Возвышение падших

Персея в гареме шехзаде Баязида познала самостоятельность и свободу от влияния Ариадны, от своей зависти к ней, от прошлого. Она стала не чьей-то тенью, а отдельной личностью. И ей это нравилось.

Здесь она нашла подруг, которые даже восхищаются ею. Ею, а не Ариадной. Её красотой, её золотыми волосами и её необычными ярко-зелёными глазами.

Здесь она… влюбилась? Эмине-хатун не знала, что чувствовала к шехзаде Баязиду. Боялась себе в чём-то признаться, ведь Ариадна жаждала его смерти, а ей самой приказывала подтолкнуть его к решению, которое к этой смерти и ведёт.

Эмине-хатун с тоской подумала о том, что они с шехзаде Баязидом по разные стороны в этой борьбе за османский трон. Но от этой мысли что-то в ней воспротивилось, всколыхнулось негодованием. Отчего же по разные? Она живёт в его дворце, в его гареме и, кажется, влюблена в него.

От мысли о том, что она может помочь Ариадне загнать его в смертельную западню, ей стало жутко. Сможет ли она это сделать? Если нет, что скажет Ариадне в своё оправдание?

А надобно ли говорить? Оправдываться? У неё своя жизнь, и она, если не хочет, может не подчиняться приказам Ариадны. Может же, не так ли?

Перечитав письмо, Эмине-хатун с остервенением скомкала его и, подскочив к горящему камину, бросила клочок в пляшущее пламя. Сгорело письмо, а вместе с ним и последние сомнения.

В этот раз она не подчинится. Пойдёт своим путём, который выбрала сама и по которому ей хочется идти.

Дворец санджак-бея в Амасье. Покои Дэфне Султан.

— Полно слёзы лить, — мягко произнесла Дэфне Султан, приобнимая за плечи Филиз Султан, стоявшую рядом с ней у окна. — Этим ничего не изменишь.

— Он даже слушать меня не желает! — сквозь рыдания воскликнула та. — Твердит: “Не вмешивайся”. Ни меня, ни вас не слышит… Упрямец… Какой же он упрямец!

Дэфне Султан без былой мягкости посмотрела на неё и убрала руки с её плеч.

— В тысячный раз повторяю, держи себя в руках. Мне самой это даётся с трудом, но Баязид не станет слушать ни тебя, ни меня, если мы будем слёзно умолять его не уезжать.

— Что же нам делать? — с толикой отчаяния спросила Филиз Султан.

— Я поговорю с ним снова, но если это ничего не даст, то мы бессильны. Ты права, он — упрямец, а в состоянии, вызванном решением повелителя о наследнике, доведён до крайней степени негодования. Быть может, в столице мы опасность сами себе надумали? Кто знает, что ему удастся выяснить?

— Вы позволите ему уехать? — ужаснулась её невестка. — Султанша, прошу вас…

— Говорю же, хватит, Филиз, слёз и истерик. Я поеду с ним, а ты останешься управлять гаремом, да с детьми.

Филиз Султан промолчала, смутившаяся от замечаний Дэфне Султан о её слезах, истериках и несдержанности.

На следующее утро шехзаде Баязид в дорожном одеянии, хмурый и со взглядом, полным решительности, вошёл в покои матери, где его ждала семья.

Все поклонились, кроме Дэфне Султан, с сожалением и тоской смотревшей на подошедшего к ней сына.

Вчерашний разговор с ним, как она и ожидала, ничего не изменил. Кроме того, шехзаде Баязид не позволил ей сопровождать его, сказав, что её здоровье и без того хрупкое, а в Амасье только она сможет всем заправлять в его отсутствие, дабы он ни о чём не беспокоился.

— Валиде.

— Баязид, — отозвалась она, позволив поцеловать свою руку, а после обняв сына. — Пусть хранит тебя Всевышний. Напиши, как только окажешься в столице, извещай нас обо всём, что с тобой происходит и, главное, возвращайся скорее.

Шехзаде Баязид отстранился, тепло улыбнулся матери, а после подошёл к Филиз Султан. Та не улыбалась, подобно Дэфне Султан, а была мрачной и грустной.

Ей нечего было сказать, потому что ни шехзаде Баязид, ни Дэфне Султан не прислушались к ней, когда она молила его не уезжать, а её не позволять этого.

Взяв протянутую смуглую руку, она поцеловала её легко и невесомо, а после опустила серые глаза.

Устало вздохнув, шехзаде Баязид не стал акцентировать внимание на её поведении, и, подойдя к шехзаде Мураду, поцеловал его в лоб. Такой же, как и он, темноволосый и кареглазый, только кожа не смуглая, а светлая, как у матери.

Эсма Султан плакала, обнимая отца. Тот прощался с ней куда мягче и нежнее, чем с сыном, но не потому, что любил больше, а потому, что она была куда более ранимой.

Покидая покои, шехзаде Баязид напоследок окинул мимолётным взглядом своих близких, а после вышел. Проходя мимо гарема, он остановился, будто в нерешительности, а после резко развернулся и вошёл в него.

Наложницы, евнухи и калфы склонились в поклонах, пока он проходил мимо них в сторону лестницы, ведущей на этаж фавориток.

Оказавшись у дверей одной из комнат, он постучал и тут же отворил их. Эмине-хатун стояла перед зеркалом, висящим на стене, и расчёсывала свои длинные золотисто-русые волосы.

Обернувшись, она вздрогнула, а после просияла и радостно улыбнулась.

Отложив деревянный гребень на столик, стоящий под зеркалом, Эмине-хатун подскочила к нему и обняла его, обвив руками крепкую смуглую шею. Шехзаде Баязид обнял её в ответ, на мгновение прикрыв веки.

— Шехзаде, — прошептала девушка, слегка отстранившись и заглянув в его тёмно-карие глаза, потеплевшие при взгляде на неё. — Я и не думала, что вы зайдёте…

— Я и сам не думал. Вдруг понял, что хочу увидеть тебя перед отъездом.

— Всё-таки уезжаете? — посерьёзнела Эмине-хатун, разомкнув объятия. — Не послушали ни меня, ни Дэфне Султан?

— Так нужно, — твёрдо ответил шехзаде Баязид, нежно проведя рукой по её лицу.

— У меня… предчувствие, что в столице вас ждёт что-то плохое.

— Я на хорошее и не надеюсь, но нужно во всём разобраться. Не уверен я, что повелитель сам принял это решение, если вообще он его принимал.

— О чём вы говорите? — напряглась Эмине-хатун, и её сердце тревожно затрепетало. Неужели подозревает обман? Вряд ли он подумает на Ариадну. Она ведь осторожна, не так ли?

— Не думай об этом. Мне пора.

— Будьте осторожны, — обняв его на прощание, воскликнула Эмине-хатун, терзаясь из-за того, что не может сказать большего, всё же беспокоясь за сестёр. Даже если она перешла на сторону шехзаде Баязида, она не могла их предать.

Шехзаде Баязид, поцеловав её в лоб, улыбнулся уголками губ, а после ушёл.

Эмине-хатун, смотря на закрывшиеся за ним двери, судорожно выдохнула, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не броситься вдогонку и рассказать правду. Если она это сделает, он никогда её не простит, а её сёстры будут обречены.