Время до рассвета

– И вовсе он не мой ненаглядный! – я надулась в притворной обиде, но скрыть облегчение в голосе не могла. – А с жабой что?

– Разберутся. Накажут, естественно. И за кормежку людьми на протяжении длительного периода в городе и за нападение на патрульных при исполнении. Мало не покажется.

Вадим пошел в ванную. Оттуда донеслось шуршание и стук. Что он там делал, я уже не смотрела. Хватит с меня впечатлений на сегодня.

Через десять минут мы вышли вдвоем из подъезда и остановились. Была уже совсем ночь. Откуда-то налетел ветер. Я поежилась и взглянула на небо. Луна взошла, но ее то и дело закрывали быстро проносящиеся черные рваные тучи. Похоже жаркой погоде пришел конец, и грядет похолодание.

– Как домой будем добираться? Ключи от машины остались у Кости.

– Знаешь, я тут подумал… Раз уж мы все равно здесь. Давай зайдем посмотрим, как жила учительница.

– Э-э-э – я взглянула на него удивленного. – А так можно? Квартира же, наверное, закрыта и опечатана.

Вадик неопределенно дернул плечом и многозначительно промолчал.

– Ну ладно, давай, – согласилась я неуверенно.

Возле нужной двери он поколдовал над замком. Что-то там нашептывал и делал пальцами странные пассы. Темно было, я не особо разглядела, но бумажка, которой была опечатана квартира, действительно легко отклеилась, а замок издал характерный щелчок и открылся.

Вадим толкнул дверь и быстро проскользнул внутрь. Я за ним.

Ночью внутри было тихо и темно. Единственный источник света исходил от уличных фонарей и проникал внутрь через окна.

Квартирка была маленькой, состояла всего из одной спальни и кухни. Я прошла в комнату и огляделась. Обстановка скудная: кровать, шкаф, письменный стол, заваленный книгами, и телевизор на тумбочке. На стене зеркало и вешалка для одежды. Под раму зеркала воткнуты фотографии. Я наклонилась, чтобы рассмотреть их поближе. Дети. Похоже, что ее ученики.

Мое сердце сжалось. Чувствовалось, что это квартира одинокого человека. Учительница не имела друзей, семьи или любимого мужчины. Она посвятила свою жизнь работе и что получила взамен? Грустное прошлое, а будущего нет вовсе...

Вадим, похоже, о судьбе учительницы не философствовал. Он быстро деловито осмотрел комнату. Открыл шкаф, выдвинул ящики в столе, перебрал платья, висящие на вешалке. Ушел на кухню.

Я следом. Кухня тоже была самой обычной. Холодильник, плита, раковина и кухонный гарнитур. На столе стояли две чашки с недопитым чаем и тарелка с крошками от печенья. Все какое-то чересчур аскетичное. Даже магнитиков на холодильнике не было. В раковине осталась немытая посуда. Женщина явно планировала вернуться.

– Смотри, что это! – подозвал меня Вадим.

Он присел и рассматривал пол под подоконником. Туда будто кто-то сыпанул горсть пуха и черных птичьих перьев.

Глава 18

Я присела рядом и смотрела тоже. Ну перья. Что такого? Тем более, под окном. Может, рамы были открыты настежь какое-то время, и они налетели с улицы? Или на подоконник присела птица?

Птица.

Я вспомнила человека из сна, в котором видела умершую учительницу. Человека с головой ястреба и лежащую у его ног убитую с задранным платьем и с выклеванным лицом. Бр-р-р. Меня передернуло.

Протянула руку, чтобы взять одно из перьев, рассмотреть поближе.

– Не трогай, – резко одернул меня Вадим. – Ничего здесь не трогай.

Было немного неприятно. Осадили, как наивную школьницу. Хотя замечание по делу, конечно. Чего я головой не думаю и лезу куда не следует?

Тем более, такая чертовщина вокруг. Мало ли чем эти перья могут оказаться на самом деле?

На всякий случай я встала и отошла на два шага назад. Ну их. Эти улики. Пусть Вадик и Костя без меня разбираются. Они же патрульные, не я.

Вадим тоже поднялся. Лицо его было задумчиво и сосредоточенно. Он покрутился на кухне, оглядывая обстановку. Потом опять пошел в комнату. Я за ним.

Там сразу подошел к кровати, рывком сдернул с нее одеяло и принялся осматривать простынь. Что он ищет? К тому же в квартире темно, ничего же не видно.

Эта мысль пришла в голову и врачу. Он достал из кармана телефон, включил фонарик и продолжил осмотр.

– Иди сюда, – позвал меня, – глянь!

На простыне тоже были перья. Немного, маленькие, но были.

– Может с подушки повылазили? – робко предположила я.

Вадик вернул одеяло на место, разгладил складки, возвращая кровать в первоначальный вид.

– Может и из подушки... – задумчиво произнес он.

***

Ночное небо сплошь затягивают рваные черные тучи. Луна выглядывает то из одной дыры, то из другой, заливая все вокруг бледным, неживым, сумрачным светом. Я смотрю вперед и вижу озеро. Тишина навалилась и давит со всех сторон. Безмолвие.

Хотя вот же гнутся от ветра серые силуэты прибрежных камышей. Чуть дальше выделяются будто вырезанные из черной бумаги контуры деревьев и кустов. Ветер наверняка треплет им листья и гонит по озеру рябь, которая возле берега превращается в легкий прибой. И я вижу, как плещется черная вода об опорные столбы деревянного пирса. Но не слышу. Я ничего не слышу. В ушах будто вата. И в голове.

Старый деревянный пирс тянется в темноту озера, словно забытый мост в другой мир. Доски настила потрескались от времени и посерели от влаги. Некоторые из них отвалились или прогнили, образуя щели и дыры. Когда-то пирс был сделан на совесть и на протяжении долгого времени служил надежной пристанью для рыбаков и туристов, но теперь он заброшен и зарос сорняками. Останки былого величия выглядели зловеще и мрачно.

Но я иду вперед, осторожно ступаю на ненадежное покрытие, хоть и знаю, что впереди меня не ждет ничего хорошего.

Мысли из головы вытесняют дурные предчувствия, но я не могу не идти. Сжимаю кулаки, впиваюсь ногтями в свои ладони, чтобы почувствовать хоть что-нибудь кроме тревоги и страха.

Хоть боль. Но боли нет. Ничего нет. Только озеро. Черная вода и гнилые доски…

Смотрю вперед на воду. На то, как появляется и исчезает в ней отражение луны и иду дальше. У края пирса останавливаюсь и замечаю птицу. Крупная белая чайка кружит над темным зеркалом, пытается разглядеть в воде свою добычу.

Чайка делает сначала большой круг, потом поменьше уже ближе ко мне. Потом ещё и ещё один. Сейчас ночь, но я вижу ее хорошо.

Белая-белая смотреть больно. А глаза и хищный клюв – алые, как свежая кровь.

Внезапно птица сбрасывает высоту и камнем падает вниз. Сжимает крылья и ныряет в озеро, разбивая красным клювом воду. Буквально через секунду она выныривает с добычей. Взлетает так стремительно, что я не могу разглядеть, что она держит в клюве. Рыбу или что-то другое?

Разве чайки охотятся по ночам? Как можно вообще разглядеть что-либо в этой черной озерной глади?

Опускаю глаза вниз, чтобы проверить прозрачность воды, и вздрагиваю. Вода, кажущая вдалеке совсем темной, возле пирса вполне прозрачна.