Я выбираю свободу!

Сейчас... настроение не выправилось, но держать слово я умел. И даже если бы мы не пообещали друг другу молчать, трепать имя женщины в подобных обстоятельствах -- более чем недостойно.

А вот тот факт, что Тилль сама решила высказаться, поставил меня в тупик. Причём говорила она с таким видом, будто и сама не верила, что произносит эти слова вслух. Высказалась под шокированным взглядом тёмного и поспешно ушла или, лучше сказать, убежала.

– Она вот это серьёзно сейчас сказала?
– в повисшей тишине с любопытством уточнил Мельхиор, поднимаясь на ноги. Я тоже встал, смерил его тяжёлым выразительным взглядом и мрачно уточнил:

– И какого именно ответа ты от меня ждёшь?

– Да мне просто любопытно, - пожал плечами собеседник.

– И как она?

Каюсь, не сдержался. Более того, не попытался сдержаться! И даже испытал чувство глубокого морального удовлетворения, когда мой кулак коротко, без замаха, впечатался в скулу тёмного.

– Ты озверел что ли?!
– возмутился он, шарахаясь в сторону и хватаясь за пострадавшую часть лица.
– Это значит хорошо или плохо?!

– Это значит -- дословно - "следи за языком", - с усмешкой ответил я.
– А продолжишь разговор в том же ключе -- узнаешь, насколько хорошо я владею струной.

– Да ладно, не кипятись!
– Он вскинул руки в жесте капитуляции.
– Что ж вы все дёрганые-то такие... Светлые, дикие, один дух -- ненормальные! Чем дольше за вами наблюдаю, тем меньше понимаю, за что вы вообще воевали столько лет. Придержи своё грозное оружие при себе, сейчас прогуляемся до моего логова -- мы её официально освидетельствуем. Заодно расскажешь про своё национальное достояние во всех подробностях, а то я тонкостей не знаю. Забирайте обе половины, больше тут ловить нечего, - велел он кому-то, и от толпы зевак отделилась пара задумчивых ребят, оказывается, стоявших тут по делу.
– Пойдём.

Тёмные эльфы -- специфический народ. Они довольно немногочисленны по сравнению со светлыми, или даже с дикими, но в плане культуры отличаются от нас радикально. Наверное, потому, что ушли в свои горы уже очень давно, а потом на несколько тысяч лет между нами оказалось потеряно сообщение. На них всё это время оказывали влияние только гномы -- единственный вид, с которым они контактировали. Отсюда любовь к камням и металлам, да ещё вещевиков и хаоситов среди них больше, чем среди прочих.

Мы с ними никогда не воевали просто потому, что нечего было делить. Они сидели в своих долинах и почти не высовывались, а мы... несли тень Великого Древа в другие земли. Теснили орков и людей, заселяли новые территории, и боги нас в этом поддерживали.

Но Мельхиор был по-своему прав: кроме одного ключевого параметра, привязанности к земле и живым лесам, тёмные были куда дальше от нас, чем дикие. Они носили необычные широкие штаны, рубахи с очень длинными, чуть не до пола, рукавами и странные долгополые жилеты, внутренняя поверхность которых была сплошь расшита разнокалиберными карманами. Они строили высокие тонкие башни, спокойно противостоящие ударам стихии -- грозам и землетрясениям. Они пели другие песни -- тягучие и длинные, - говорили на другом наречии -- таком же напевном, тянущем гласные.

Но всё это мелочи, ключевыми отличиями были совсем другие моральные устои, другие представления о чести и достоинстве. Понятия брака у них не существовало вовсе, как не существовало понятий долга перед родом, ответственности перед предками и некоторых других основополагающих идей. Женщины рожали детей, порой не зная, от кого именно, и отдавали в специальные "детские сады", где этих детей выращивали как деревья в питомнике, а все взрослые платили налог на содержание этого совместного потомства. Случаи создания семей в нашем понимании были там скорее исключениями из правил, и таких эльфов считали... не то чтобы ненормальными, но чудаками. То есть, на взгляд Мельхиора в морду он получил просто так на ровном месте, совершенно ни за что. Другой бы тёмный, может, ещё и обиделся бы, но этот слишком давно живёт на равнинах и привык к нашим "странностям".

Тёмные в нашей войне держали нейтралитет. Втихаря, правда, поддерживали диких, но всерьёз придраться было не к чему: доказать передачу оружия и артефактов не получалось, а помощь в эвакуации беженцев сложно было считать недостойным поступком. Вернее, Владыка пытался настоять, чтобы этот поступок был приравнен к военной помощи, поскольку вместе с беженцами вывозилось ещё и кое-какое ценное имущество, и производства, но тут он поддержки почти не нашёл. Одно дело -- воевать с обученными бойцами, и совсем другое -- убивать бегущих от войны детей и женщин. Может, если бы речь шла исключительно о представителях других видов, расклад был бы иной, но это был как раз тот редкий случай, когда честь превыше присяги.

Мельхиора я знал лично и сравнительно неплохо, с очень давних времён. Не то чтобы мы были дружны, но знакомы достаточно, чтобы проявлять некоторое великодушие. Странно было встретить его здесь и в такой роли (складывалось впечатление, что исполняет он её уже очень давно), но сейчас это не имело значения. По-хорошему, Миль сейчас имел полное право предъявить мне обвинение за нападение на сотрудника при исполнении, о чём я поначалу даже не подумал, но -- не стал. Что называется, вошёл в положение.

– Ну, рассказывай, - подбодрил меня тёмный.
– Что ты знаешь о струнах? Я результат применения пару раз видел, а вот тонкостей не знаю. Это же неудобное оружие.

– Это не оружие, - возразил я, одновременно отщёлкивая крепление на пряжке ремня.
– Точнее, не совсем оружие...

Струна -- это очень тонкая и очень прочная цепь из очень острых звеньев, концами вделанная в утяжелители, "колки". Традиционно те имеют листовидную форму, с вырезанным отверстием под палец, - у меня была как раз такая, - но встречаются разные варианты вплоть до тяжёлых кастетов, способных служить отдельным оружием. Струны никогда не были боевым оружием, несмотря на то, что при умении хорошей струной можно перерезать стальной клинок -- слишком они для этого неудобны. Изначально это было ритуальное оружие, полюбилось оно и наёмным убийцам: места почти не занимает, замаскировать можно как угодно, а перерезать шею, даже обезглавить жертву при должной сноровке не сложнее, чем хорошим клинком.

Сейчас свою роль оно сохраняло, и хотя постепенно теряло популярность, всё ещё оставалось оружием чести, иногда исполняя роль особо почётного орудия палача. Поединки с применением этого оружия носили, как правило, смертельный характер, хотя практиковались в основном среди старшего сословия: готовая струна стоила баснословных денег.

– Я уже говорил сегодня, что вы психи?
– задумчиво уточнил Мельхиор, когда я при помощи волоска продемонстрировал ему остроту лезвий, собрал струну нажатием больших пальцев на одинаковые рубины в колках и прикрепил к поясу. Было похоже на действие пружины, но чтобы избежать притупления лезвий во время хранения, в колках использовалась предметная магия.
– Ладно, убийце удобно, действительно -- быстро, бесшумно, никакой магии и минимум следов. Но тебе-то это зачем?!

– Это традиция, - спокойно пояснил я.
– Традиция не обязательно должна быть рациональной, но обязательно -- красивой. А профессионал со струной -- это красиво, красивее любого танца.

– Извращенцы, - проворчал он.
– Ладно, а кто из присутствующих здесь и сейчас может владеть подобным... безобразием?

– Понятия не имею, - я пожал плечами.
– Любой светлый, причём не обязательно из богатого рода и даже не обязательно со знатным именем. Оружие передаётся от отца к сыну, но я знаю случаи, когда оно в отсутствие наследников передавалось и девочкам. И -- да, женщина тоже вполне может обучиться владению струной, для этого не нужна большая физическая сила, а нужна ловкость. Даже какой-нибудь талантливый ребёнок вполне способен на такое, струной учатся владеть в совсем юном возрасте, годам к двадцати. А вообще может и из диких кто-то: одни боги знают, из какого рода они вышли и что о нём помнят.