Ямато-моногатари

105

Дочь Накаки-но Оми-но сукэ стала духами одержима [275] и заболела. Врачевателем [276] ее стал послушник Дзёдзо-дайтоку, и люди поговаривали о них разное. Да и на самом деле это были не простые сплетни. Стал он навещать её тайно, но люди принялись судачить еще больше, и вот он решил оставить этот мир и удалиться.

Укрывшись в местности под названием Курама, он совершал молебны и обряды. Но все он с любовью хранил память о той даме. Вспоминал он столицу и творил молебствия, погруженный в печаль о столь многом. Однажды, плача, лежал он ничком, посмотрел ненароком рядом с собой, видит — письмо. Откуда тут быть письму, подумал он, взял его, и оказалось оно от той дамы, по которой он тосковал. Написано было:

275

По народному поверью, болезнь насылают вселившиеся в человека духи.

276

Монахи в те времена часто выполняли роль лекарей.

Сумидзомэ-но Курама-но яма-ни Иру хито ва Тадору тадору мо Кахэри кинанаму В черной одежде монаха На горе Курама Обитающий человек Все блуждает, блуждает… Но как я хочу, чтобы он возвратился [277] —

так гласило письмо. Очень он был изумлен: да через кого же послала она, все ломал себе голову. Никак не мог понять, как же случилась такая оказия. Дивился он и как-то в одиночку дошел до ее дома. А затем снова скрылся на горе Курама. Потом послал ей:

277

Танка встречается в Госэнсю, 12, Кокинрокутё, 2 (раздел «Горы»), в Кондзяку-моногатари, 30.

Курама (название горы) имеет омоним кура, что значит «темный». Тадо-фу («плутать», «искать на ощупь») — энго к слову кура. Сумидзомэ — «цвет туши» — цвет одежды монахов-послушников, здесь используется как дзё к слову кура.

Караку ситэ Омохи васуруру Кохисиса-во Утатэ накицуру Угухису-но ковэ Только-только Удалось позабыть О любви, И вновь о ней запел Голос соловья [278] .

В ответ было:

Сатэ мо кими Васурэкэрикаси Угухису-но Наку ори номи я Омохиидзубэки И вправду, видно, ты Забыл обо всем, Если, только когда соловей Запоет, обо мне Вспоминаешь [279] —

278

Угуису («соловей») — аллегорическое обозначение дамы, в то же время созвучно выражению уку [намида-ни] хидзу, т. е. «в унынии заливаться слезами». Говоря «голос соловья», автор имеет в виду послание, полученное от возлюбленной.

Танка помещена в Кондзяку-моногатари, 30.

279

Танка помещена в Кондзяку-моногатари, 30.

так она сложила.

Дзёдзо-дайтоку еще сложил:

Вага тамэ-ни Цураки хито-во ба Окинагара Нани-но цуми наки Ё-во я урамицу Ко мне Столь равнодушную Покидая, Ни в чем не повинный Свет стоит ли мне упрекать [280] …

Эту даму в семье особенно берегли и лелеяли, и хоть сватались к ней принцы и самые высокие чины, но родители предназначали ее к служению государю и не разрешали ей выйти замуж. Но после того как все это случилось, и родители от нее отступились.

280

Танка помещена в Сикасю, 7, Кондзяку-моногатари, 30.

106

Хёбугё-но мия [281] , ныне покойный, в те времена, когда с этой дамой еще ничего не случилось, сватался к ней. Вот он однажды послал ей:

Оги-но ха-но Соёгу гото ни дзо Урамицуру Кадзэ-ни уцуритэ Цураки кокоро-во Как листья оги, Что от ветра поминутно Оборачиваются изнанкой, Так от ветра меняется Жестокое сердце [282] .

281

Хёбугё-но мия — принц Мотоёси (см. 227).

282

Танка помещена в Мотоёсимикогосю, содержит омонимы урами — «упрек», «обида», «ревность» и «любоваться бухтой».

Эту танка сложил он же:

Асаку косо Хито ва миру рамэ Сэкикава-но Таюру кокоро ва Арадзи-то дзо омофу Пусть неглубоким Людям кажется, Но, подобно реке Сэкикава, Сердце мое — не иссякнет оно Никогда, думаю я [283] .

Дама в ответ:

Сэкикава-но Ивама-во кугуру Мидзу асами Таэну бэку номи Миюру кокоро-во Реки Сэкикава Расщелины скал подмывающие Воды мелки, Подобно им, вот-вот иссякнет, Кажется мне, твое сердце [284] .

283

Танка помещена в Синтёкусэнсю, 14, и в Мотоёсимикогосю.

284

Танка содержит омонимы: Сэки в топониме Сэкикава и форма глагола сэку — «препятствовать», ивама — «расщелина между камнями» и «в то время, что говоришь», «пока даешь о себе знать», мидзу — «вода» и «не видеть». Второй смысл стиха складывается из этих намеков: «Если возникнут препятствия, то не станешь говорить со мной и видеться». Имеется в сборнике Мотоёсимикогосю.

Итак, эта дама ненадолго покидала столицу. Ходили о ней толки, и они совсем не встречались. Но однажды принц пришел к ней, когда луна светила очень ярко, и сложил:

Ёнаёна ни Идзу-то мисикадо Хаканакутэ Ириниси цуки-то Ихитэ яминаму Каждую ночь, Выйдя, показывается, Но тут же, недолговечная, Заходит луна, так и Ты, поэтому порвем нашу связь [285] —

285

Танка содержит омонимы: идзу — «когда» и «выходить», т.е. «Когда ты покажешься?», помещена также в Мотоёсимикогосю.

так изволил он сказать. И вот как-то эта дама подобрала оброненный принцем веер, взглянула, а там рукой неизвестной женщины было начертано:

Васураруру Ми ва вага кара-но Аямати-ни Наситэ дани косо Кими-во урамимэ Забыл Меня — и пусть считаешь, Что я пред тобой Виновата, все же Я упрекаю тебя [286] .

Увидев, что было там написано, дама приписала рядом:

286

Танка имеется в Мотоёсимикогосю и Канэскэсю.

Ююсику мо Омохоюру кана Хитогото-ни Утомарэникэру Ё-ни косо арикэрэ О, как прискорбно это, Думается мне, Каждая Становится тебе постылой. Хорошо ли так [287] …

так написала. Потом эта же дама:

Васураруру Токиха-но яма-мо Нэ-во дзо наку Акино-но муси-но Ковэ-ни мидарэтэ Позабыла [осень] О горах с вечно зеленеющими деревьями, и те Громко стонут, Сливаясь голосами С плачем осенних цикад [288] .

287

Танка помещена также в Мотоёсимикогосю.

288

Танка содержит омонимы: токи ва — «время» и «вечнозеленый», аки — «осень» и «пресыщение». Поэтесса хочет сказать, что сама подобна горам с вечнозелеными деревьями, о которых осень забыла; пресытившись ею, забыли и ее.

Ответом было:

Наку нарэдо Обоцуканаку дзо Омохоюру Ковэ каку кото-но Има ва накэрэба Хоть и плачешь, Но не очень-то Верится мне. Ведь голос не слышится Мне сейчас.

И еще тот же принц:

Кумови-нитэ Ё-во фуру коро ва Самидарэ-но Амэ-но сита-ни дзо Икэру кахи наки В колодце из облаков Когда ночами льет, В Поднебесье, Залитом дождем пятой луны, Жить бессмысленно [289] .

289

Танка содержит омонимы: фуру — «проходить» (о времени), «жить» и «идти» (о дожде), самидарэ — майский дождь и мидарэ — «смятение», амэ — «небо» и «дождь», Кумои — «колодец облаков» и аллегорическое обозначение дворца. То есть «Как бессмысленна жизнь, если век проходит во дворце, вдали от тебя. И сердце в таком смятении». Все эти слова, включая ё — «ночь» и хи — «день» — энго к слову амэ — «дождь».

А в ответ:

Фурэба косо Ковэ мо кумови ни Кикоэкэмэ Итодо харукэки Кокоти номи ситэ Только потому, что льет, И голос в колодце из облаков Слышится. Все дальше и дальше [ты от меня] — Одно я чувствую [290] .

107

Тому же принцу другая дама:

Афу кото-но Нэгафу бакари-ни Наринурэба Тада-ни кахэсиси Токи дзо кохисики О встрече с тобой Прошу беспрестанно Теперь. И если, не встретив тебя, возвращаюсь домой, И тогда с любовью думаю я о тебе.

290

В танка обыгрывается слово фурэба («льет») в двух значениях: к себе дама относит «громко рыдать» (фуритатэтэ наку), к принцу значение «жить». «Ты живешь, и голос твой во дворце слышится»; «Я громко рыдаю, и тебе во дворце голос мой слышен».