Вспаханное поле

ный алкоголем и кипящий злобой, направился к коню, ти¬

хо фыркавшему в предвкушении желанной ласки. Опер¬

шись о его круп, Ахенор бросил на землю один костыль,

чтобы освободить руку, в которой держал косарь, и при¬

мерился нанести удар, чтобы оскопить жеребца. Он даже

не подумал об угрожавшей ему опасности, о том, что он

сам может стать жертвой естественной ярости искалечен¬

ного животного. Но, неловко замахнувшись, чтобы при¬

вести в исполнение свое варварское намерение, он ступил

в навозную жижу, поскользнулся и упал. Он попытался

встать, но без костылей не смог удержаться на ослабевших

ногах и снова упал. Все вокруг него завертелось с голово¬

кружительной быстротой. Подавленный сознанием своей

беспомощности, он застонал, и слезы выступили у него на

глазах. Наконец, не в силах побороть слабости, вызванной

опьянением, он закрыл лицо руками и, лежа на животе,

уснул. Его разбудило прикосновение чего-то влажного и

бархатистого. Это жеребец терся мордой о его лицо. Было

уже совсем темно. Сория поднялся, уцепившись за гриву

коня, и обхватил руками его шею, чтобы удержаться на

ногах. Им овладела острая жалость к самому себе, и, при¬

пав к холке жеребца, он в бессвязных словах, прерывае¬

мых пьяной икотой, излил черную тоску, томившую его

со дня смерти Франсиски. Жеребец стоял неподвижно,

казалось слушая Сорию, и время от времени терся мордой

о его плечо, словно чувствовал всю глубину его печали.

И, когда Сория, подобрав наконец костыль, направился

к выходу из корраля, он пошел за ним и, проводив его до

самой ограды, долго смотрел ему вслед.

Дон Ахенор снова приложился к бутылке и, приоткрыв

дверь, заглянул в ранчо.

— Где же вы пропадали, кум? Я уже поужинала и

уложила детей,— проворчала Марселина.— Поешьте и вы.

— Не хочется.

Марселина только теперь заметила, что Сория пьян, и

сухо сказала:

— Я постелила вам. Вы как знаете, а я ложусь—у

меня на завтра много работы.

47

— Ладно,— пробормотал он.

Сория сел на скамейке возле ранчо, а Марселина скры¬

лась в сумраке комнаты, едва освещенной сальной свечой.

Он долго сидел не шевелясь.

Прежде, когда он выпивал, у него в глазах загорался

шальной огонек, а в голосе звучали веселые озорные нот¬

ки, теперь же все представлялось ему в мрачном свете.

Черные мысли, как волны, набегали одна на другую, и

он был не в силах прервать течение этих безрадостных

дум. С некоторых пор ему ни в чем не было удачи. Он

вспомнил планы, которые строил в ту ночь, когда на него

обрушилось несчастье: он уйдет в отставку, получит кло¬

чок земли и поселится на нем с Франсиской. В отставку

он вышел, земля у него есть, но Франсиска умерла. У него

опять пересохло горло, и он пошел промочить его послед¬

ним глотком водки. После этого он далеко забросил пустую

бутылку и решил лечь спать. Пошатываясь, Сория вошел

в ранчо.

Свеча скупо освещала комнату. В полумраке вырисо¬

вывалось едва прикрытое пончо крупное тело Марселины,

которая, постелив на койку Сории несколько одеял, сама

легла на полу, на тюфячке, набитом кукурузными листья¬

ми. Опьяневшему Сории почудилось, что перед ним не

Марселина, а Франсиска—живая, трепетная Франсиска,

здесь, совсем рядом. И в первый раз после долгого воз¬

держания у него зажегся огонь в крови. Мрачное настро¬

ение, навеянное безотрадными раздумьями, на мгновение

рассеялось, и у него заблестели глаза. Охваченный жела¬

нием, он приблизился к тюфяку, но боль в раненой ноге

напомнила ему о его несчастье.

— Франсиска... Франсиска...— застонал он.

Этот зов разбудил Марселину, и ее взял за сердце го¬

лос Сории. Она знала, что Сория пьян, но вместе с тем

понимала, что он страдает. «Бедняга, тоскует по покой¬

ной»,— подумала она, полная жалости.

И, так как Марселину, здоровую и сильную женщину,

давно уже тяготило вдовство, она без сопротивления усту¬

пила Сории место возле себя. Рассвет их застал вместе.

Марселина, как обычно, встала, разожгла огонь и завари¬

ла мате.

Постепенно это вошло у них в привычку.

48

Ill

Пока военный френч не истрепался окончательно, Со

рия носил его, храня как реликвию. Потом он привык хо¬

дить в блузе, как привык к тому, что его называют дон

Ахенор. Только Марселина время от времени с грустью

вспоминала о его сержантских нашивках. Прошли годы, и

много воды утекло с тех пор, как они поселились в этом

ранчо. Форт Мертвый Гуанако стал селением. Набеги ото¬

шли в область преданий, и индейцы уже никого не беспо¬

коили. Оставшись почти без людей, обнищавший и окру¬

женный со всех сторон, Намункура сдался. Теперь, на

старости лет, он носил форму полковника и жил на пра¬

вительственное жалованье в лагерях Чимпая. Пустыня, из¬

резанная колеями, утратила свою дикую первозданность.

Над пампой от одной почтовой станции к другой побежа¬

ли телеграфные провода, протянутые войсками. Там, где

раньше никто не ведал, что земля и скот могут иметь хо¬

зяев, появились большие асьенды. Во всех направлениях

двигались фургоны и телеги, перевозящие людей и това¬

ры. Все изменилось. Да и Сория тоже изменился. Привык¬

нув к своему увечью, он стал обходиться без костылей,

наловчился седлать жеребца и мог без посторонней по¬

мощи ездить в селение. С годами он стал худощавее, а