Вспаханное поле

освещенном керосиновой лампой, стояла тарелка, на слу¬

чай если Маноло придет ужинать. Элена порой отрыва¬

лась от шитья и задумчиво смотрела на тарелку. Панчо

всякий раз перехватывал ее взгляд, но делал вид, что

ничего не замечает. Через минуту она снова склоня¬

лась над шитьем, погружаясь в свои невеселые думы, а он

продолжал скручивать сигареты, чтобы как-то оправдать

затянувшееся молчание. И он и она прислушивались к

каждому звуку, доносившемуся снаружи. Однако шагов,

которых они ждали, не было слышно, и они, не решаясь

заговорить, продолжали сидеть на кухне, им было не до

сна. Вдруг Элена, то ли охваченная каким-то предчув¬

ствием, то ли просто не в силах усидеть на месте, отложи¬

ла работу и встала. Панчо недоумевающе посмотрел на

нее, потом спросил с необычной нежностью:

— Тебе что-нибудь надо?

— Нет, — ответила она и, чтобы объяснить, почему

ей потребовалось выйти, добавила: — Я, кажется, забыла

закрыть курятник. Пойду посмотрю.

Панчо, хотя и понял, что это только предлог, промол¬

чал, и Элена вышла.

Направляясь через двор к пристройке, где была ком¬

ната сына, она увидела заложенный тарантас. Почти тут

же Мануэль в своем лучшем платье с чемоданом в руке

236

вышел вместе с Пабло из флигелька. Элена все поняла —

предчувствие не обмануло ее.

— Маноло! — укоризненно крикнула она.

Застигнутый врасплох, Мануэль застыл на месте.

— Ты уезжаешь!.. Неужели ты способен так уехать?

Он не мог, да и не хотел отрицать того, что было

очевидно.

— Для всех нас будет лучше, если я уеду, — прогово¬

рил он. — Чего еще ждать... Все.

— Я не возражаю против того, чтобы ты покинул

ферму, раз ты этого хочешь, — сказала она. — Но не

уезжай, как враг, втихомолку, не простившись с отцом.

— Чего мне с ним говорить?.. — мрачно ответил Ма¬

ноло. — Опять схватимся, ты же знаешь.

Элена взяла его за руку и, потянув за собой, ласково

сказала:

— Разве это преступление, если сын думает иначе,

чем отец?

Мануэль не сдавался.

— Однако ты встала на его сторону, — напомнил он.

— Ты еще слишком молод, сынок, чтобы понять сво¬

его отца, как понимаю его я. Когда ты поживешь с мое,

хлебнешь горя, вырастишь детей и состаришься, ты со¬

гласишься со мной и перестанешь осуждать отца!

Глубокое волнение и нежность, прозвучавшие в ее го¬

лосе, сломили упорство Маноло, и он дал себя увести. Они

пересекли двор, подошли к дому, и Элена открыла дверь.

Панчо, увидев, что следом за женой входит сын, вскочил,

сжав кулаки. Элена объявила как ни в чем не бывало:

— Маноло уезжает и пришел попрощаться с тобой.

— Да?.. Ну, что ж, в добрый час. Он уже взрослый

и знает, что делает, — холодно произнес Панчо.

— Ну, ладно, прощайте, — так же холодно ответил

Маноло и, повернувшись,, направился к двери. Но его

остановил возмущенный возглас матери:

— Нет, так нельзя!.. Вы не должны расставаться вра¬

гами!

Отец и сын посмотрели на нее и почувствовали, какое

страдание они ей причинили. Суровое лицо Панчо мало-

помалу смягчилось, и, совладав с собой, он ласково улыб¬

нулся жене. Потом протянул руку Мануэлю и сказал уже

другим тоном:

— В добрый час, желаю удачи. Когда будет свобод¬

237

ное время, приезжай. Помни, что ты оставляешь здесь

мать.

— Спасибо. Я о ней никогда не забуду, — ответил

Маноло, пожав ему руку.

Он вышел вместе с матерью, Элена, идя рядом с сы¬

ном, напутствовала его:

— Одевайся потеплее, когда на дворе холодно... Уку¬

тывай горло, не то тебя опять будет мучить кашель...

И не думай плохо об отце — характер у него крутой, но

он не злой человек, нет, не злой.

Пабло, увидев, что они подходят, положил чемодан

в тарантас. Он собирался проводить Маноло, как они до¬

говорились, но тот, передумав, сказал:

— Не провожай меня. Ведь завтра ты все равно по¬

едешь в селение, тогда и возьмешь тарантас.

Однако Элена попросила:

— И все же поезжай, Пабло, проводи его хотя бы до

изгороди.

Юноша влез на козлы и уселся рядом с Маноло, ко¬

торый уже взял вожжи. Тарантас покатил, освещенный

бледным светом луны. Элена вернулась к Панчо. Он мол¬

ча посмотрел на нее, а когда она села и снова принялась

за шитье, уставился на свои руки, еще горевшие после

драки. Ему хотелось заговорить, облегчить душу, но он

продолжал молчать. Издалека донесся громкий лай собак,

которых всполошил тарантас, потом опять воцарилась ти¬

шина. Элена перестала шить, но не могла оторвать не¬

подвижного взгляда от полотна. Панчо решил, что она

молча глотает слезы, чтобы не огорчать его еще больше,

и, встав, подошел к ней и погладил ее по голове. Он

только что принял решение, которое дорого ему стоило,

и, сделав над собой усилие, сказал:

— Послушай, Элена, давай поставим крест на ферме

и уедем в селение. В конце концов, к чему нам дальше

мучиться?.. Хоть я и стар, а работа для меня где угодно

найдется.

Взволнованная Элена подняла голову и посмотрела

ему в глаза.

— Нет, Панчо, дети как знают, а мы с тобой оста¬

немся здесь до конца.

Услышав ее ответ, Панчо ожил.

— Ты и вправду так считаешь?.. Если бы ты знала,