Яромира. Украденная княжна
Шрифт:
— Их мертвые никогда не попадут в Вальхаллу, — растолковал он потом. — В место, где чествуют воинов после смерти. Из-за того, что мы закопали их, словно зверье.
Чеслава давненько не видела у князя такой ненависти. Даже непримиримая вражда с хазарами не вызывала у него ярости. Гнев его был похож на медленно тлеющие угли. Но варяги… то было совсем иное. Неистовый пожар разгорался в душе Ярослава, смертоносный и исступленный, пожирающий все на своем пути.
Они были слепы. Были слепы, когда посмеялись, получив то первое послание из Нового Града.
И собственная оплошность
Спустя два дня они покинули густой лес и берег реки и оказались на широкой, утоптанной дороге. Им начали попадаться встречные путники: купцы с подводами товаров; крестьянские семьи, спешащие на торг. Текла привычная, размеренная жизнь, и никто еще не ведал о той страшной угрозе, что нависла над ними всеми.
На четвертый день после битвы, когда поутих немного гнев, и спала злость, Чеслава осмелилась спросить, отчего Ярослав обошел терем Велеградского княжества стороной. Ведь это на его землях варяги сожгли поселение. И напали на дружину чужого князя.
— Толку-то? — хмыкнул Ярослав в ответ. — Они пойдут под руку Рюрика, коли тот посулит серебро. Но и выставят вместе с нами воинов, коли наш кусок каравая будет краше.
Воительница лишь озадаченно кивнула и потерла широкий лоб. Ей всех этих уловок никогда не постичь!
Было еще одно, что ее терзало.
Княжич.
После стычки с варягами тот сделался тише воды, ниже травы. Он и прежде не был шибко разговорчивым: не чета сестрам в его зимы! Но нынче и дюжины слов от него за день Чеслава не слышала.
Ему порядочно досталось от варягов. Ехать целый день напролет верхом, когда деревом пересчитали позвонки на твоем хребте, было тяжко. Тут и взрослый муж уморился бы, что говорить о мальчишке, пусть и княжеском сыне, пусть и выдержавшем Посвящение. Но разве ж синяки на спине мешают говорить?..
Что-то терзало Крутояра, и без его пестуна, десятника Горазда, да воеводы Стемида, к которому княжич всегда тянулся, была Чеслава самым близким для него человеком из всей отцовской дружины. Она знала, что к кому, к кому, а к князю со своей печалью он не пойдет.
В самый последний вечер она засиделась у костра. Вячко напротив нее любовно водил куском тряпки по лезвию меча, в котором отражались отблески пламени. Вскоре должен был наступить их черед стоять в дозоре. Даринка, к которой Чеслава успела прикипеть, крепко спала чуть поодаль, укрытая по самый нос плащом воительницы.
Крутояр тоже долго не уходил. Сидел и смотрел на языки пламени и взвивающиеся в небо яркие искры.
— Чего пригорюнился, княжич?
Чеслава — прямая, как палка — не придумала ничего лучше, как спросить в лицо. Ну, не умела она ходить вокруг да около, не умела исподволь что-то узнавать. Да и не шибко хотела учиться.
Крутояр едва заметно вздрогнул: такого вопроса он не ожидал. Повел плечами, растрепал волосы на затылке и бросил на Чеславу быстрый взгляд исподлобья. Он явно колебался, стоит ли открывать рот, но, видно, устал все носить в себе. Поэтому вздохнул и сказал.
— Когда варяги налетели, от меня никакого прока не было.
Воительница прикусила язык. Она помнила Крутояра совсем еще дитем и потому хотела воскликнуть:
да ты мал еще в сражениях бывать! Какой прок? Следовало укрыться понадёжнее да у взрослых мужей под ногами не болтаться.Но перед нею сидел княжич, а с него спрос иной.
— И я меч оставил, когда в лес тогда пошел… когда с тобой договорил, — совсем уж с трудом вытолкнул из себя Крутояр.
Коли уж начал, то доводи до конца. Так его учили, и потому он произнес совсем неприглядную для себя правду.
— Я был без оружия. Меня схватили, словно слепого кутенка, — Крутояр клацнул зубами, сердито махнул головой и уставился в костер.
— Ты же не ведал, что варяги налетят…
— Отец ведал. Он с мечом был, — отрезал княжич и снова вздохнул.
— Ну, так сколько твоему отцу зим… — Чеслава слабо улыбнулась. — Он князь. Сколько тех сражений он видел.
— А я княжич! — вскинулся побледневший Крутояр. Он злился, но на самого себя. — Я должен…
Воительница вновь хотела заговорить, но наткнулась на пристальный взгляд Вячко. Он покосился на Крутояра и едва заметно качнул головой. Чеслава вопросительно изогнула брови, но, обдумав все, промолчала. И больше ни о чем княжича не спрашивала.
А следующим утром они добрались до отдаленного местечка, где собирались князья на вече.
— Расступитесь! Дорогу Залесскому князю!
Когда зычный голос разнесся по всему подворью, Чеслава невольно покосилась на Ярослава: тот не повел и бровью.
Дружина во главе с князем сидела за широкими, дубовыми столами, вытащенными наружу. Они токмо вышли из бани — самое то после долгой дороги — и наскоро перекусили хлебом и холодным мясом. Ни с кем и словом обмолвиться не успели.
И вот. Отец княжича Воидрага, брат воеводы Видогоста пожаловал самым первым.
Ярослав смотрел прямо перед собой. Он был расслаблен — чистая рубаха навыпуск, даже не подпоясана; плащ наброшен на плечи и никак не закреплен. Волосы небрежно перехвачены потрепанным шнурком. Он был расслаблен, но одна рука его сжимала лежавшие на лавке ножны с мечом. И вся дружина вокруг него была при оружии.
— Дорогу Залесскому князю! — вновь рявкнул тот же голос.
Чеслава проглотила вздох. Ярослав ведал, что делал. Коли намеренно держал князя Военега у ворот — стало быть, так нужно. Вскинув голову, она натолкнулась на его насмешливый взгляд.
Не став дожидаться третьего окрика, Ярослав поднялся, прихватив ножны, и пошел к воротам, даже не заправив в портки рубаху, на вздев воинский пояс. Кмети потянулись следом, оставив на столах недоеденный хлеб и недопитый ягодный взвар.
Залесского князя Военега Чеслава видела впервые. Но коли встретила бы в толпе, то непременно узнала бы. Он был схож и с братом, и с сыном.
Мужчина злился. В окружении вооруженных, одетых в броню кметей он стоял прямо напротив ворот, широко расставив ноги и подбоченившись. Богатый плащ-корзно развевался за его спиной, гонимый ветром. На тусклом солнце неярко поблескивала нарядная, багряная рубаха. Он был темноволос, и в бороде и на висках угадывалась седина. Темноволос и красив.