Возвышение падших

Джихан-калфа промолчала, но после напряжённо заговорила, вспомнив кое о чём.

— Также в гареме случился неприятный инцидент…

— О чём ты?

— Вчера вечером, после того, как Айсан-хатун не была принята Шехзаде и вернулась в гарем, наложницы начали над ней потешаться. Айсан-хатун вспылила и затеяла драку с одной из наложниц. С трудом разняли их, госпожа…

Гюльхан Султан надменно нахмурилась и, выглядя весьма решительно, направилась к дверям.

Шествуя по коридору рядом со своей госпожой, Джихан-калфа сознавала, что той попросту нужно было выплеснуть своё напряжение, и наложницы гарема, так кстати провинившиеся, весьма подходили для этого.

— Айсан-хатун, надеюсь, не сильно пострадала? — обернувшись к калфе через плечо, спросила Гюльхан Султан.

— Лицо у бедной истерзано.

Горделиво войдя в суматошный гарем, Гюльхан Султан надменно приняла поклоны вскочивших со своих мест наложниц. Среди них была и Айсан-хатун с исцарапанным лицом и синяком на левой скуле. Это сильно портило её красоту, отчего госпожа, заметившая её увечья, недовольно покачала головой.

— Мне стало известно о том, что в гареме посмели затеять драку.

Айсан-хатун неминуемо побледнела от страха, а остальные наложницы насмешливо покосились на неё.

— По прибытии я предупреждала всех вас, что не потерплю нарушений порядка в гареме! Джихан-калфа, покажи мне тех, кто участвовал в драке.

Джихан-калфа покорно вытеснила из общего ряда наложниц двух девушек — Айсан-хатун и Марию-хатун.

Рыжеволосая госпожа как-то недобро ухмыльнулась, разглядывая их. Мария-хатун, оказалось, вовсе была нетронута.

— Надеюсь, вы понимаете, что я не могу оставить этот инцидент незамеченным? Джихан-калфа, пусть Марию-хатун накажут фалакой. (прим. автора: орудие для наказания ударами по босым подошвам ног, традиционное для мусульманского Востока)

Мария-хатун испуганно взглянула на приближающихся охранников, а после в настигшем отчаянии повернулась к Гюльхан Султан.

— А разве Айсан не заслуживает наказания, госпожа? Она первая ударила меня!

— Молчать, рабыня! — отрезала та, надменно сверкнув синими глазами. — Айсан-хатун своё наказание уже получила. Взгляни на её лицо, истерзанное тобой.

Поманив за собой ленивым жестом напуганную Айсан-хатун, Гюльхан Султан степенно вышла из гарема и отошла немного в сторону, дабы их не слышали.

— Ты, верно, рассудка лишилась! — гневно процедила она, когда Айсан-хатун подошла к ней и опустила черноволосую голову.

— Простите, госпожа! Они смеялись надо мной… Я не сдержалась.

— Ты ведь понимаешь, что в таком виде не сможешь предстать перед моим львом? Подобное уродство не для него… К сожалению, ты сама испортила свою судьбу в одно мгновение. Я выберу другую девушку из гарема для моего сына, которая будет умнее и не станет устраивать драки, тем самым уродуя себя. Возвращайся в гарем и забудь обо всём, что я говорила тебе. В тебе я больше не нуждаюсь.

Ухмыльнувшись над испуганным лицом растерянной наложницы, Гюльхан Султан развернулась и скрылась в коридоре.

Айсан-хатун с обидой посмотрела ей в след. После её серо-зелёные глаза наполнила решимость. Нет. Она не портила свою судьбу. Разве то, что она не позволила кому-то смеяться над собой, можно считать ошибкой, лишившей её всего, о чём она мечтала? Если судьба ведёт её в покои Шехзаде Сулеймана, значит, там ей и место. Хочет этого Гюльхан Султан, или нет.

Дворец санджак-бея в Трабзоне.

Заплаканные чёрные глаза в мрачности наблюдали за тем, как вернувшиеся с охоты Феридун-паша и Ибрагим спешились с коней и направились во дворец.

Тяжело вздохнув, Гюльрух Султан, облачённая в чёрное траурное одеяние, медленно вошла в материнские покои и тоскливо огляделась.

Всё здесь напоминало о ней. Эсмехан Султан, казалось, просто вышла из покоев. Гюльрух так хотелось бы, чтобы её мать была жива. Но дни, проведённые в горьком одиночестве и скорби, заставили её уверовать в то, что Эсмехан Султан больше нет в живых.

Двери с шумом распахнулись, и вошёл взволнованный Ибрагим. За ним следовал настороженный Феридун-паша.

— Что случилось, Гюльрух? Ты написала, что нам нужно срочно возвращаться с охоты во дворец.

Гюльрух Султан, так долго ждавшая возвращения брата из-за своей неспособности и дальше скорбеть в одиночестве, заплакав, бросилась к нему и отчаянно обняла за шею. Приобняв её в ответ, Ибрагим почувствовал накатившее волной беспокойство. Он огляделся в опочивальне, не замечая матери, которая не могла бы его не встретить.

— А где Валиде?

Гюльрух Султан ещё сильнее заплакала, и Феридун-паша насупился, мрачнея с каждой секундой.

Ибрагим, отпрянув от сестры, раздражённо и требовательно взглянул на неё, без конца льющую горячие слёзы. Только сейчас он заметил на ней траурное одеяние.

— Ради Аллаха, скажи, что произошло!

— У мамы начались тяжёлые роды… Она умерла, не выдержала.

Ибрагим неверяще покачал головой, а после ошеломлённо обернулся к Феридуну-паше, который, развернувшись, покинул опочивальню, выглядя… потерянным?

— Что ты говоришь, сестра? — обернувшись к плачущей сестре, прошептал Ибрагим. — Что значит “умерла”?

— Ты что, оглох, Ибрагим?! — негодующе вскрикнула та, клокоча от горя. — Значит, предстала перед Всевышним!

Стамбул. Топ Капы. Покои Айше Султан.

Приложив к себе атласную ткань ярко-алого цвета, Айше Султан стояла перед большим зеркалом и сияла от счастья. На её красивом лице покоилась лучезарная улыбка, и, смотря на неё, невозможно было не улыбнуться.

Швеи, пришедшие по приказу Шах Султан, предлагали невесте ткани, из которых намеревались сшить платье для церемонии. Айше Султан оставила выбор за алой тканью, переливающейся в её руках.

— Эта, — проговорила она, передавая ткань одной из швей. — Добавьте узор из золотой нити.

Её словам вторил скрип распахнувшихся дверей и, обернувшись через плечо, Айше встретила взгляд тёмно-карих глаз Гевхерхан, изумлённо улыбнувшейся.

— Айше? Что происходит? Ты решила сшить себе новые наряды?

Айше Султан счастливо улыбнулась ей и, отойдя от швей, импульсивно подошла к сестре и обняла её за плечи. Гевхерхан Султан от этого на мгновение растерялась, но после обхватила её руками в ответ.