Яромира. Украденная княжна

Сделав первый глоток, Яромира закашлялась и едва не выплюнула горький, крепкий напиток прямо на палубу. Кто-то постучал ее по спине, и княжну отбросило вперед. От позорного падения ее спас конунг, рядом с которым она сидела. Харальд вытянул руку, и княжна врезалась в нее грудью.

Знамо дело, почти тотчас раздался смех.

— Да кто вас таких неженок растит-то в Альдейгьюборге! — принялись зубоскалить мужчины.

— Только тронь — рассыпется, поди!

— Слабые женщины рожают слабых сыновей! — ко всеобщему веселью присоединился и кормщик Олаф.

Яромира закусила губу и опустила голову, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы. Она стиснула рыбий хвост и представила, как запускает тушку прямо в лоб особо веселившимся викингам.

Видит Светлая Макошь, она крепилась. Она старалась, изо всех сил старалась не плакать. Во-первых, ладожской княжне негоже. Во-вторых, она все же дочь князя Ярослава, и не хотела позорить отца.

Она не плакала, когда очнулась в землянке с тремя подлецами. Не плакала, когда они увели ее куда-то глубоко в лес. Не плакала, когда уразумела, что двое из них глядят на нее с безумным вожделением. Когда сбежала от них, тоже не плакала! Когда одна скиталась по лесу, когда воровала молоко из избы незнакомых людей. Даже потом, на том клятом берегу, будучи загнанной в ловушку, она крепилась. Очнувшись на драккаре в окружении толпы незнакомых, страшных, диких мужиков, она тоже не плакала. Чуть от страха не умерла, но и слезинки не проронила.

Но всему приходит конец, и нынче вечером пришел конец ее выдержке.

То ли насмешки, то ли глупая твердая рыба, которую она отчаянно хотела, но никак не могла раскусить — что-то стало для нее последней каплей.

Яромира вскочила на ноги, уже на заботясь о том, что над нею вновь будут издеваться, и позорно сбежала в свое хлипкое укрытие, скрывшись ото всех за занавесью.

Ее трясло от злости, обиды и несправедливости. Слезы по щекам катились словно сами по себе. Она не моргала даже, а они все лились и лились.

Она ждала, что последует оглушающий раскат хохота, но на драккар вдруг опустилась тишина. Даже разговоры разом смолкли. Даже те, которые прежде велись и ее не касались. Слышен был лишь тихий плеск волн да громкие крики чаек.

Яромира сердито продолжала всхлипывать. Поглядела бы она на толпу этих зубоскалов, окажись кто из них слабой девкой в потрепанной поневе, не умевшей сражаться да оружием толком не владевшей. Вырви их кто из привычного, знакомого мирка да выкинь за порог одну-одинешеньку, толкни навстречу неведанному, опасному, злому.

Жалость к себе помогла, и вскоре княжне сделалось повеселее. Живот все еще сводило от голода, и ближе к закату Яромира с тоской вспоминала перевернутую чарку с пивом, которую она задела, когда сбежала с места общей трапезы, и откинутую куда-то рыбу. Могла бы погрызть ее, коли откусить не судьба.

Тихие шаги заставили ее насторожиться и замереть.

— Дроттнинг, — позвал Харальд и, чуть обождав, привычно обошел занавесь и уселся на край самой ближней лавки, чтобы видеть княжну.

Откинув в сторону верхнюю серую тряпицу, он протянул ей сверток.

— Возьми, — недовольно поторопил конунг, когда Яромира помедлила.

В свертке она обнаружила криво нарубленные куски соленой рыбы. Уже без хвоста и головы, без плавников и почищенные от особенно жесткой чешуи.

«Я ладожская княжна!» — свирепо напомнила самой себе Яромира, когда рот наполнился слюной, и она едва не набросилась на угощение, словно оглодавший волчонок.

— Благодарю тебя, — степенно сказала она и сглотнула слюну, медленно взяв из рук Харальда сверток и также медленно поднеся к губам первый кусочек.

Конунг, глядя на нее, вдруг весело фыркнул. Усмешка мелькнула на суровом, обточенном ветрами и морем лице и пропала, но Яромира поразилась тому, как — пусть и на мгновение! — оно изменилось, когда Харальд улыбнулся.

— Ешь, как угодно, дроттнинг. Мне нет дела, — сказал он.

Яромира ответила не сразу, увлеченно пытаясь разжевать жесткое мясо.

— Ты должна научиться разделывать рыбу сама, — добавил Харальд. — Я не твоя кормилица.

С трудом проглотив застрявший в горле кусок, Яромира облизала соленые губы.

— Я бы могла, конунг, — также серьезно отозвалась она. — Коли бы ты дал мне нож, как я просила.

Диво, но море не расступилось, обнажив дно, когда Харальд усмехнулся второй раз за один вечер.

— Твое снадобье вышло неплохим, — он заговорил совсем о другом.

Княжна сперва нахмурилась, не понимая, куда он клонил, но после ее лицо разгладилось. Несколько дней прошло, как она врачевала ранения самого конунга и его дружинников. Верно, они заживали неплохо. Всяко лучше, чем промывать их жгучей соленой водой.

— Повязки чистые, без гноя.

— Но не твои… — вырвалось у нее раньше, чем Яромира успела даже подумать!

Захотелось поспешно зажать ладонями рот и вернуть глупые слова их глупой хозяйке. Судя по залегшей меж бровями складке на лице Харальда, ему они тоже не пришлись по нраву.

Да, она подглядывала тайком за конунгом и примечала, что тот, не жалея себя, вольно и невольно заставлял края раны расходиться, и на его рубахе на спине багряная полоса уже, верно, въелась в полотнище навечно.

Только вот об этом северному конунгу ведать не следовало!

Яромира поджала губы и сердито тряхнула головой. Харальд молчал, ничего не спрашивая. Ей бы у него поучиться…

— Ты не подмешала ничего дурного в свой ведовской отвар.

У нее невольно вырвался вздох облегчения, когда мужчина продолжил то говорить, что намеревался сказать изначально.

Его слова вызвали у нее слабую тень улыбки. Как бы она могла что-то подмешать? Даже если бы и хотела? Мужчины не сводили с нее взглядов, когда она набирала сушеные травы из мешочков и смешивала их.

— Если я дам тебе нож, дроттнинг, обещаешь ты, что не сотворишь с ним ничего дурного?

Харальд окинул ее требовательным взглядом от макушки до пят, и Яромира неуютно заерзала. Она подумала об Иваре. Он пытался ее задушить, и она смогла тогда отбиться… но кто поручится, что ей повезет во второй раз?

— Твой племянник, — хрипло выдохнула она.

Мысли путались под его взглядом. Казалось, он видел ее насквозь.

Харальд нахмурился.

— Ивар больше не посмеет тебя тронуть.