Возвышение падших
Шрифт:
Лекари, слуги, в числе которых были Зафер-ага и Зейнар-калфа, обменялись напряжёнными взглядами.
— И кто же он? — спросил Касим-паша, хотя прекрасно знал ответ. — Государственный совет в моём лице выражает готовность принять решение повелителя, кем бы ни был наследник.
— Шехзаде Мехмет.
Спустя некоторое время…
Топкапы. Покои Эсен Султан.
— О, Аллах, — ликовала Эсен Султан, всё ещё полусидя на своём ложе и обнимая троих детей, которые сидели вокруг неё. Шехзаде Мехмета она расцеловала, едва услышала новости от Зафера-аги и Зейнар-калфы, а теперь обнимала его так, будто он был её последней надеждой,
Шехзаде Мехмет был обескуражен словами матери, а также её радостью, но вскоре заразился её настроением и теперь широко улыбался, терпя её поцелуи и объятия. Михримах Султан и Нилюфер Султан, сидящие рядом с ним на ложе, непонимающе переглядывались.
Зейнар-калфа, наблюдая за радостью и облегчением султанши, тепло улыбалась, а стоящий рядом с ней Зафер-ага улыбался загадочно, будто знал что-то важное. Впрочем, так оно и было.
На его глазах ложь, подобная тончайшей паутине, умело и красиво скроенной, опутывала окружающих. И только те, что плели её, были в безопасности. Зафер-ага надеялся, что он всё же входит в их число, хотя боялся, что и им Карахан Султан играет, как марионеткой. Её паутина лжи и обмана прочно и крепко обвивала османский трон, столь желанный для неё и для каждого в этой истории.
========== Глава 43. Шаг в пропасть ==========
Спустя несколько дней…
Дворец санджак-бея в Амасье.
Небо, глубокое и тёмно-синее, искрилось мириадами звёзд. Похожий на серп растущий полумесяц испускал желтоватое свечение, и оно окрашивало всё вокруг в неестественную бледность.
Ночной воздух был свеж и прохладен, и вдыхать его было настоящим удовольствием, поскольку днём он был невыносимо сух и раскалён горячим летним солнцем.
Прикрыв веки, женщина с длинными тёмно-русыми волосами, свободно рассыпавшимися по её плечам и спине, глубоко вдохнула этот свежий и прохладный ночной воздух.
Где-то в садах, окаймляющих дворец, вскрикнула птица, и от неожиданности женщина испуганно вздрогнула.
— Филиз Султан, вы же замёрзнете! — спохватилась служанка, выглянувшая на террасу и увидевшая свою госпожу в одной ночной рубашке. Она метнулась в покои и вскоре вышла на террасу с халатом в руках. — Вот, возьмите.
— Благодарю, Айше, — выдавила улыбку Филиз Султан, набрасывая на плечи лёгкий шёлковый халат, который вовсе не согревал. — Дети спят?
— Я не заглядывала к шехзаде, а Эсма Султан дожидается вас. Вышивает.
— В столь поздний час? — изумилась султанша, а после недовольно нахмурилась. — Передай, чтобы не ждала меня. Пусть ложится. А я ещё немного подышу свежим воздухом.
— Как прикажете, — отозвалась Айше-хатун, и, поклонившись, покинула террасу.
Проводив свою новую служанку взглядом серых глаз, Филиз Султан после медленно, словно боясь чего-то, перевела его вверх — туда, где располагалась терраса шехзаде Баязида.
Пусто.
Тень печали и тоски легла на её красивое лицо, неестественно бледное в лунном свете. Она опустила взгляд и посмотрела куда-то вдаль, поверх внутреннего двора, садов и даже поверх прилегающих ко дворцу лесов.
Что-то испуганно и волнительно колыхнулось
в груди Филиз Султан, когда послышался звонкий девичий смех. После что-то ледяное и в то же время острое пронзило её солнечное сплетение, словно кто-то вонзил холодное лезвие кинжала в её душу.Она подняла голову и с болью в серых глазах посмотрела на заветную террасу.
Юная красивая девушка с длинными золотистыми волосами, распущенными и находящимися в беспорядке, смеялась, оперевшись спиной о мраморные перила и смотря на кого-то, оставшегося в покоях. Вскоре и он показался.
Шехзаде Баязид медленно вышел на террасу, и лунный свет коснулся его тёмных волос, его лица с едва заметной ленивой улыбкой на нём и его наспех наброшенной белой рубашки.
Филиз Султан в смятении начала медленно отступать от мраморных перил, но шехзаде Баязид заметил это движение и резко повернул голову в сторону её террасы.
Их взгляды встретились. Серый, полный боли, смятения, смущения, и тёмно-коричневый, вмещающий в себя какую-то неожиданную лёгкость, открытость, весёлость.
В один миг серые глаза Филиз Султан похолодели, словно покрылись коркой льда, из них ушло смятение и смущение. Остались лишь холод, укор и обвинение в предательстве.
Тёмно-карие глаза шехзаде Баязида посерьёзнели и сначала тоже похолодели, а после, будто опомнившись, он улыбнулся то ли виновато, то ли ободряюще, и его глаза в след за этим потеплели.
Растерявшись, Филиз Султан перестала отступать, замерла и медленно обратила к сопернице, отобравшей у неё любимого мужчину, ещё более ледяной и пронзительный взгляд. Эмине-хатун от него вздрогнула, перестав смеяться и стушевавшись.
Сложив руки перед собой в замок, Филиз Султан показательно поклонилась, а после развернулась и быстро, едва ли не бегом, покинула террасу. Оказавшись в своих тёплых и душных, в сравнении с террасой, покоях, она тихо, дабы не разбудить дочь, захлопнула двери террасы и прислонилась к ним спиной.
Шумно выдохнув, султанша прикрыла веки и приложила ладони к лицу в попытке закрыться от всего: от реальности происходящего, которая ранила её и причиняла боль, от этих покоев, пустых и забытых им, шехзаде Баязидом, от своих чувств и переживаний, которые бушевали в ней подобно шторму.
Неизвестно, сколько она так простояла, не двигаясь и стараясь успокоиться, но неожиданно послышались скрип и звук шагов. Убрав руки от лица, Филиз Султан растерянно обратила серые глаза к распахнутым дверям, в которых стоял шехзаде Баязид.
Он выглядел также, как и некоторое время назад на своей террасе с Эмине-хатун. Наспех наброшенная белая рубашка, взлохмаченные тёмные волосы. Только он уже не улыбался и не было в его тёмно-карих глазах тех лёгкости, открытости и веселья, с которыми он смотрел на Эмине-хатун.
Одолев растерянность и волнение, вызванные его неожиданным появлением, Филиз Султан как можно более холодно и сдержанно улыбнулась, а после поклонилась.
— Шехзаде, — подчёркнуто вежливо произнесла султанша. — Чем обязана вашему визиту?
— Брось, — устало ответил шехзаде Баязид, медленно подойдя к ней. — К чему это, Филиз?
Она промолчала. Выпрямила спину, расправила плечи и сложила руки перед собой в замок — поза, выдающая её напряжение и желание показаться холодной, сдержанной и равнодушной. Но её выдавали глаза. В них, словно в сером море, плескались чувства, которые она не могла скрыть.