Возвышение падших

— Надеюсь, они понесли соразмерное наказание? Моя Валиде позаботилась об этом?

— Лишь ту, что истерзала меня, наказали фалакой.

— Раз они понесли наказание, чего же ты хочешь от меня? — непонимающе спросил Сулейман.

Айсан-хатун, пожав узкими плечами, с некоторой мольбой и доверием заглянула ему в глаза, и Сулейман неосознанно вздрогнул. Зелёная глубина глаз этой девушки напоминала ему об изумрудных глазах Эдже Султан. Может, потому он стоял и выслушивал какую-то рабыню? Не будь она похожей на Эдже, он бы давно выпроводил её из опочивальни.

— Я прошу вас о помощи и защите… Гюльхан Султан почему-то разгневалась на меня, считая зачинщицей драки, и я просить её об этом не смею. В гареме мне покоя не дают, снова издеваются. Я боюсь, господин…

Тяжело вздохнув, рыжеволосый Шехзаде покачал головой, раздумывая над тем, что он может предпринять в подобной ситуации. Пристало ли ему гаремом и его склоками заниматься? Но перед этими зелёными глазами он устоять не мог.

— Как тебя зовут?

— Айсан, — молвила та, волнительно смотря на господина.

— Что же, Айсан-хатун… Гарем — сокровенная вещь, забота о которой лежит и на моих плечах. Я прикажу слугам, чтобы тебя ради твоих спокойствия и безопасности переселили на пустующий этаж фавориток. Не знаю, как отреагирует моя мать на подобное нарушение традиций, но, обещаю, что разберусь с этим. Теперь ступай.

Айсан-хатун, благодарно улыбнувшись, что в миг преобразило её и без того красивое лицо, поклонилась и покинула покои. Едва двери за её спиной закрылись, наложница самодовольно ухмыльнулась. Что же, Гюльхан Султан, ваш ход.

Стамбул. Дворец Хюррем Султан.

Положив руку на спинку тахты, Хюррем Султан, сидя вполоборота, с тоской и задумчивостью в тёмно-карих глаз лицезрела вечерний пейзаж за окном. Что-то неприятно томилось в её груди, рвалось наружу. Чувства, которые она так долго держала в узде?

Сидя у её ног на атласной подушке, Саасхан-калфа умело вышивала узор на платке. Беспокойно взглянув на свою непривычно молчаливую и тоскливую госпожу, она остановилась.

— Госпожа, как ваше самочувствие?

— Почему ты спрашиваешь об этом? — нахмурилась Хюррем Султан, даже не оборачиваясь к ней.

— В последнее время вы бледны, тоскливы, да и почти ничего не едите. Упаси Аллах, заболели. Быть может, вызвать лекаршу?

— Лишнее болтаешь, — ответила та, одарив недовольным взглядом. — Если мне понадобится лекарша, то я прикажу ей явиться.

— Простите, — виновато пролепетала Саасхан-калфа. — Я лишь беспокоюсь о вас, госпожа.

— Ступай и вели подготовить хамам. Хочу освежиться перед сном…

Саасхан-калфа, отложив вышивку на низкий столик, поднялась с атласной подушки и, поклонившись, покинула покои, уступив в дверях высокому и широкоплечему Ферхату-паше.

Хюррем Султан обернулась на него и, раздражённо насупившись, отвернулась обратно к тёмному окну.

Подождав, когда двери за калфой закроются, Ферхат-паша медленно подошёл к супруге и опустился на тахту рядом с ней. Сняв чалму, он отложил её в сторону и шумно выдохнул.

Хюррем Султан молчала, заметно напрягшись в присутствии мужа.

— Долгим был день… — заговорил Ферхат-паша, смотря на чем-то недовольную жену. — Как вы, моя госпожа?

— Я в порядке, — холодно-вежливо ответила она, не поворачивая головы. — Если устали, то возвращайтесь в свои покои и отдохните.

— Я надеялся, что вы мою усталость утолите…

Ферхат-паша мягко и нежно прикоснулся к плечу жены, но та, нервно дернув им, смахнула его руку, резко поднялась с тахты и отошла в сторону. Стоя к нему спиной, Хюррем Султан неосознанно обхватила себя руками, чувствуя, как внутри всё клокочет.

— Оставьте меня.

Мужчина непонимающе насупился и тяжело поднялся с тахты, устало смотря на жену.

— Неужели я настолько вам неприятен, что вы даже разговаривать со мной не желаете?

Хюррем Султан зажмурилась на мгновение, борясь со своим раздражением и нервозностью, а после раздражённо обернулась к нему, пронзая тёмными глазами.

— Оставьте меня!

— Сколько еще месяцев вы будете пренебрегать мною и своим супружеским долгом?

— Вы забываетесь, паша! — более не в силах сдерживаться, негодующе вскрикнула темноволосая госпожа. — Я пред вами — Султанша династии, а вы предо мной — раб. Как могу я быть вам в чём-то должной? Уходите, а иначе я вызову охрану.

— Не могу понять, за что вы так обходитесь со мной, — разочарованно покачал головой Ферхат-паша. — Я к вам со всей душой, а вы…

Развернувшись, он покинул покои, а Хюррем Султан, тяжело вздохнув, устало опустилась на тахту. Она ощутила, как слёзы заструились по её лицу. Всегда сдержанная и сильная, она пала под гнётом неожиданных чувств, бередящих душу.

Дворец санджак-бея в Амасье. Покои Шехзаде Баязида.

Неспешно войдя в опочивальню, Дэфне Султан, нахмурившись, увидела сидящего на тахте Баязида, в руках которого был кубок с тёмно-красным вином. Его тёмно-карие глаза были расфокусированными, говоря о том, что он изрядно выпил.

— Баязид? — ошеломлённо воскликнула Дэфне Султан, неверяще распахнув серые глаза.

Приблизившись к сыну, она мягко забрала из его рук кубок и с лёгкой брезгливостью отставила его в сторону.

Смущённо покосившись на отнятый кубок, Шехзаде Баязид поднялся с тахты и покачнулся на нетвердых ногах. Ошеломление матери вызвало в нём волну стыда за свою слабость.

— Аллах милостивый… Это что, вино? Если твой отец об этом узнает, нам несдобровать!

— Простите…

Баязид виновато опустил темноволосую голову и, неосознанно смягчившись, Дэфне Султан подошла к сыну и бережно приложила ладонь к его раскрасневшемуся лицу.

— Я понимаю, Баязид. Тебе сейчас трудно… Я догадывалась о том, что Инджи запала в твоё сердце. Её кончина причинила тебе боль, верно?

Темноволосый Шехзаде тяжело взглянул на мать, тем самым подтверждая её слова.

— Все пройдет… — мягко произнесла она, не убирая тёплой руки с его лица. — Боль со временем стихает. Тебе лишь нужно отвлечься, но не с помощью вина! Знай, что я всегда рядом с тобой, сынок, и всегда готова подставить своё плечо для поддержки, чтобы не случилось. Баязид, дороже тебя для меня больше нет никого на свете…