместе с ним и, затаив дыхание, слушал историю, а не критиковал ее на каждом слове. Может, все потому что я стал программистом и выработал в себе привычку во всем искать логическое обоснование и докапываться до сути?

— Но девочка не послушала мать, — рассказывал Сережка, — и снова завела пластинку. Не успела пластинка пропеть несколько слов, как раздался звонок в дверь. Девочка заглянула в глазок, но никого не увидела. Девочка все же открыла дверь, прямо перед ней стояли огромные от пола до потолка Зеленые Глаза. Они сказали:

— Ты не послушала мать и погибнешь сама.

И тут глаза задушили девочку.

Весьма довольный собой и своим актерским талантом, Сережка наконец завершил повествование. Пацаны, судя по тишине в комнате, замерли в ужасе, переваривая услышанное. А я, решив, что на сегодня страшилок хватит, зашагал на улицу, чтобы нахохотаться вдоволь, не боясь быть обнаруженным.

По дороге в главный корпус я вспомнил еще одну страшилку, которую я за время пребывания в лагере слышал уже много-много раз. Это легенда о пропавшем мальчике, которую я слышал много-много раз в разных вариациях. Кажется, без нее вообще не обходился ни один лагерь.

Суть страшилки была вот в чем: в лагере обязательно исчезал какой-нибудь ребенок. Ребенок этот мог исчезнуть при самых разных обстоятельствах: пропал ночью, не пришел на обед, исчез во время тихого часа, а иногда — просто растворялся в воздухе, оставляя после себя лишь идеально заправленную постель.

— Один вожатый, — услыхал я как-то на полднике тихий шепот девчушки из младшего отряда, — постоянно ругал мальчика за незаправленную постель. Один раз отругал, второй, третий. А мальчик не любил заправлять постель. И однажды он сказал вожатому: «Завтра утром постель будет заправлена». Вожатый рассмеялся и не поверил мальчику. Просыпаются утром все на зарядку, идут умываться — а мальчика нет. И только кровать его стоит, а на ней — постель, хорошо заправленная. Вожатый расплакался, ему стыдно стало, что он постоянно ругал мальчика. Он приказал вынести эту кровать и сжечь ее. Но на следующее утро, когда все проснулись, кровать снова стояла в комнате, и так же была хорошо заправлена. По легенде, пионера искали всем лагерем, но не могли найти ни единого его следа. От кровати тщетно пытались избавиться, но она все равно каждое утро появлялась на том же месте. А еще постоянно кто-нибудь ночью обязательно слышал плач этого мальчика, доносившийся из палаты, где он жил…