Вспаханное поле

прощалась:

— До свиданья, мама! До свиданья, Маноло!.. Пере¬

дайте привет папе!

Тарантас тронулся и в сопровождении Пабло выехал

за ограду. Опять послышались прощальные приветствия

Хулии, Лауры и Эмилио. Элена, Маноло и Клотильда

ответили им. Скоро голоса смолкли, но еще белели плат¬

ки, которыми махали девушки. Мануэль смотрел на мать,

вставшую на цыпочки, чтобы подольше их видеть. Она с

волнением вспоминала, как много лет назад она вот так

же уезжала с Эстер, покидая Панчо. Тарантас уже скрыл¬

ся из виду. Клотильда уголком фартука вытерла глаза и

ушла в кухню, оставив мать и сына одних. Маноло, видя,

что мать взволнована, решил не говорить с ней о своем

228

деле, чтобы не огорчать ее еще больше. Но Элена, обер¬

нувшись к нему, неожиданно спросила:

— Почему ты не поехал их проводить, как наказал

отец?

Упоминание об отце вывело его из равновесия, и, за¬

быв о намерении пока не посвящать мать в свои планы,

он сказал:

— Я остался, чтобы поговорить с тобой.

Элена посмотрела на сына, и ее сердце сжалось в

мрачном предчувствии, когда она увидела его нахмурен¬

ный лоб и желваки, ходившие на щеках, совсем как у

Панчо.

— Поговорить со мной? О чем?

Он заколебался, снова подумав о том, какую боль при¬

чинят матери его слова.

— Говори, сынок! В чем дело?

Опустив глаза, он глухо проговорил:

— Я хочу уйти с фермы.

— Уйти с фермы? — прошептала она, подавленная

тем, что ее догадки подтвердились. — Почему? Чего тебе

здесь не хватает?

— Как тебе сказать? Всего хватает, а дышать нечем.

Я ненавижу работу на ферме и... не лажу с папой. Я знаю,

что должен его уважать, но чувствую, что когда-ни¬

будь взорвусь, и не хочу, чтобы до этого дошло. Пони¬

маешь?

Он твердо посмотрел ей в лицо, Элена больше не сом¬

невалась, что его решение непоколебимо.

— Понимаю, — ответила она.

Элена сказала это так, словно предвидела то, о чем ей

говорил сын, хотя и не скрывала своего горя. Увидев, что

мать задрожала, вся похолодев, точно кровь застыла у

нее в жилах, и понимая, как она страдает, Маноло с го¬

речью воскликнул:

— Зачем ты научила меня читать и мечтать?.. Если

бы ты вырастила меня таким же, как дети других ферме¬

ров, я был бы доволен своей судьбой и не думал бы ни

о чем другом.

Элена улыбнулась и с бесконечной нежностью про¬

говорила:

— Нет, сынок. Можно научить человека читать книги,

но нельзя научить его мечтать. У каждого свои мечты. Ты

мечтаешь об одном, я о другом.

229

Мануэль растроганно посмотрел на нее. Но, прежде

чем он успел что-нибудь сказать, она попросила:

— Разреши мне поговорить с отцом.

— Он не захочет ничего слушать, — безнадежно вздох¬

нул Маноло.

— Подожди, вот увидишь, все уладится. Да и не мо¬

жешь же ты вдруг уйти куда глаза глядят.

— Я разговаривал с Эрнандесом. Он возьмет меня на

работу в механическую мастерскую, а жить я буду в селе¬

нии, с дядей Сеферино.

Элена огорчилась, узнав, что сын уже действует само¬

стоятельно, но все же настойчиво повторила:

— Во всяком случае, Маноло, дай мне поговорить с

отцом. Все будет хорошо.

Ничуть не веря в успех ее посредничества, он тем не

менее кивнул в знак согласия и, засунув руки в карманы,

направился к кухне.

Сгущались сумерки, и, по мере того как угасал день,

в поле все затихало. Птицы слетались к деревьям, где

свили себе гнезда. Стадо медленно брело на водопой.

Панчо шагом возвращался на ферму. Он выехал из дому,

сурово хмурясь и твердо держась в седле, а теперь ехал,

расслабив мышцы и опустив голову. Но время от времени

он выпрямлялся и, грозно сверкнув глазами, сжимал ру¬

коять плетки. Лошадь, почуяв шенкеля и повод, прибав¬

ляла ходу, но потом опять переходила на шаг, как бы со¬

образуясь с неторопливыми мыслями всадника. Панчо

вспоминал сцену, разыгравшуюся в местном суде. Он по¬

ехал туда, чтобы наконец выяснить вопрос о своих правах

на ферму и положить конец болтовне. Судья, приняв его,

объявил, что собирался сообщить ему о судебном реше¬

нии и что его приезд упрощает дело, а затем прочел это

решение таким резким и повелительным голосом, что Пан¬

чо вскипел:

— По-вашему, выходит, поле не мое, и я должен его

освободить?.. Как бы не так!.. Хотел бы я посмотреть

на того, кто у меня его отнимет!

Лицо Панчо исказилось гневом, а глаза мрачно сверк¬

нули, и судья сразу сбавил тон. Тем не менее он предло¬

жил Панчо подписать бумагу, предупредив его, что в про¬

тивном случае его поведение будет рассматриваться как

неповиновение властям.

230

— Вот что, приятель, запомните: я живу на своей

земле, и никто меня оттуда не выгонит, — ответил Панно

и вышел, оставив судью с бумажкой в руке.

Он уже не успевал вернуться на ферму, чтобы про¬

ститься с Эмилио, Лаурой и Хулией. Да и не до того ему

было.

Панно привстал в стременах, чтобы получше усесться

в седле, которое теперь, когда он разволновался, казалось

ему неудобным. Лошадь было помчалась галопом, но он,

рассвирепев, осадил ее, изо всей силы рванув поводья:

его привела в ярость мысль о тех, кто хотел отнять у него